Настоящая фантастика – 2011 - Громов Александр Николаевич

– Мне кажется или это цитата? – Небо перекинул потрепанный рюкзак с переднего сиденья назад. Я отправил туда же свой вещмешок.

– Что поделать… Когда нет своих мыслей, а сказать хочется, приходится цитировать, – я мрачно вытряхнул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой.

– А ты злой для своих восемнадцати… Кстати, глупая цитата хуже, чем отсутствие мыслей. Докуривай, и поехали.

– А в машине курить нельзя?

– Нет. Не выношу запах табака.

– Ничего себе! Ты не похож на праведника!

– Я и не праведник. Просто не выношу запаха табака.

– Ладно, – я затянулся еще раз, затушил сигарету об рукав драной косухи, щелчком отправил бычок в табличку «Не курить, не сорить», служившей единственным украшением парковки. Мой попутчик проследил взглядом за полетом окурка, но ничего не сказал. Сел в машину, повернул ключи в замке зажигания. Заурчал мотор под аккомпанемент приемника.

Riders on the storm Riders on the storm Into this house we're born Into this world we're thrown Like a dog without a bone An actor out alone Riders on the storm…

«Сан-Себастьен, основан в 1868 году. Мы любим тебя, Сан-Себастьен!» – розовая слюнявая надпись красовалась на изгаженном голубями щите. Я повернул голову вбок, чтобы не видеть этого кошмара, проевшего мне плешь в мозгах за пять дней. «10 миль в час! Водитель, помни, здесь живут дети!» – гласил транспарант, протянутый вдоль дороги. Тьфу!

Детей, впрочем, было не видно. Только чистенькие домики с прилизанными газонами, сонные и чинные. Я зевнул, показал им средний палец, высунув руку в окно. Небо усмехнулся:

– И чем они так заслужили твою немилость?

– Задолбали.

– Картина маслом: невинный, безобидный ты и долбающая тебя толпа разъяренных обывателей…

– Ненавижу обывателей. Просыпаются, жрут, стригут газоны, жрут, смотрят шоу, жрут, трахаются, спят. Изо дня в день. И жизнь прошла. Ненавижу.

– Ха. Следует ли мне считать, что твоя жизнь является образцом осмысленности?

– Я хотя бы чего-то хочу!

– Они тоже хотят… чего-то…

– Я хочу большего!

– Тебе и в самом деле уже восемнадцать? Ты рассуждаешь, как ребенок.

– А ты – как старик.

– Я и есть старик. Меня на том свете давно с фонарями ищут. Скоро, глядишь, и найдут, – он непонятно усмехнулся. – А ты что, действительно собрался искать свое «большее» в нигде? Или это просто бегство от всего, что ты не любишь?

– Вовсе нет! Да что ты вообще обо мне знаешь?

– Что ты едешь в никуда и тебе еще нет восемнадцати.

– И что? Это не значит, что я такой же, каким был ты в свое время!

– Ха. Можно подумать, ты что-то знаешь обо мне.

– Что-то знаю, – вздохнул я. – Я про всех что-то знаю, судьба у меня такая. Поэтому и ненавижу многих. Но, ты вроде бы не такой темный, как остальные.

– Спасибо на добром слове.

Машина плавно остановилась между аптекой и почтой. Небо заглушил мотор, вытащил из кармана потертых джинсов мятую купюру.

– Сходи купи еду. А я по своим делам. Встречаемся через час у автомобиля.

– А чего купить?

– Еду. Мне все равно.

Он вышел из машины. Я тоже.

Городок был погружен в полуденную спячку. Сонной мухой ползла к магазину толстуха с кошелкой. Печальный спаниель лениво прогуливал своего хозяина. Я присмотрелся к ним – пес явно выглядел разумнее человека. Крупный тюфяк брутальной наружности гипнотизировал взглядом магазин, думая только о пиве. Ничего, кроме пива, у него на поверхности души не было. Мозги давно превратились в пену и утекли… На меня снова накатил приступ дурноты.

There's a killer on the road His brain is squirmin' like a toad

– начал я напевать себе под нос, проходя сквозь мутные стеклянные двери. Звякнул колокольчик. Девица на кассе подняла на меня равнодушный взгляд и выдула розовый пузырь бабл-гама. С ней тоже все было ясно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

С большинством людей всегда все бывало ясно. И кто сказал, что человек – сложное устройство? Кирпич устроен сложнее, чем мысли этой жвачной телки. Редко мне встречались люди, на которых мне хотелось бы смотреть второй раз. Особенно в таких богом забытых городках, как Сан-Себастьен.

– Четыре доллара сорок пять центов, – изрекла свой приговор девица и неодобрительно глянула на замызганную бумажку в моей руке. А потом на меня внимательно посмотрела и брезгливо поджала губы. Наверное, я для нее – почти то же самое, что и она для меня: воплощение всего неприятного, что есть в людях.

Я забрал мешок с покупками и вышел на солнцепек. Еще сорок минут надо где-то болтаться. Пойти, что ли, к городскому фонтану, посмеяться последний раз? Фонтан у них и правда смешной. Слюнявые ангелочки, символизирующие городскую добродетель, размахивали кирками – символом славного шахтерского прошлого Сан-Себастьена. Нелепость фонтанной скульптуры одновременно смешила и вызывала раздражение. Впрочем, в последнее время меня раздражало почти все.

– Эй, малявка! – пивной тюфячок поднялся со скамейки и заковылял ко мне. – Этот фонтан – городская достопримечательность. За просмотр деньги платят. Так что гони монету.

Я обреченно вздохнул. Ну вот, всегда одно и то же… Даже скучно.

– Нищим не подаю.

– Ты че, совсем обнаглел, мелкий?

– Сам обнаглел, – я выдохнул, чуть сощурил глаза, присматриваясь. – Строишь из себя крутого, а перед девчонкой нюни распустил…

– Что ты там вякнул?! – Его красная от солнца и пива поросячья ряшка стремительно побледнела. – Какая девчонка?

– Та, в желтом платье… На старой автостоянке… Обломался тогда, да? Хотел ее того, а сам…

– Заткни пасть, говнюк!

– Сам заткни. Иначе я много чего про тебя рассказать могу. И Стоку, и мисс Кренстон…

– Откуда ты… – Парень уже чуть не задыхался. Я почти слышал, как скрипят его мозги в тщетных попытках понять, что происходит.

– Оттуда. Я все про тебя знаю… И про то, как отец по твоей спине прутом наяривал, и про то, как тебя ребята к дереву без трусов привязали. Еще много чего… Хочешь проверить?

Это было правдой – сейчас я знал про него все. Все его самые болезненные воспоминания были у меня перед глазами. Я старался не смотреть глубоко – что мне за радость видеть чужие страдания и унижения? Еще несколько лет назад я понял – внутри людей ничего нет, кроме мерзости. Поэтому смотреть на них по-настоящему себе дороже. Даже поверхностный взгляд бросишь, и то противно. А если так, как сейчас, – и вовсе блевать тянет. Но что поделать, если это мой единственный способ самозащиты?

Я развернулся и пошел дальше по Главной улице. Парень остался перед фонтаном, глазами хлопать да ртом воздух хватать. Что за мной он не пойдет и на драку напрашиваться не станет, я был уверен. Не такое у него нутро. Он и ему подобные способны нападать только когда это безопасно, исподтишка. Ненавижу.

– Чипсы. Карамельки. Кола. Попкорн. – Небо рассматривал купленные мной продукты. – Я тебя что купить просил?

– Еду.

– А это что?

– Здесь еще сосиски и сыр.

– Спасибо преогромное. Торжество целлюлозы и синтетики в отдельно взятом желудке.

– Не нравится – покупай сам.

– Все нормально. Все равно это тебе есть.

– А ты?

Он ничего не ответил, поставил мешок с покупками на сиденье, вздохнул, посмотрел на меня немного виновато.

– Вот что, Том. Мне надо остаться в городе еще ненадолго. До семи часов, пока не привезут вечернюю почту. Если тебе не терпится – ищи другую попутку. Если хочешь ехать со мной – жди.

– Тебе письмо должны прислать?

– Да.

– Это так важно? – спросил я уныло.

– Это самое важное, что есть в моей жизни, – его голос был абсолютно серьезен.