Авантюрист - Сергей Шведов

Лабуха я отвез к Витьке Чуеву. Художнику нужно было выспаться, а мне некогда было разыгрывать из себя сиделку. Лабух успел задремать в моем автомобиле, и мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы его растолкать.

— Это кто? — не сразу признал гостя Чуев-младший, у которого от переживаний тоже был весьма бледный вид.

— Конь в пальто, — очень удачно представился Лабух. — Своих не узнаешь.

— Зачем ты мне эту пьянь приволок? — взъярился Витька. — У меня своих проблем выше крыши.

— Это не пьянь, — сказал я. — Это доктор Фауст.

— Я проиграл ему свою бессмертную душу, Витя. — Художник неожиданно и для меня, и для Чуева заплакал. — Он дьявол! Мефистофель! А бубновая дама меня предала. Я так и знал. Стерва!

— Он что, с ума сошел? — удивился Чуев, пропуская тем не менее нас в квартиру. — Какая еще дама?

— Даму зовут Наташей. Это она заказала Лабуху бронзовых зверей.

Лабуха я бросил на диван, и тот уснул почти мгновенно. Витька наблюдал за моими действиями неодобрительно. Судя по всему, на этом диване только что лежал он сам, растравляя нанесенные судьбой раны. А поскольку в квартире не было другого приличного ложа, то ему теперь волей-неволей придется нести свалившуюся на плечи беду в вертикальном положении.

— Тебя отец искал. Но твой мобильник почему-то не отвечает.

— Мобильника у меня с собой нет. Я за два дня так и не успел добраться до собственной квартиры. Весь в делах и заботах.

— Работаешь даже по ночам? — ехидно спросил Чуев.

— Работаю, — подтвердил я. — А теперь и тебе придется подсуетиться. Запомни: Лабух наш единственный свидетель. Твоя задача: не дать этому сукину сыну повеситься и ни в коем случае не давать ему пить.

— У него белая горячка?

— Алкогольный психоз. Если у тебя есть знакомый специалист — пригласи. Но глаз с него не спускай. Этот мерзавец сейчас очень опасен.

— Почему он назвал тебя Мефистофелем?

— А чего ты хочешь от алкоголика? Не удивлюсь, если тебя он назовет Маргаритой.

— Очень остроумно, — обиделся Чуев. — Особенно в тот момент, когда надо мной нависла угроза.

Вообще-то один мой знакомый художник был прав, назвав Витьку посредственным актером. Вот и сейчас он не смог даже толком сыграть подозреваемого в убийстве благородного человека. А ведь казалось бы — чего проще.

— Тебе хаханьки, а с меня уже взяли подписку о невыезде. Можешь себе представить — Чуев под подпиской!

— У нас полстраны под подпиской. Не строй из себя принца датского: вопрос быть или не быть перед тобой еще не стоит.

— Но я ведь не убивал Каблука, понимаешь, не убивал! Как же можно с невиновного человека брать подписку о невыезде.

— Отпечатки пальцев на канделябре твои?

— Ну мои, — упавшим голосом сказал Чуев. — Но он же на столе стоял. Мы ведь при свечах играли.

— Эстеты. А при электрическом свете нельзя было, что ли?

— Это Язон предложил. Веневитинов согласился. И мне показалось, что так элегантнее.

— При свечах передергивать проще, дурак.

— Кто ж знал. Вроде приличные люди собрались.

— Приличные люди крадеными вещами не торгуют. А ты не столь наивен, чтобы не понимать, откуда у Язона взялся золотой Пегас.

— Я тебя умоляю, старик, не хватало еще, чтобы ты мне нотации читал. По сравнению с тобой, козлищем, я ведь агнец.

— Именно поэтому, милостивый государь, я вам рекомендовал настоятельно не садиться за карточный стол. Либо играть только в подкидного дурака.

Беда Витьки Чуева в том, что он российский интеллигент. То есть человек, грезящий идеальным миром, но готовый принять несовершенства, особенно если они совпадают с его собственными пороками. Но, увы, пороки бывают не только у интеллигентов. Есть и другие категории граждан, претендующие на то, чтобы их недостатки стали несовершенствами окружающего мира. И, что особенно обидно, эти обремененные недостатками граждане гораздо активнее интеллигентов, и поэтому именно они перестраивают мир по своему образу и подобию, шокируя чувствительные души похабными поступками и преступлениями. И при виде творимого этими людьми непотребства интеллигентам остается только пускать слюни, осуждающе качать головой или верещать от ужаса.

— Ты циник, Феля, — осуждающе покачал головой Витька. — Я тебе всегда это говорил.

— Ты мне лучше о Язоне расскажи. Что это за человек, как он выглядит, какие у него привычки и какой круг знакомых?

— Да откуда мне знать круг его знакомых, — всплеснул руками Чуев. — Я его видел от силы раз пять. А по внешнему виду — человек приблизительно нашего с тобой роста и возраста, блондин, очень обаятельный, улыбчивый. Зубы прямо на загляденье. Словом, внешность артистичная. Очень хорошо чувствует партнера. Что позволяет ему без труда сходиться с людьми.

— С богемой, ты хочешь сказать.

— Ну пусть будет богема. Я понимаю, ты нас презираешь, но, согласись, без нас нет России. Именно мы придаем ей тот блеск и ту загадочность, которая так нравится иностранцам. Ну что такое Россия без нас? Нищая страна с сильно пьющим народом, с вечно коррумпированной властью, с бандюгами такого калибра, что, глядя на них, ужасается все цивилизованное человечество.

— Ты забыл еще одну категорию наших граждан — российских авантюристов. Дай срок, и мы еще заставим твое цивилизованное человечество рыдать и кашлять.

— Не сомневаюсь, — картинно раскинул руки Чуев, одновременно склоняясь передо мной в демонстративном поклоне. — Из-за таких, как ты, граф Феля, нас никогда не пустят в приличное общество. Мы так и будем прозябать среди нищих недообразованных народов.

— Дурак ты, Витя. И глупость подобных тебе становится чуть ли не главной проблемой российского общества. Богатыми и цивилизованными бывают только те страны, где правят бал авантюристы. А от трудов праведных не наживешь палат каменных. Мы бедны не оттого, что у нас много авантюристов и проходимцев, а потому, что мало. Да и масштаб их не тот.

— Жулики у нас и те не крупные, — ухмыльнулся Чуев. — Хотя воруют вроде бы десятками и сотнями миллионов.

— Миллиардами надо воровать, Витя, а лучше — триллионами. И не у себя дома, а за бугром. Вот тогда у нас будет жизнь светлая, цивилизованная и распрекрасная. А экономическими теориями дорога в ад вымощена.

— Ты чудовище, Феля. Ты потомок конкистадоров, шовинистов и империалистов. Это такие, как ты, виноваты, что все цивилизованное человечество при слове «русский» вздрагивает от испуга.

— Раз боятся, значит, уважают. Так зачем меня искал твой отец?

— Не знаю. К нему приехал партнер из Москвы. Возможно, хочет тебя с ним познакомить. Слушай, Феликс, держался бы ты от них подальше, это я тебе уже как друг говорю.

Предостерегал меня Витька почти искренне. Но именно почти. Поскольку главным было то, что можно будет в критический момент заявить во всеуслышанье: «я же тебя предупреждал». Обычное интеллигентское мошенничество. И вообще складывается впечатление, что отцом российской интеллигенции был Понтий Пилат — предупредил и умыл руки. Каждый в этой жизни передергивает на свой манер. И не надо подозревать наших интеллигентов в бескорыстии. Просто их корысть другого порядка — менее вещественна, зато более полезна для душевного здоровья.

Дверь мне открыла Нина Васильевна. Настолько милая и настолько интеллигентная женщина, что не совсем понятно, почему она выбрала в мужья такого человека, как Роман Чуев. Вот кого трудно заподозрить в интеллигентности. Конечно, в своем нынешнем обличительном раже я мог бы обвинить в неискренности и Нину Васильевну, но в данном случае выбор делала не интеллигентка, а просто женщина. И женское нутро безошибочно подсказало, что в лице Романа Чуева она найдет завидного самца, способного защитить рожденное ею потомство.

— Боже мой, Феликс, ты ведь в курсе, что Витю посадили?

— Для меня это новость, Нина Васильевна, поскольку я разговаривал с ним буквально пятнадцать минут назад.

— Ну не посадили, так посадят. Эти ужасные люди от него не отступятся. Вы не представляете, как это меня угнетает. Витя ведь мухи не обидит. А там — тюрьма. Не представляю, как он это переживет.

— Ваш сын, Нина Васильевна, вполне бодр и свеж. К тому же я точно знаю, что он никого не убивал.

— Даже случайно?

— Даже случайно, — подтвердил я. — И не думаю, что Виктору всерьез что-то угрожает.

Я очень хорошо отношусь к Нине Васильевне, гораздо лучше, чем к Роману Владимировичу, правда, нельзя сказать, что пользуюсь взаимностью. Особенно в последние годы. По-моему, Нина Васильевна считает, что авантюристу вроде меня лучше держаться подальше от ее сына. Во всяком случае, так она считала до минувшего воскресенья. Но после случившегося с ее чадом несчастья она, кажется, изменила свое мнение обо мне. Возможно, ей что-то намекнул Роман Владимирович, но печальные глаза ее смотрели на меня сейчас с надеждой.