Умереть, чтобы жить - Марина Крамер

— Тебе обязательно надо лезть под кожу? Я не хочу говорить на эту тему — ни с тобой, ни с кем-то еще, неужели непонятно?

Тихонов сперва оторопел, потом пожал плечами и произнес:

— А орать-то зачем? Удивительно, как с такой нервной системой ты ухитрилась такое расследование замутить.

— Если бы ты знал, ради чего я это замутила, как ты выразился, то больше не задавал бы вопросов, — огрызнулась Стахова.

— Так перестань загадывать загадки и расскажи, — спокойно посоветовал он. — Я по натуре человек любопытный и дотошный, как все бывшие педагоги, пока до истины не докопаюсь — не успокоюсь.

И Ника поняла, что легче будет один раз выложить все настырному Тихонову, чем в каждом последующем разговоре натыкаться на одни и те же вопросы.

— У меня сын от Гавриленко, владельца «Изумрудного города», — вздохнув, сказала она, глядя под ноги. — Максим погиб, даже не узнав о том, что он должен родиться. А я знала, что его убили.

— Убили? Вроде там авария была, разве нет?

— Не совсем. Авария была — но ее организовали. И я знала, кто это сделал. Не думаю, что ты, например, обладая такой информацией, смолчал бы.

Тихонов задумался, глядя куда-то поверх Никиной головы, что было довольно непросто — ее рост несколько превышал рост самого Саныча. Стахова закурила еще одну сигарету, чувствуя, как першит в горле — в Праге она столько не курила.

— Н-да… — протянул он наконец, — сильно… Кто еще об этом знает? Я имею в виду — у нас, в редакции?

— Только Федя.

— Ну, из Феди, понятное дело, не вытянешь. Больше никому не говори — ну их к черту, балаболов. — Тихонов поежился: — Тебе не холодно? Ветер что-то поднялся.

Ника пожала плечами — ей было жарко, как, впрочем, всякий раз, когда она заставляла себя рассказать кому-то хоть часть своей истории. Сейчас, стоя на ветру в трикотажной полосатой водолазке и легких джинсах, она совершенно не чувствовала ветра, который крутил вокруг них с Тихоновым какие-то бумажки, обрывки сигаретных пачек и пустые стаканчики из-под йогурта — некоторые из журналистов имели нехорошую привычку бросать тару там же, где опустошали ее.

— Саныч! Ника! — оба повернули головы — к ним, спотыкаясь, бежала Лена. — Вас ищут там!

— Что случилось?

— Сейчас Луцкого полиция забрала!

— Не понял… — протянул Тихонов, вставая и помогая подняться Нике.

— Он к нам приехал зачем-то, и тут — хоп! — полиция. Наручники надели — и увезли, — запыхавшись, выпалила Лена.

— Кто это? — спросила Стахова, и Тихонов, покачав головой, ответил:

— Это один из инвесторов. А обвинение какое? Или просто задержали? — повернулся он к Лене, которая нетерпеливо подскакивала на месте.

— Говорят, жену его нашли дома мертвой. А его подозревают в убийстве.

Тихонов больше ничего не сказал, только потер лысину и, прихрамывая, отправился к крыльцу.

Глава 10

Личная жизнь инвестора

В супружеские ссоры третьим не приходят.

Сотрудники редакции, видевшие, как задержали одного из инвесторов, были слегка подавлены. Не каждый день человека с таким именем и деньгами, как у Луцкого, заковывают в наручники и увозят в сопровождении конвоя. Журналисты переговаривались между собой, строили разные версии, и совершенно ни у кого не наблюдалось желания работать. Тихонов, поняв, что сегодня ему уже не удастся собрать команду и заставить что-то написать, махнул рукой и отпустил всех, сказав, что материалов достаточно, чтобы закрыть все полосы:

— Все равно от вас толку ноль. Ника, ты мне поможешь закончить?

— Помогу.

Стахова оказалась единственной, кого задержание Луцкого никак не впечатлило — она его не знала, разве что фамилию слышала прежде, когда еще работала в «Столичном хроникере» и писала статьи о недвижимости. Луцкий занимался строительством в Новой Москве, но Ника не могла припомнить, чтобы слышала что-то о его личной жизни — только о деловой.

— Слушай, Саныч… а чего все с такими лицами ушли? Он что — человек хороший, Луцкий этот? — спросила она у Тихонова, когда все разошлись и в редакции стало тихо.

Тихонов, яростно выстукивая пальцами по клавиатуре, бросил:

— Человек он нормальный. А жена у него — та еще штучка… Ты вообще слышала о нем хоть что-то?

— Знаешь, так странно — вроде все — и ничего одномоментно. То есть я знаю, кто он и чем занимается, но больше ничего — а у меня ведь в свое время было досье практически на каждого крупного строительного воротилу в этом городе, — сказала Ника, покручивая в пальцах карандаш.

Тихонов оторвался от работы и внимательно посмотрел на Стахову:

— Другими словами, ты не в курсе его личной жизни?

— От слова «совсем», — подтвердила она, — а что? Там есть что-то интересное?

— У каждого человека в жизни есть что-то интересное, если в ней как следует покопаться. А уж в жизни такого человека, как Сергей Луцкий… — туманно ответил Тихонов и снова погрузился в редактуру. Спустя десять минут он перестал терзать клавиатуру и произнес, в упор глядя на Нику: — И будь я любителем расследований, я бы это не упустил.

Высказавшись, он выключил компьютер, встал и, чуть прихрамывая, вышел из кабинета.

Ника закончила свое, посидела еще пару минут в кресле, стараясь отогнать от себя то, что услышала от Саныча, но это никак не удавалось. «Странные разговоры он со мной сегодня заводил, — размышляла Стахова, застегивая сумку и собираясь уходить. — То про внутренние дела инвесторов — мол, неплохо бы компромат иметь, теперь вот про личную жизнь Луцкого… Ему-то это зачем? А мне? Я до сих пор расхлебываю то, что уже нарасследовала, куда мне снова лезть?»

Мысли путались, решения не было, и всю дорогу до метро Ника не могла понять, какие чувства кипят в ней. С одной стороны, совершенно не хотелось лезть туда, куда никто не приглашал, но с другой… Раз все так удручены арестом Луцкого, стало быть, что-то в этом есть. И, возможно, будучи человеком посторонним и незаинтересованным, Ника сможет распутать этот узел?

«Брось, Стахова, забудь об этом, — уговаривала она себя, сидя в вагоне. — Ты только устроилась в хорошее место, занимаешься тем, что любишь, сын у тебя, в конце концов! Зачем тебе этот Луцкий и его мертвая жена?»

По дороге от метро Ника зашла в супермаркет — дома не было молока, она это хорошо помнила. Толкая перед собой непонятно зачем взятую тележку, в которой болталась бутылка молока, она вдруг зацепилась взглядом за что-то знакомое — это оказался брусничный свитер Филонова. Федор стоял в мясном отделе и выбирал курицу. Стахова от неожиданности остановилась. Даже в профиль было видно, что лицо Федора отечно, а рука, потянувшаяся к продавцу за покупкой, покрыта ярко-красными пятнами — аллергия. Филонов положил упаковку с курицей в тележку и в этот момент увидел Нику.

— Вероника? А ты как здесь?

— Да вот, за молоком зашла… Как ты себя чувствуешь?

— Как видишь… распух весь, жена тоже приболела, пришлось самому в магазин.

— Ты что же — живешь здесь?

— Да, практически в соседнем доме.

— Надо же… — протянула Ника, — а я и не знала. А я прямо в этом живу.

— В этом? — переспросил Филонов. — Снимаешь?

— Да. Я же не москвичка, нет у меня здесь недвижимости, — улыбнулась она.

— Значит, мы соседи почти, — Филонов толкнул свою тележку, — я и не знал.

— Да я тоже не знала.

— Ну, как там в редакции? Тихонов что-то не звонил еще, — спросил Филонов, продвигаясь в хлебный отдел.

Ника пошла за ним, чувствуя, как дразнит ноздри запах свежей выпечки. «Вот черт, сейчас ведь куплю и нажрусь, — печально подумала она, в то время как рука безвольно взяла со стеллажа хрустящий теплый батон с чесноком. — Да и черт с ним».

— Нормально все… было, — выдавила она с запинкой, — пока Луцкий не приехал, а за ним следом — полиция.

— Полиция? — удивленно повторил Филонов, останавливаясь. — Зачем?

— За Луцким. Его прямо из редакции и забрали.

Филонов пригладил волосы, потер щеку, потом потряс головой, словно стараясь вытряхнуть полученную информацию:

— Ничего не понял. Луцкого задержали? За что?

— Говорят, подозревают в убийстве жены.

— Чушь какая-то… — пробормотал Федор. — Они с женой давно вместе не жили, с чего бы ему ее убивать?

— Не жили? Тогда странно… — протянула Ника, посматривая на булочки с марципаном и корицей.

— Вот-вот…

Справиться с собой не удалось, и Стахова малодушно опустила в тележку три булочки, а заодно и пару пирожков с капустой. «Ну, что за характер? Почему нельзя взять и выложить все обратно? Ведь нажрусь же! И даже на завтрак не оставлю — так и буду в кухню шастать, пока все до крошки не съем!» — Ругая себя, Ника шла вслед за Филоновым к кассе. Уже рассчитавшись, Федор подождал ее, и они вышли на крыльцо вместе.