Из тьмы - Николай Золотарёв-Якутский

Уосук опустил голову. Он чувствовал, что в словах Максима было много правды.

— Так что же, по-вашему, — тихо сказал он, — я должен был отказаться и тем самым погубить себя?

— Ну, так мы не говорим. Мы, собственно, тебя и не осуждаем. Не ты виноват, а вся обстановка в стране, вынуждающая бедняков продавать богатым и себя, и своих детей.

— Главное, — добавил Платон, — чтобы ты никогда не забывал, чей ты родом. И перестань, ради бога, ошиваться у этих лавок! Если хочешь быть настоящим человеком, стань учителем. Просвещай народ, зови его к лучшей доле!

— Ребята, чайку страсть как хочется! Кончай дискуссию! — заныл Миша.

Все рассмеялись.

— Хорошо. Чайку — и по домам. Расходиться по одному, — сказал Максим. Очевидно, он был старшим в этом кружке. — Приходи к нам, Иосиф, и в другой раз! Правда, собираемся мы не часто… Если хочешь, мы тебя позовем.

Глава десятая

Клятва. «Как я жил раньше? Словно закрыв глаза»

Через неделю Платон снова предложил Уосуку «поговорить о литературе». На этот раз он повел его совсем на другой конец города, но и там оказалась такая же бедная юрта. И снова о литературе не было сказано ни слова. Опять расспрашивали Уосука о нем самом, о его родителях, о купце, о сынках Разбогатеева. Уосук понимал, что ему все еще не доверяют, но не обижался. Он понял с первой встречи, что дело, которым они занимаются, далеко от изящной словесности. Все кружковцы казались ему замечательными. Он удивлялся их уму и осведомленности во многих вопросах, над которыми сам даже не задумывался. Чувствовалось, что они не ограничиваются тем, чему учат их в семинарии, пытаются понять жизнь во всей ее сложности. Уосук, конечно, не мог знать, что Платон Слепцов через каких-нибудь пять лет станет известнейшим якутским поэтом Платоном Ойунским и вместе с Максимом Аммосовым встанет во главе нового государства — Якутской Автономной Республики, что и из других участников кружка вырастут по-настоящему большие люди.

В тот вечер заговорились допоздна. Наутро Уосук долго не мог проснуться. Разбудила его хозяйка.

— Вставай, дружок! — тормошила она, — Негоже спать так поздно. Занятия пропустишь.

Уосук торопливо вскочил.

— Неужто и ты загулял? — с тревогой спросила асессорша.

— Что вы, Мария Ильинична! — улыбнулся Уосук. — У одного товарища сидел. Редкую книгу достали.

— А я уж думала… Твои-то… братья, что ли… Опять в три пополуночи явились. Ох, господи! Нынче вновь уроки пропустят. Написал бы ты, дружок, Николаю Алексеевичу. А то как бы не досталось нам с тобой на орехи.

— Напишу, пожалуй, — сказал Уосук, чтобы успокоить старуху. Познакомившись с кружковцами, он и думать забыл о сыновьях Разбогатеева.

Сам купец время от времени присылал всем троим спокойные, почти равнодушные письма. Уосук сначала отвечал на них подробно, потом это занятие ему надоело. В последнее же время голова его была занята только кружком.

В третий раз Платон вел его кружным путем и все время оглядывался.

— Что это ты головой вертишь? — не выдержал наконец Уосук.

— Смотрю, как бы «хвоста» не подцепить.

— Какого хвоста?

— Потом узнаешь.

Уосук догадался, что Платон имеет в виду полицейских сыщиков.

Они обогнули Талое озеро, прошли какими-то переулками и, как и раньше, выбрались к покосившейся юрте. Внутри оказались те же семинаристы. Они были сосредоточенны и суровы.

— Садитесь, — махнул рукой вошедшим Максим. — Друзья, мне кажется, мы должны окончательно решить, примем Иосифа Токурова в кружок или нет. У кого есть вопросы к Токурову?

— У меня, — встал Миша Ксенофонтов. — Скажи, ты хочешь быть с нами?

— Хочу.

— Имей в виду, что мы изучаем совсем другую литературу, чем в семинарии. Тебя это не смущает? — нахмурил брови Платон.

— Мне всегда было интересно узнать что-либо сверх программы, — улыбнулся Уосук.

— За такой интерес ты можешь вместе с нами угодить за решетку. Понял?

— Понял.

— Кружок наш секретный. Цель его — вести борьбу против всех и всяческих угнетателей народа: чиновников, помещиков, толстосумов, в том числе купцов. К этому ты готов?

— Готов.

— И ты не дрогнешь? Не струсишь? Не выдашь?

— Нет.

— В таком случае ты должен дать клятву.

«Нет… Они не шутят, — думал Уосук, испытующе глядя на юношей. — А почему Максим так подчеркнул: в том числе и купцов? Намекает на Разбогатеева? Да, видимо, так. Не знают они Николая Алексеевича. Он не такой, с ним бороться не надо. А с другими… готов драться до последнего».

— Согласен ли ты дать клятву?

— Согласен.

— Нет! Не верю! — вдруг воскликнул Ксенофонтов. Нельзя верить таким, как он! Продавшийся сам, может продать и других!

Уосук вздрогнул, словно его огрели плетью.

— Зачем обижаешь товарища? — спокойно сказал Аммосов. — Он тут ни при чем. Его обманул матерый хищник, пронырливый и хитрый купец. Мы уже говорили об этом, Миша! За Иосифа ручается Платон. Он же и примет клятву.

— Как потомок шамана и сам олонхосут[13], призываю Иосифа, сына Никифора, поклясться старинной якутской клятвой, сидя на конском черепе! — торжественно и страшновато сказал Платон.

Он достал из-под нар заранее приготовленный череп, блеснувший пожелтевшей костью. Положив его на плетеный стул, он усадил Уосука верхом на череп. Стул стоял вплотную к очагу, и Уосук чувствовал затылком дыхание огня. Платон отрезал ножом три пряди волос с висков и темени Уосука и, шепнув какие-то слова, бросил в пламя.

— Ты клянешься не только нам. Ты клянешься священному огню, — сурово сказал он.

Уосук кивнул головой.

— Повторяй за мной, не пропуская ни единого слова.

Платон опустил правую руку на темя Уосука и глухим, но отчетливым голосом начал:

Приношу я клятву священнуюУ огня моего великого.Освещающего, согревающего,От напастей оберегающего!

Клянусь родным своим очагом,Что не дрогну перед врагом.Скорее вырвут мой язык,Чем из груди моей вырвут крик.Все, что услышу, узнаю — скрою,В сердце своем навеки зарою!

Ни бумаге, ни человеку,Ни намеренно, ни случайноВовекиНе доверю я нашу тайну.

Огонь священный, совесть моя,Испепели мою душу,Если когда-нибудь яКлятву эту нарушу!

— Кончено, — добавил он обычным голосом. — Теперь ты, Иосиф, — член нашего кружка.

Все поздравили Уосука.

— Садись, ребята, — сказал Максим. — Перейдем к нашим занятиям.

«Вот оно, начинается», — подумал Уосук. Церемония клятвы и взволновала, и позабавила его. Зачем клясться? Ему и без того никогда бы в голову не пришло выдать друзей.

Максим снял с вешалки свой пиджак, отпорол подкладку и извлек сложенную во много раз пожелтевшую газету.

— Эта газета — орган большевистской фракции РСДРП. Называется она «Трудовая правда». — Максим разгладил газету ладонью. — Печатается и распространяется нелегально. Мне достался номер, вышедший в июле 1914 года.

— Откуда? — с удивлением спросил Уосук.

— Орел в когтях принес, — улыбнулся Максим.

Уосук прикусил язык. А он-то думал, что парни шутят, пугая его какими-то врагами. Теперь он почувствовал ко всем этим ребятам невольное уважение. Конечно, и во взрослом деле они оставались мальчишками, но дело то было серьезным! «Хорошо, что я с ними», — подумал Уосук.

— А что такое РСДРП? — сорвалось у него с языка.

— Российская социал-демократическая рабочая партия, — растолковал Максим. — Состоит из двух фракций: большевиков и меньшевиков.

— А кто такие… начал было Уосук и осекся, увидев, что кружковцы с осуждением смотрят на него. «Наверное, это самые простые вещи, а я их не знаю, — огорчился Уосук. — Столько книг прочел, а зря… Надо повнимательнее слушать, что они говорят».

Аммосов прочел статью из газеты.

— Как видите, еще в довоенный месяц большевики выступали против войны. И что же мы видим? Война действительно началась и принесла народам неизмеримый вред.

— А богачи рады! — отозвался Ксенофонтов. — Взять хотя бы купца Никифорова, сына Монеттаха. Нажился на военных поставках, завел торговлю с Китаем, Японией!

— Волостные воинские начальники составляют списки молодых парней — русских крестьян, татар. Летом, видимо, на войну отправят, — тихо сказал Исидор.

— Это что! Говорят, и до якутов добрались. Никогда не брали в армию, а теперь будут!

— Его величеству потребовалось пушечное мясо, — с горькой иронией произнес Максим. — Когда-то цари клятвенно обещали не брать якутов в войско как малочисленный народ. Да долго ли царю нарушить клятву! Разогнал же он Государственную думу, право на которую народ завоевал революцией 1905 года!