Янки при дворе губернатора - Виктор Сбитнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да я же её знаю! – Альберт радостно стукнул Абдуллу по плечу. – Она в управлении ГИБДД пресс-службой заведует. Замечательная женщина. Никогда с ней никаких проблем у нашего брата не бывает.
Расследование началось
Примерно, минут через сорок, приподнявшись над коченеющим телом распростёртого Андрея, майор Наскоков озабоченно сказал:
– Однако, к делу, – и, нетерпеливо потирая руки, тут же добавил: Я насчитал на теле убитого пять пулевых отверстий…
– Два – по касательной, два – в область печени, и одно – в грудь, под левую ключицу, – продолжил за Наскоковым Сулейменов. После вскрытия скажу точнее.
– Я полагаю, по нему как минимум три очереди выпустили, – предположил Агапов, осматривая сбитые ветки. – Стреляли из положения лёжа, а потому первая ушла метром выше, в ствол. Второй его, похоже, зацепили по касательной. Он замешкался…
– И подставился, – закончил фразу своего подчинённого майор.
– Я слышал ровно три коротких очереди, – подтвердил предположения полицейских Альберт.
Поколдовав над трупом ещё несколько минут, Абдулла сказал, что тело, пожалуй, можно и забирать. Картина вполне ясная. В это время Агапов нашёл лёжку стрелка и несколько стреляных автоматных гильз. Обрадованный, он тут же сказал Сулейменову:
– Протектор следа можно снять запросто и пальчики на пеньке, из-за которого он палил. Правда, он влажноватый…
– Ничего там не трогай, – прикрикнул на опера эксперт и что-то недовольно буркнул в том смысле, что яйца курицу не учат. Некоторое время притворно поприрекавшись на тему кто из них яйца, а кто курица, молодые полицейские принялись укладывать мёртвого учителя в чёрный полиэтиленовый мешок.
– Ну что, пошли с родными потолкуем. – Приказным тоном сказал Наскоков. – Ох, и неприятная это процедура, скажу я вам. Больше пятнадцати лет на службе, а так и не привыкну…
– Давай, я начну, Иван? – Предложил не на шутку удручённому майору Альберт.
– А что, валяй. Ты его недавно живым видел, и насколько я понял, успел неплохо изучить. А главное, имеешь свои основательные виды на это убийство… В общем, считай себя членом нашей следственной группы. – Майор заметно повеселел, вновь потёр ладонями одна об другую. – Действуем по старому доброму социалистическому принципу: ты – мне, я – тебе…
– По-моему, этот принцип характерен для всех формаций, начиная с доисторического времени, – усмехнулся Альберт. – Даже зверьё им пользуется. Есть в Африке маленькие птахи, наподобие колибри, которые обитают возле водоёмов. Так вот, они чистят крокодилам зубы, выклёвывая застрявшие в них остатки пищи. И крокодилы их за это не трогают. И крокодилы довольны, и птички сыты. И таких примеров – тьма! Вон хоть наших президента с премьером возьми… Та же рокировка.
Тем не менее, к учительскому дому Альберту шагалось не очень, даже колени предательски подрагивали…
Альберт называет мотивы
Услышав скрип открываемой калитки, на крыльцо дома вышел Карл Юханович и сразу отчего-то тревожно нахмурился. Альберт набрал полную грудь воздуха и с тоской в голосе, неотрывно глядя в глаза пожилому финну, решительно, как ему самому показалось, проговорил:
– Я к вам с плохой вестью. Около часа назад Андрея застрелил в лесу, в версте отсюда неизвестный. Это следственная группа из Центра, хотят с вами поговорить после того, как вы несколько придёте в себя. К удивлению журналиста, мужчина вполне совладал со своими чувствами, лишь веко его неестественно дёрнулось, да рука невольно упёрлась в косяк. Он понуро опустил голову, с напрягом прошептал куда-то в пространство:
– Но за что?
– У нас есть кое-какие соображения на этот счёт, и мы бы хотели с вами их обсудить. Мы пойдём присядем вон на то брёвнышко, – Альберт указал на сосновую опушку. – Покурим пока, а вы минут через десять подходите. Не помешал бы, полагаю, и ваш крепкий напиток, прежде всего, для вас самих…
– Да, конечно, – согласился Санталайнен. – Я только сейчас жене как-нибудь сообщу, может быть, придётся её корвалолом напоить… Вы на машине? Вдруг у неё что с сердцем? Альберт лишь молча кивнул в ответ…
В доме царила тишина. Только что потерявшая сына Марта Густавовна ни голосила по деревенскому обычаю, не заламывала рук, не проклинала судьбу-злодейку. Более того, вскоре она вышла во двор вместе с разом осунувшимся мужем, держа в руках металлический поднос с мочёными яблоками и бутербродами с ветчиной и домашним сыром. Сам хозяин дома нёс в одной руке бутылку со спиртным, а в другой – стаканы. Возле брёвнышка торчали два огромных пня. На них и расставили всю принесённую снедь. Молча разлили светло-оранжевую жидкость, взяли стаканы в правую руку, по яблоку – в левую. Санталайнен буднично предупредил:
– Гнал из медовухи. Крепкий очень, за пятьдесят градусов… И махнул полстакана единым духом. Выпили и остальные. Согласно захрустели яблоками.
– Мы искренне вам соболезнуем, Карл Юханович, – начал нелёгкий разговор Альберт. – Но поймите нас правильно, мы просто обязаны начать расследование уже сейчас, так сказать, по свежим следам. Это во-первых. А во-вторых, сдаётся мне почему-то, что преступник не один и на этом не остановится.
– Поэтому, – подхватил мысль Альберта майор, – если вам не трудно, постарайтесь вспомнить последние месяцы жизни вашего сына… Может, их что-то отличало от прежнего времени? Что-то специфическое… Настроение, характер разговоров, может, какая-то особая озабоченность появилась, тревога? О его делах в интернате, если можно, подробнее. В это время, видимо, незапертая калитка распахнулась, и во двор дома шагнул участковый Николай. Вид у него был смятенный, растерянный. Он кивком поздоровался сразу со всеми и неловко присел на край скамьи.
– Ну что сказать? – Задумчиво и печально начал Санталайнен. – Конечно, мальчик сильно изменился, особенно в последнее время. Стал каким-то нервным и скрытным. Раньше он любил рассказывать нам с матерью о своих детках, об их успехах в английском, про олимпиады, которые они, кстати сказать, выигрывали, в том числе и в областном центре, а тут как-то замкнулся, зажался – словом, весь сосредоточился на чём-то своём.
– Когда примерно вы это в нём заметили? – Невольно перебил старика Альберт.
– Да, с год назад, а то и по более того. – Скорбные складки на лбу у осиротевшего вдруг отца проступили ещё явственнее. Весь он осунулся и заметно стал как будто ниже ростом. – Я первое время, конечно, пытался как-то его разговорить, расслабить, даже, чего греха таить, подливал ему вот этой штуки, – Санталайнен слегка подрагивающей рукой ловко ухватил бутылку за донышко и налил ещё по одной, на этот раз и участковому тоже. Молча выпили не закусывая, только участковый взял из блюда мочёное яблоко и сосредоточенно стал вытягивать из него рассол.
– Ну и?.. – нетерпеливо обратился к хозяину майор Наскоков. – Разговорили хоть на что-то? Алкоголь всё ж таки развязывает язык, особенно мало пьющим или не пьющим вовсе.
– Да, однажды он сорвался, не выдержал, стал ругать время, областную власть, которая устроила в интернате «филиал ЦРУ».
– Прямо так и сказал? – Нервно завозился на бревне Альберт.
– Именно так. Ну, говорил, что эти приехавшие из Штатов гуманитарии всё подмяли под себя, всех держат на коротком поводке, даже заместителя губернатора, не говоря уж о директоре интерната и учителях… Что везде суют свой нос, не дают, как прежде, работать с детьми. Что если нам раньше мешала коммунистическая идеология, то теперь – американская, только в ещё большей степени. Коммунисты хоть на свою страну работали, а эти… Если бы мы что-то подобное позволили себе в Штатах, то нас бы тут же депортировали, и это в лучшем случае, а, скорее всего, пришили бы шпионаж, терроризм, педофилию или ещё что-либо подобное… И что со всем этим делать – ему не ведомо, потому что «стучать» в ФСБ ему как-то не с руки. Оказывается, когда он учился в университете, на него на самого туда «стучали».
– Это интересно, – сказал майор, – только к нашей епархии не относится.
– Как знать? Как знать? – не согласился с ним Альберт. – Очень часто самая кондовая уголовщина выползает именно из политики. Нам ведь важно нащупать мотивы, верно? А они, сдаётся мне, уже начинают проступать.
– Ну и? – Вновь проявил нетерпение Наскоков.
– Андрей давно был недоволен деятельностью американцев, которые, как пить дать, совсем не те, за кого себя выдают. Ведь не случайно он назвал интернат филиалом ЦРУ! И они, судя по всему, об этом догадывались, а, я даже уверен, что наверняка знали. Попробовали его купить, а он не продался. Что с ним делать? Поскольку последнее время он был таким зажатым, напряжённым, его, скорее всего, шантажировали… А он просто не хотел беспокоить родителей этими своими проблемами, не так ли, Карл Юханович?