Дети погибели - Сергей Арбенин

Большая часть бумаг – Маков знал, – гроша ломаного не стоит. Без них не просто можно было бы обойтись, наоборот: их отсутствие отразилось бы на работе министерства только положительным образом! Нет, это просто «Министерство внутренних и чрезвычайных реформ»! И ведь действительно. «Крестьянский вопрос», то есть реформа, – проводит МВД. Подавление бунтов после «решения вопроса» – тоже.

Министерство внутренних дел давно превратилось во что-то вроде «пожарной команды» в масштабах всего государства. Чума в Ветлянке Астраханской губернии, – МВД организует карантин, проводит врачебное обследование, изолирует больных и как бы заодно уж подавляет мятежные поползновения запуганных «чёрной смертью» крестьян. Массовый падёж скота в Вологодской губернии – и снова МВД высылает команды, вводит карантин, изолирует и подавляет. За порядок в империи – опять с МВД спрашивают, хотя МВД – это только большая канцелярия с разнородными отделами. Если здесь что-то и движется – так только бумаги. У министра МВД три товарища! Ни у одного министра в империи стольких заместителей нет! Да ещё «Совет Министерства», который может хоть дни и ночи напролёт заседать, – результатом станет только очередная филькина грамота и головная боль…

Реформировать МВД пытались много раз, и каждый раз реформа заканчивалась очередной несуразицей: в состав министерства добавлялись совершенно лишние управления, департаменты, отделы, что только увеличивало (додумались – статистику сюда же) хаос. Зато при градоначальнике, при полицейских департаментах и канцеляриях возникали новые сыскные отделы и тайные отделения.

И пусть. Пусть хаос. Но только внутри. А снаружи чтобы всё выглядело дельно, быстро, эффективно. И, конечно, министр должен быть доверенным лицом Государя. Иначе долго на своём обширном поприще не усидит…

Но сейчас главным было другое. Что-то затевалось, что-то происходило вокруг. Словно плелась невидимая паутина. Крепкая, – не разорвать. И кто её плетёт, – вот вопрос. Списочек-то больно уж обширным получается…

Лев Саввич знал многое, очень многое. Но не всё. И то, чего он не знал, его начинало пугать.

Городового, упустившего террориста, стрелявшего в шефа жандармов, нашли в тот же день. Он явился в министерство под вечер, ещё румяный после уличного дежурства. Браво вошёл, браво доложился.

– Как? – не поняв, переспросил Маков.

– Кадило, – повторил городовой, тараща глаза. Пояснил смущенно: – Фамилие, значит, у нас такое.

– Ну, хорошо, что хоть не Паникадило, – пошутил Маков.

Взглянул на городового и понял: этот никаких шуток не понимает.

– Из духовного звания, что ли? – уточнил он.

– Никак нет. Из крестьян мы, Грязовецкого уезда Вологодской губернии…

– A-a… То-то ты на «о» нажимаешь… Давно служишь?

– Городовым? Уже третьи месяц как. А до того…

Маков взмахом руки остановил его.

– Садись, Кадило. И учти: рассказывай только правду. А после того как выйдешь из этого кабинета – сразу же всё забудь. Понял?

– Дык… Ваше высокопревосходительство… Об чем рассказывать-то?

– О том, как ты нигилиста, стрелявшего в генерала Дрентельна, в кабак отпустил. Поправить здоровье…

Кадило неслышно присел на краешек кресла, словно ноги, наконец, не удержали.

– Дык… Меня в околотке уже спрашивали. Всё записали.

Городовой покраснел, как мальчишка, – вот-вот слёзы брызнут из выкаченных голубых глаз. Маков поморщился:

– Да читал я, читал твой рапорт…

– Рапорт не мой, дозвольте доложить. Я рассказывал, – писарь писал.

– Хорошо, – устало сказал Маков. – Теперь расскажи мне сам всё, снова, и не так, как рассказывал для писаря.

– Как же-с? – ещё более выкатил глаза Кадило.

– Ну… – Маков пошевелил в воздухе пальцами. – Скажем, так, как будто ты рассказываешь об этом своему товарищу-городовому.

И городовой, волнуясь и подбирая слова, рассказал. Почти слово в слово то, что было написано в рапорте.

Лев Саввич вздохнул. Действительно, чего ещё было ждать от этого малограмотного парня, который, наверное, всё ещё посылает часть жалованья в родную деревню.

– Коня этого куда дели? – спросил Маков.

– Коня? – переспросил Кадило. – Это на котором преступник прискакал? Известно-с. Отвели, как положено, в татерсал. Конь оттудова оказался, даже номерок с адресом – хозяин оченно обрадовался.

– А преступника ты хорошо рассмотрел?

– А как же! Одет не как нигилист. А как господин, справно, – барышни на него оглядывались. Придержи, – говорят мне, подскакавши, – коня. А то конь взбрыкнул, говорят, так они в седле не удержались. Пойду, говорит, здоровье поправлю. И ушли-с.

– Куда? – спросил Маков, хотя этот вопрос городовому уже задавали, наверное, раз десять.

– Не могу знать. А только они сразу же за угол свернули, и я их больше не видел.

Маков достал из стола карточку, показал городовому.

– Посмотри. Этот ли?

Городовой, прижав шапку к животу, привстал и согнулся, чтобы рассмотреть получше.

– Похож… Только одёжа другая.

– «Похож»! – фыркнул Лев Саввич. – Да они для тебя, я думаю, все на одно лицо!

– Как же-с… – взволновался Кадило. – Нет-с, мы нигилистов всегда отличить можем. Нас учили.

– Знаю-знаю… – отмахнулся Лев Саввич. – «Учили». По газетным карикатурам. Если девка стриженая – значит, нигилистка. Если господин в штанах, заправленных в сапоги, – значит, тоже нигилист… Пальто непромокаемое – опять «нигилист»…

Городовой не понял, но переспросить побоялся.

– Ладно, – сказал Маков. – Можешь идти…

И тут же вспомнил то, что крутилось у него в голове, но никак не давалось. Карета!

– Постой-ка! – негромко позвал он.

Кадило, успевший только надеть шапку и отдать честь, замер.

– Сядь. Вот ещё что… Да сними ты шапку!

Кадило сорвал шапку с кокардой, начал мять её в руках. Присел на краешек: наверное, совсем сробел – побледнел даже.

– Вот что. Когда генерал Дрентельн… Ты его знаешь?

– Нет-с. Только нынче познакомились.

Маков невольно улыбнулся. Хорошее знакомство! Но тут же продолжал сурово:

– Дрентельн, догонявший преступника, сразу к тебе подъехал?

– Точно так. Сразу же, как госпо… то есть, извиняюсь, террорист, ушли-с.

– В карете подъехал? – как-то странно уточнил Маков.

– Так точно. В той самой, стало быть. Дырку я ещё хорошо разглядел и стёклышки: окошко, должно, выстрелами разнесло.

Маков привстал, пристально глядя на городового.

– Ты её, карету эту, хорошо разглядел?

Кадило раскрыл рот, усиленно вытаращил глаза, – вспоминал, что ли.

– Ну, ладно, – сказал Маков. – Спрошу по-другому: ты эту карету сможешь узнать, если опять увидишь?

– Как же не узнать! – обрадовано сказал городовой и привскочил. – Карету я завсегда узнаю! Стеклышки выбиты, одно колесо порченое…

Маков спросил с интересом:

– Это как – порченое?

– А скоро менять, значит, придётся. Ободок там отстал, и ступица…

– Ишь ты… – Маков удивился. – Так ты в каретах разбираешься, значит?

– Как же не так! – взволновался городовой. – Я ж у папаши моего сызмальства подручным был! А он в каретной мастерской работал!

– Вот как. Прекрасно. Значит, ты по одному колесу карету узнать сможешь? Даже если стеклышки новые вставят? И сиденья сменят? А то и карету перекрасят?

– Да как же не узнать! Узнаю! По ступице, по осям!.. – радостно подтвердил городовой.

Маков улыбнулся про себя, пряча усмешку в усах.

– Хорошо. Подожди пока за дверью. Тебе скажут, что делать.

Когда Кадило вышел, Маков вызвал чиновника по особым поручениям Филиппова. Это был, пожалуй, единственный человек во всём министерстве, которому Маков полностью доверял.

Филиппов пришёл, и Маков сразу приступил к делу.

– Ну, Филиппов, будет у тебя нынче работёнка.

– Слушаю, Лев Саввич.

– И хорошо, брат, слушай. Там за дверью ожидает городовой Кадило, который сегодня днём террориста упустил.

– Наслышан-с. Пристав Второй Московской части Надеждин характеризует его просто: дурак, но очень исполнительный. И околоточный Никифоров приблизительно так же выразился.

Лев Саввич кивнул.

– Дурак-то дурак, но в каретах хорошо разбирается. Понимаешь?

– Не совсем, Лев Саввич, – слегка пожал плечами Филиппов. – Каретником, что ли, раньше работал?

– Мне нет нужды знать, кем он работал, – повысил голос Маков, но тут же вернулся к прежнему доверительному тону. – Мне нужно отыскать карету Дрентельна, в которой наш геройский генерал сегодня выезжал. И не только отыскать эту карету, но и внимательнейшим образом осмотреть. Негласно!

Лев Саввич поднял указательный палец.

Филиппов закатил глаза к потолку.

– Трудненько будет, если негласно… Ведь нужно предлог придумать. Делом-то сыскной департамент Отделения занимается…

– И что? – усмехнулся Маков. – Думаешь, они про эту карету когда-нибудь вспомнят?