Река времени. По следам моей памяти - Виктор Николаевич Ярошенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предварительно он делал заметки к любой встрече, совещанию, докладу, партийной конференции, чётко мыслил и ясно излагал. Постепенно разговор вошёл в нужное русло, выяснили, что оба были директорами домостроительных комбинатов, что помогло найти общий язык, а потом уже начался настоящий разговор с разногласиями. Спорили долго, до позднего вечера. Я и мама были на стороне Б.Н., но виду не подавали, чтобы не нарушать формальное равенство сил и не обижать отца. Он, несмотря на всю свою горячность и вспыльчивость, провел дискуссию в меру корректно, хотя иногда мама вынуждена была делать ему круглые глаза. Каждый услышал, в основном, самого себя и, естественно, остался при своём мнении, полагал, что именно он победил. В связи с этим я вспомнил чьи-то слова: если хочешь победить в споре, – избегай его…
Но Борис Николаевич сказал мне потом, эта встреча была для него интересна и явилась своеобразным тренингом для последующих дискуссий c оппозицией и выступлений перед сторонниками. Единственное, пожалуй, в чём они были полностью солидарны, так это в том, что М. Горбачёв какой-то никакой, не имеет чёткой программы действий и сам не ведает, что творит как во внутренней, так и во внешней политике. Интересно, если бы отец вёл дневник, что бы он написал об этой встрече? От прямого ответа на мой вопрос, что теперь он думает о Б. Ельцине, отец двусмысленно уходил и хитро улыбался.
У Бориса Николаевича была потрясающая память. Когда через год после этой дискуссии он, будучи свидетелем со стороны жениха, столкнулся во Дворце бракосочетаний с моим отцом, то улыбнувшись и погрозив ему пальцем сказал:
– А ведь мы так и не закончили наш спор, Николай Михайлович.
– Время, время нас рассудит, Борис Николаевич…
Так, моему прямолинейному и строптивому отцу удалось за свою долгую жизнь победить в войне с фашизмом, похоронить Сталина, обругать Хрущёва и поспорить с Ельциным… Он навсегда стал достойным бойцом нашего «Бессмертного полка».
Если посмотреть на историю трёх поколений семьи Ярошенко по мужской линии, то нетрудно заметить, как радикально за 100 лет поменялось наши политические взгляды. Дед, Ярошенко Михаил, был православным монархистом, воевал в армии Деникина за царя и отечество, против коммунистов. Отец, Ярошенко Николай, уже стал коммунистом-атеистом, убеждённым сторонником Сталина и самоотверженным героем в борьбе против фашизма. А на мою долю, Ярошенко Виктора, в свою очередь, выпало стать православным, как дед, но демократом и сторонником конституционной монархии. В свою очередь я боролся с коммунистами-атеистами, такими, как мой отец, и был активным членом ранней команды Бориса Ельцина. Вот так всё переплелось и запуталось в нашей многострадальной стране; аналогичные коллизии, к сожалению, наблюдались во многих российских семьях – почти 100 лет в России шли горячие и холодные гражданские войны…
1.2. И каждый миг уносит частицу бытия
Ближний сосед иногда лучше дальней родни
После пожара нам выделили на Октябрьской улице дом 7 комнату в 15 м² в трёхкомнатной квартире. В новом огромном, по моим понятиям, дворе я поначалу не очень ориентировался, легко было заблудиться, особенно вечером да зимой, что однажды и произошло. Однажды вечером на какое-то время я почему-то остался без присмотра взрослых один во дворе, на детской площадке, обнесённой частоколом из низкого штакетника, который просто определял границы площадки, но мне представлялся настоящим большим забором. Я решил, что потерялся и надо идти домой. Мне показалось, что мой дом находится где-то впереди и, чтобы не потерять его из виду, надо преодолеть штакетник и потом двинуться домой по дорожке. С трудом, используя поперечные планки, я взгромоздился на штакетник и понял, что дальше будет ещё сложнее. В конце концов, спускаясь, зацепился хлястиком зимнего пальто за острие штакетника и повис в воздухе. Оказалось, что пуговицы мамой были пришиты «на совесть» и хлястик не оторвался. Я стал дрыгать ногами, отчего опустился ещё ниже, но до земли так и не достал. Очевидно, это было забавное зрелище (зимний вечер, сумерки, идёт снег; на заборе в шапке, валенках, с детской лопаткой в руках, висит и дрыгает ногами маленький мальчик), но мне было не до смеха.
Прошло какое-то время, я не плакал и мужественно, сжав зубы, молчал. Наконец захрустел морозный снег и на дорожке замелькала фигура здоровенного (как мне казалось) мужика.
– Снимите меня, пожалуйста, – промяукал я, – честное слово, больше так никогда не буду…
Он удивлённо остановился возле меня, оценил ситуацию, всё понял и тихо рассмеялся. Потом великодушно взял меня «за шиворот», аккуратно снял со штакетника и поставил на дорожку.
– Лети, – сказал мой спаситель, погрозил пальцем и растворился в ночи.
Две большие комнаты в нашей коммунальной квартире занимала семья профессора – для меня он был «дядя Володя», его жена – Антонина Владимировна и взрослый сын тоже Володя. Как все советские дети, я ходил в детский сад на «шестидневку» – родители целыми днями упорно работали и учились.
После войны все субботы были «рабочими», поэтому и детские сады работали по принципу «однодневки» или «шестидневки». В выходные и праздники, когда вся семья собиралась дома, мы сидели буквально друг у друга на головах, особенно, когда родилась моя младшая сестра Надя.
Ночью родители укладывались спать на своей кровати, я – на диване, сестра в какой-то люльке на столе, девушка из провинции, которая днём нянчила сестру и готовилась к поступлению в институт, – на раскладушке.
К этому надо добавить ещё стоящий в комнате гардероб и пару стульев. В общем, если кто-то хотел ночью встать и выйти из комнаты «по нужде», то невольно приходилось будить всех остальных. Иначе никак.
Антонина Владимировна, видя наши стеснённые обстоятельства, а также, не дождавшись внуков от сына, в такие дни приглашала меня к себе в гости. Для этого она специально купила детский конструктор, состоящий из металлических пластин, угольников с отверстиями, винтов и гаек. Сидя у них на большом ковре, я подолгу по её заданию собирал замысловатые паровозы, автомобили, тележки и подъёмные краны. Иногда у меня что-то не получалось, я начинал капризничать, хотел всё разломать и уйти домой, но Антонина Владимировна строго на меня смотрела, грозила пальцем, приучая к терпению и усидчивости, а в качестве стимула клала у меня на
