Эксперимент «Ангел» - Джеймс Паттерсон

— Элла, ты где? Что у тебя тут случилось?

— Мама, это… — Элла вдруг поняла, что даже не знает, как меня звать.

— … Макс. — Ну что я за дура такая. Надо было себе выдумать какое-нибудь другое имя. Теперь уже поздно задним умом думать.

— Мам, я тебе о ней говорила. Это та девочка, которая меня от Хозе и Двейна сегодня спасла. Только… они ее подстрелили.

— Вот беда-то какая! Заходи, Макс, заходи скорей. Не волнуйся, мы сейчас родителям твоим позвоним.

Мне ни шага от двери не сделать. Сейчас грязью да кровью весь пол им заляпаю. Пусть уж лучше на коврик стекает.

Тут Эллина мама разглядела мой окровавленный свитер. Подняла озабоченный взгляд на мое почерневшее от синяков лицо. Интересно, что она думает, глядя на заплывший глаз и кровавые борозды царапин?

— Дай-ка я принесу свои инструменты, — мягко говорит она. — А ты пока снимай ботинки. Элла, проводи гостью в ванну.

Шлепаю по коридору в насквозь мокрых носках.

— Какие такие у нее инструменты? — недоверчиво шепчу Элле, которая в это время включает свет и тихонько подталкивает меня в старомодную, выложенную зеленым кафелем и с проржавевшими трубами ванну.

— Ее медицинский чемоданчик. Она у меня ветеринар. Почти что доктор. Она людям тоже помочь может.

— Ветеринар! И смех, и грех, — хихикаю я, не сдержавшись. В самую точку профессия. То-то они сейчас поймут, кому у врача лечиться, а кому у ветеринара.

Эллина мама входит в ванну с аптечкой первой помощи под мышкой:

— Элла, принеси, пожалуйста, Макс соку или чего-нибудь в этом роде. Ей сейчас сахар нужен. И пить как можно больше.

— Соку — это хорошо, — послушно соглашаюсь я, и Элла торопливо отправляется в кухню.

— Я так понимаю, что родителям звонить не надо, — голос у нее ласковый, пальцы нежные, и она уже ловко разрезает на мне горловину свитера.

Але, лаборатория, будьте любезны, пробирку к телефону…

— Нет, нет, родителям, пожалуйста, не надо.

— И в полицию тоже не стоит… Да?

— Не надо никого в это дело впутывать, — соглашаюсь я, закусывая губу, пока ее ловкие пальцы обрабатывают рану на моем предплечье. — По-моему, это просто царапина.

— Царапина-то царапина, но довольно глубокая и очень грязная. Как бы заражения крови не было.

Я вся, как натянутая струна. Ты хоть понимаешь, дорогой читатель, как и чем я рискую? Всем, абсолютно всем! Никогда и никто посторонний не видел моих крыльев. Но что я могу поделать? Здесь и сейчас я совершенно беспомощна, и эта чужая женщина вот-вот неизбежно обнаружит мои крылья.

Эллина мама слегка нахмурилась. Она уже окончательно срезала ворот, уже стянула с меня свитер, и я уже сижу перед ней в одной майке. Сижу неподвижно, как статуя, слепо уставившись прямо перед собой в одну точку.

— Вот, держи, — Элла протягивает мне полный стакан апельсинового сока. Залпом опрокидываю его в себя, чуть не захлебнувшись. Благодать! Как это я не замечала, до чего мучает меня жажда.

— Что-то тут… — Эллина мама в недоумении ведет рукой вдоль моего крыла, туго уложенного в параллельную позвоночнику пазуху у меня на спине.

— Что-то тут не то, дай-ка я посмотрю, — она наклоняется ко мне поближе.

Я тупо вперилась в свои мокрые носки. Пальцы на ногах свело от ужаса. Она слегка меня разворачивает к себе, но я не сопротивляюсь.

— Макс, — у нее большие карие озабоченные, усталые и огорченные глаза. — Макс, что это? — она осторожно дотрагивается до моих перьев.

Я тяжело вздыхаю. Теперь-то любая надежда на нормальные человеческие отношения с Эллой и ее мамой навсегда потеряна. Мысленно рисую план дома: из ванны по коридору налево, поворот — прихожая, входная дверь. Бежать! Два прыжка — и я уже на улице. Может, даже удастся прихватить на ходу ботинки.

— Это крылья… — шепчу я. Краем глаза вижу, как напрягается у Эллы лицо. — Мои крылья. — Молчание. — Одно крыло тоже задето. Болит.

Пытаюсь втянуть в себя воздух. От волнения меня сейчас стошнит. Медленно, преодолевая боль, расправляю крылья. Совсем чуть-чуть, чтобы только этой женщине было видно рану.

Глаза у них расширяются и расширяются. Все шире и шире. Прямо-таки сейчас из орбит выскочат.

Элла открыла было рот и хочет что-то сказать, но безуспешно. Онемела от удивления.

К моему удивлению, ее мама по-докторски внимательно продолжает изучать мои крылья. Как будто я самый обыкновенный пациент. Как будто нет во мне ничего особенного. Подумаешь, крылья как крылья — большое дело.

Задыхаюсь, голова кружится. Я вот-вот упаду.

— Ты права, крыло тоже задето, — словно про себя бормочет женщина и аккуратно отводит его чуть дальше в сторону. — По-моему, тут и кость повреждена.

Она присаживается на край ванны и внимательно на меня смотрит. Я не выдерживаю ее пристального взгляда и отвожу глаза.

Разве можно было представить, что со мной такое случится? Что такое вообще может случиться? Клык меня просто убьет. И будет прав.

Эллина мама тяжело вздыхает:

— Так-так, Макс, — голос ее спокойный и уверенный. — В первую очередь, надо промыть раны и остановить кровотечение. Тебе когда последний раз прививку от столбняка делали?

Как все оказывается просто. Никаких лишних слов. Никакой суеты. Только ласковые, заботливые материнские руки. А я просто ребенок. Неудивительно, что от слез я уже почти ничего не вижу.

— От столбняка? Никогда…

— Ну не беда, это дело поправимое.

— Погоди-погоди. — Газман так крепко сжал в руках сосновую ветку, что у него совсем онемели пальцы.

— Да говори же ты скорей, что там происходит, — нетерпеливо настаивал Игги. — Что, едут?

Раннее утро. Газман и Игги примостились на старой сосне, раскинувшей ветви над заброшенной лесной дорогой. Ситуацию они оценили правильно. Все происходило ровно так, как они и предполагали. По меньшей мере, двое ирейзеров разбили палатки неподалеку от площадки, где пару дней назад приземлился их вертолет. Совершенно очевидно, их главная цель — изловить оставшихся членов стаи. А там, как получится. Можно просто поймать, а можно и замочить. Самим-то ирейзерам это по фигу. Но и нам тоже разницы никакой нет. Плен был бы хуже смерти.

Газмана, как и всех нас, по ночам по-прежнему мучили кошмары. Во сне он неизменно видел себя в Школе: белохалатники вытягивали из него кровь, вкалывали ему всякую дрянь, исследуя реакцию на всевозможные наркотические смеси, гоняли его, как белку в колесе, заставляли глотать радиоактивную кашу, отслеживая потом ее циркуляцию. Его по-прежнему мучили воспоминания о бесконечных днях, неделях, годах непрестанной боли, рвоты, крайнего истощения, заточения в клетке. Газман, не задумываясь, предпочел бы смерть возвращению в этот ад. Ангел бы точно с ним согласилась… Если бы, конечно, могла выбирать… Но у нее-то выбора уже не было.

— Тихо, «хаммер» едет, — еле выдохнул он.

— По правой дороге?

— Ага. Прямо-таки мчится, — Газман вымученно улыбается.

— Они тут не слишком правилами дорожного движения озабочены.

— Ш-ш-ш! Уже совсем близко. Всего с четверть мили осталось.

— А видно там масло? Не блестит? Прикрыто?

— Не бойсь, не блестит.

Газман напряженно следит, как по ухабам несется грязный черный «хаммер». «Сейчас, сейчас», — шепчет он Игги, и оба чуть не дрожат от возбуждения.

— Надеюсь, привязные ремни у них не в почете.

И тут такое кино началось, закачаешься! По лесной дороге мчится неуклюжий квадратный внедорожник. Оглушительный визг тормозов. «Хаммер» заносит влево. Словно в дикой пляске, он кружит и кружит. Рывок — его выбрасывает в кювет. Какой-то неведомой силой несет прямо на толстенный ствол дерева. Хрясь! Ветровое стекло вдребезги! Еще секунда — колесами вверх зависает в воздухе, футах в пятнадцати над землей. И наконец падает с грохотом сминаемого в лепешку железа. Стоп кадр!

— Вот это да! Прямо глазам своим не верю!

— А мне? Да говори же немедленно, как оно было.

— Масло! В масло их с разгона внесло, понимаешь? Ну и там занесло, в дерево впилили, взлет и — хлоп всмятку! Валяется там теперь колесами кверху, как дохлый жук навозный.

— А эти? Шевелятся?

— М-м-м. Кажись, один вон выбирается… И второй! Оба как под наркотой. Но, похоже, целы.

Больше всего на свете Газману хотелось бы стереть этих ирейзеров с лица земли. Чтобы от них и следа не осталось. Но он никого никогда не убивал. И не очень понимал, как это вообще живое существо можно уничтожить.

Но эти ирейзеры поймали Ангела. Вот и поделом им! Мало им еще досталось!

— «Работничка»! Бросай на них «работничка»! — Игги никакие моральные сомнения не мучают, и он явно расстроен, что им не удалось укокошить ирейзеров.

Газман отрицательно затряс было головой, но тут же вспомнил, что Игги этого не видит.