Царь Грозный - Наталья Павлищева

Как государь пестовал Ирину Годунову для собственного сына, так Малюта пестовал царских отроков и Бориса Годунова для самого себя. Ненавязчиво старался стать полезным: то посоветует что с лошадиной упряжью, то покажет, как стремя подтянуть, чтобы нога в нем ладно себя чувствовала, то какому приему хитрому обучит Ивана-младшего, то устроит веселье с Васькой Грязным, чтобы и царевичи посмеялись, и маленькие Годуновы вместе с ними. Жена Григория Лукьяновича только ахала, поняв, куда метит супруг. Если Борис Годунов станет зятем Скуратова, а его сестра Ирина снохой самого государя, то и Малюта вроде родственником Ивану Васильевичу будет… Ох и сладкие то были мысли!..

Но Скуратов и без родства до гробовой доски верен будет государю, даже если тот велит в кипятке свариться, чтобы повеселить. Малюта из кожи вареной вылезет, а царя повеселит. Такой уж он человек, если верен, то до конца!

Митрополит Афанасий долго не выдержал, безо всякого позволения вдруг снял с себя митрополичьи знаки и вернулся в монастырь. Царь негодовал, но поделать ничего не мог. В оба уха ему подпевали верные слуги – Басмановы, Вяземский, Грязные и, конечно, Скуратов, куда ж без него?

Святители быстро избрали на место сбежавшего Афанасия архиепископа Казанского Германа. Выбрали небывало – жребием. Никто не хотел на митрополичье место, попросту боялись.

Но и Герман оказался не таким, каким его хотел бы видеть Иван Васильевич. Избранный невиданным прежде образом, Герман завел речь… о милости и понимании. В первое мгновение Иван Васильевич недоуменно пялился на нового митрополита: этот-то куда лезет?! Поняв, что Герман искренне, разозлился, и уже через день опальный святитель отъезжал в дальний монастырь.

Малюта поддакивал:

– Ишь ты какой! Страшным судом государю грозить… Да разве тем должен митрополит заниматься? Он должен поддерживать правителя во всех его благих начинаниях…

Москва снова без митрополита. Государь злился:

– Что же, на Руси честного святителя нет, что ли?!

И вдруг вспомнил рассказы еще Макария о боярском сыне Федоре Колычеве, принявшим постриг в Соловецкой обители под именем Филиппа и ставшим ее игуменом. Сам он Колычева не помнил, слишком мал был, когда тот при матери служил. Когда приезжал игумен на Соборы, не до него государю… Но о делах Соловецкой обители Иван Васильевич наслышан, помогал и после пожара, и потом, когда уже Филипп во главе нее встал. Переписку государь вел с новым игуменом, благоволил деятельным монахам и их главе, дивился разумности Филиппа. Вот про кого никто дурного сказать не может! И в святости усомниться повода никогда не давал, и хозяин хороший… Что еще нужно?

– Филипп, Соловецкий игумен, вот кто нам нужен!

От этого имени вздрогнули и Вяземский, и Басманов. Если оно не очень испугало Малюту Скуратова, то потому, что ему все равно, кто будет митрополитом, для того важнее государя никого нет и быть не может. На земле нет. Хотя если бы Малюту спросили, верит ли он в Бога, Скуратов ответил бы, что верит в государя, а потому кто против государя, тот против Бога, и все на этом. А вот Вяземский и Басманов ужаснулись, кажется, лучше было бы вовремя приструнить Германа. Если честно, то Афанасий Вяземский рассчитывал, что Иван позовет в митрополиты архиепископа Новгородского Пимена, с которым у боярина особые отношения. Кого же, как не его? А вот безукоризненный Филипп Колычев совершенно не устраивал и Басманова тоже. Такого враз не приструнишь и не сковырнешь, как Германа. Но Филипп ярый противник опричнины, об этом даже заочно известно, а что будет, когда этот святой отец своими глазами увидит опричные деяния?! Неужели государь не понимает, что получит вместе с Филиппом сильное противление своей власти?

Вдруг Басманова осенило: неужто Иван Васильевич на это и рассчитывает? Конечно, подчинив себе такого митрополита, государь станет в десяток раз сильнее. А если не удастся? О таком думать не хотелось, тем более что государь схватился за такую мысль. Вяземский хорошо знал, что если что-то западет в голову Ивана Васильевича, то лучше выполнять, не то пожалеешь. И все равно он не понимал, для чего государю такая головная боль?

От следующей тени государь просто шарахнулся, даже не смогли удержать, едва не упал навзничь. Горло перехватило:

– Уйди! Сгинь! Исчезни!

Руки Ивана Васильевича пытались оттолкнуть видение, губы посинели от хрипа. Так отмахиваются от чего-то очень страшного.

Что же так испугало царя?

Он увидел митрополита Филиппа, с которым, хотя и отправил в дальний монастырь, справиться так и не смог!

За 18 лет до конца. Митрополит Филипп

В Деревском имении бояр Колычевых 11 февраля 1507 года была радость – у Степана Ивановича по прозванию Стенстура родился сын, нареченный Федором. Мальчик крепенький, голосистый. Подняв младенца над головой, счастливый отец изрек:

– Славен будешь!

Отец оказался прав, но он и не подозревал, какая необычная судьба ждет его сына, и уж, конечно, не думал, что тот станет митрополитом Московским и будет причислен к лику святых!

У всех Колычевых прозвища, но не обидные, а очень даже приметные. Отец Степана Ивановича Иван Андреевич прозван Лобаном за большущую голову и выпуклый лоб. Самого Степана прозвали в честь шведского правителя Стен Стура, славного своей разумностью. Видно, и Колычев был таким, недаром его позже определили дядькой-воспитателем Юрия – младшего сына великого князя Василия Ивановича и Елены Глинской. Слабоумный Юрий души не чаял в своем дядьке Степане.

Все Колычевы честно служили московским князьям еще со времен Ивана Калиты. Вот и Иван Андреевич Лобан-Колычев погиб, защищая Ивангород от нежданного нападения ливонцев. Был он наместником новгородским, а потому владения имел в новгородских землях и женился там же.

Сыновья его служили в Москве, потом у князя Андрея Старицкого, Иван Иванович Умной-Колычев даже думу у того ведал, за что потом и поплатился жизнью вместе со своим князем.

Но тогда, в 1507 году, о страшных днях и не думалось. Степан Стенстура Колычев вместе с братьями верно служил великому князю Василию III Ивановичу и его первой жене княгине Соломонии. Никто не ждал беды изнутри, власть виделась крепкой и надежной. А что до ливонцев или татарских набегов, так на то и воеводы. Все казалось: вот с Казанью справятся, потом ливонцев побьют, чтоб не налезали всякий год на псковские земли, и заживут лучше некуда. Но вышло не так…

Маленький Федя – мальчик очень серьезный. В боярском доме детей полно, у Семена Ивановича родичей немало, но Федя выделялся среди всех своим внимательным взглядом и постоянным старанием все обустроить. Если остальные могли разбросать игрушки, то мальчик их собирал, складывал, в играх всем распределял роли. Взрослые дивились – даже старшие дети маленького Федю слушались.