Дети погибели - Сергей Арбенин

– Кто вы такой, милостивый сдарь? – почти сердито спросил Маков.

– Я работаю… работал с господином Филипповым. Иногда выполнял его поручения.

– Поручения? Какого рода?

– Всякого. Чаще всего довольно деликатного-с.

Маков молча смотрел на лысого господина, пытаясь припомнить: не встречалось ли ему это желтоватое бритое лицо раньше.

– Я, видите ли, телеграфист. При Главном жандармском Управлении…

Маков насторожился. Даже слегка покосился по сторонам: не видит ли кто. Но вокруг было пусто, в церкви еще пели покойный тропарь. Чуть поодаль начиналось кладбище, торчали потемневшие кресты среди тёмных хилых сосенок, на оградках, утопавших в рыхлом снегу, висели чёрные высохшие венки с выцветшими лентами.

– Пойдёмте, – кратко сказал Маков и зашагал, не оборачиваясь, по первой попавшейся дорожке между могил и склепов.

Странный телеграфист торопливо шёл следом. Говорил глухим голосом в спину Макова:

– Я служил еще при Николае Павловиче. Знаком с телеграфными аппаратами Якоби, Морзе, Юза… Почти сорок лет беспорочно… Имею два ордена… В Турецкую войну состоял при генерале Дрентельне в тыловом штабе по снабжению…

Тропка закончилась. Маков оказался в тупике, где снег уже никто не чистил. Остановился перед старым полуобвалившимся склепом, повернулся.

– Так вы, сударь, выходит, многое знаете, – сказал Маков.

– О! Действительно, много. Я даже записи веду. Ко мне на службе-с хорошо относятся. К начальству вхож, разговоры слышу…

– Что же вы слышали?

Незнакомец надел наконец шляпу на посиневшую, озябшую лысину и произнёс совсем просто:

– Покушение на генерал-адъютанта Дрентельна было инсценировано.

Маков молчал. Незнакомец понял его молчание по-своему, заторопился:

– Вот, я нарочно взял сегодня с собой некоторые документы… Тут копии донесений, телеграмм, мои личные записи о беседах с разными чинами Третьего отделения. Мне кажется, это как раз то, что вы ищете…

Он совсем смешался и начал совать в руку Макова туго перевязанный бечёвкой свёрток.

Маков посмотрел на свёрток, но не взял. Сделал полшага к телеграфисту и прошипел ему в самое лицо:

– А откуда вам известно, сударь, что именно я ищу?

Телеграфист попятился.

– Господина Филиппова убили… – пролепетал он. – И я знаю, кто убил. И знаю, за что… И кто отдал команду убить – тоже знаю.

Телеграфист быстро огляделся по сторонам, снова повернулся к Макову.

Лев Саввич пристально поглядел ему в глаза.

– Фамилия?

– Моя-с? – телеграфист чуть не подпрыгнул от неожиданности. – Акинфиев. Иван Петров. Из дворян-с.

– И с генералом Дрентельном, значит, вы давно знакомы?

– Точно так-с. Только раньше, осмелюсь сказать, шапочно, когда они ещё Измайловским полком командовали.

– Измайловским, значит… Ну, так вот что я вам скажу, любезный: подите прочь.

Телеграфист на секунду онемел. Потом отшатнулся, выговорил побелевшими губами:

– Да-да, я понимаю-с… Время такое… Никому верить нельзя…

– Вы – провокатор, – перебил его Маков. – Ни с каким Акинфиевым Филиппов не работал. А с кем он работал – я вам не скажу. Понятно вам?

– Понятно… – прошептал Акинфиев. Съежился, начал неловко и торопливо засовывать свёрток в карман пальто. Свёрток почему-то никак не хотел умещаться в кармане. – Простите, Бога ради… Я ведь от чистого сердца… Душа болит от всего, что замышляют эти.

Он потоптался, развернулся, и сделал несколько неровных шагов, – сапоги утопали в снегу выше щиколотки. И вдруг обернулся.

– Господин Филиппов, земля ему пухом, работал с Петенькой.

Он как-то жалко улыбнулся и неровной, подпрыгивающей походкой устремился между оградок к тропинке. Маков негромко сказал:

– Постойте.

Телеграфист замер.

– Петенька – это вы?

– Я-с… Сынок у меня был – Петенька. Погиб на Кавказе, в стычке с горцами. Подпоручика только, по выходе из Инженерного училища, успел получить…

– Хорошо, – проговорил Маков, всё еще сомневаясь. – Дайте мне эти ваши бумаги. И учтите: я шуток не люблю.

Бумаги Петеньки, которые Маков просмотрел вечером в своём домашнем кабинете, оказались такими, что, будь в них правды даже только десятая часть – и этой части хватило бы, чтобы взорвать всю Россию. И куда могли повести ниточки дальше? Страшно подумать.

И ещё одна мысль не давала покоя: почему эти бумаги Петенька не передал Филиппову? Господи, – Маков перекрестился. Вот времечко: никому нельзя верить. Ни-ко-му.

А потом похолодел от другой мысли: ведь Филиппова сначала допросили перед тем, как убить. Что именно они успели выпытать у Филиппова? Знал ли он, что везут его убивать? Если знал, – то, конечно, мог рассказать о многом…

Маков долго не мог уснуть в эту ночь.

Утром Макова ждала еще одна неприятная новость: в МВД поступила записка из жандармского СПб Управления с уведомлением о том, что дело об убийстве Филиппова должно быть передано из ведения судебного следствия в Третье отделение «ввиду явно политического характера преступления». Бумага была подписана полковником Комаровым и завизирована Дрентельном. Никаких обоснований того, что убийство совершено по политическим мотивам, не указывалось.

Маков, читая записку, багровел.

«Политические мотивы! Именно политические! Рыльце, видно, сильно в пушку! Ну да мы еще посмотрим…»

Маков приказал составить подробное изложение мотивов, опровергающих политический характер убийства и доказывающих, что Филиппов был убит грабителями.

Начальник департамента полиции Извеков стоял навытяжку, а Маков, расхаживая по кабинету, говорил:

– Копии протоколов свидетельских показаний. Копию первичного досмотра. Всех свидетелей перечислите поимённо, с указанием адресов. Опись украденного у Филиппова имущества. Характер ранения, – он ведь ножом зарезан, как мне сказали? Обычным ножом, с каким на Обводном каждый второй бродяга ходит. Всё это приложите к записке. Снеситесь с полицией при градоначальнике, затребуйте все сведения об убийстве. А также с судебным следователем. И, сделайте одолжение, Иван Иванович, – составьте записку как можно скорее.

– На высочайшее имя?

– Да. С копией для министерства юстиции, графу Палену – лично.

Извеков удивлённо приподнял брови, но промолчал.

– Вероятно, Лев Саввич, раньше сегодняшнего вечера не успеем… А то и до утра…

– До утра? Утром уже поздно будет! – повысил голос Маков. – Если сегодня в полиции появятся жандармские ищейки, – они вытащат все бумаги, – и потом их уже не разыщешь!

– Немедленно распоряжусь, ваше высокопревосходительство! – официально ответил Извеков.

Глядя ему в спину, Маков подумал: «Нет, этот не выдаст… Разве что… купят?»

Дежурный адъютант доложил: в приемной дожидается городовой по фамилии Кадило.

– Ах, да!.. Совсем из памяти выпало… Пусть войдёт.

Маков ещё не решил, что делать с этим каретником. Но, едва вспомнив это слово – «каретник», – тут же и понял, что нужно сделать.

Кадило был свеж, румян и бодр, как и положено петербургскому городовому.

– Ну, как служба, Кадило? – спросил Маков.

– Служу царю и Отечеству!

– Молодец!

– Рад стараться! – гаркнул Кадило так, что стакан на подносе звякнул о графин.

Маков показал ему жестом: садись, мол. Кадило снова присел на самый краешек кресла, да так осторожно, словно боялся провалиться в мягкую бездонную обивку.

– Значит, вот что… Опиши-ка мне ещё раз ту карету, в которой Филиппова увезли.

– Каретка, значит, так себе, видно, что нанятая. Дверка ободрана… – Кадило замолчал, морща лоб. – Темно было, ваше высокопревосходительство. Да я и не очень смотрел: слышу, вроде знакомцы господина Филиппова, приглашают к ним в карету присесть.

– Та-ак… – Маков встал, опершись руками о стол. – Значит, эту карету ты уже отличить не сможешь?

Кадило помялся.

– Должно быть, не смогу. Обычная городская, чиновники для выезда нанимают…

– Чиновники-то – те с кучером нанимают. А тут что за кучер был?

Лицо Кадило внезапно просветлело:

– А ведь и правда! Кучером-то был не простой извозчик! Я их, извозчиков, навидался! Сидят на облучке – кулём, руки между колен. Когда седока ждут – завсегда так сидят. Так, извиняюсь, легше нижнему, значит, месту, и спина не затекает. А тот сидел прямо, даже не смотрел, кого в карету сажают. Должно, из военных…

– Из военных. А не из жандармов?

Маков снова сел, побарабанил пальцами по столу.

– М-да… – сказал. – Значит, в этом деле ты мне не помощник…

Кадило стоял прямо, – подскочил ещё одновременно с Маковым, извиняющимся голосом пролепетал:

– Ну… Разве ещё что… В карете женщина была. Духами дамскими больно уж несло.

Маков внимательно посмотрел на Кадило, думая уже о чём-то другом. Снова поднялся: