Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чем ты занимался последние два месяца?
— Решительно ничем, кроме искусства.
— Ты живешь у кого–то. Дома не бываешь; однажды я прождала всю ночь, а тебя не было. Ты не пришел домой.
Туини пожал плечами:
— Я был в гостях.
Спор, происходивший рядом с ними, накалялся.
— Ничего об этом не слышал, — утверждал Нитц.
— Быть не может, — отвечала блондинка, — у вас что — радио нет? Каждый четверг Джо ведет передачу об этом на станции «Хорошая музыка из Сан–Матео». Послушайте. Он дает подробный разбор всего материала; он большой энтузиаст.
— Я пытался слушать эту музыку, — сказал Нитц, — но это не по мне. Вчерашний день.
Сохраняя молчание, Мэри Энн погрузилась в свои мысли; этот разговор ничего для нее не значил.
— Вовсе не вчерашний. Она и сейчас продолжает развиваться. Это тот же материал, что и у вас, только они иначе это называют. Мийо[113] в Окленде, или вот Роджер Сешонз в Беркли — поезжайте, послушайте его. Сид Хезель в Пало–Альто; он вообще один из лучших. Джо его знает… они старые друзья.
— А я думал, что, кроме Моцарта, ничего и нет, — сказал Нитц.
Блондинка продолжала:
— По воскресеньям, когда магазин закрыт, Джо устраивает что–то вроде концертов. Вам не помешало бы сходить.
— Вы хотите сказать, что туда кто–то ходит?
— Да, приходит человек пятнадцать. Он ставит пластинки — и атональную, и раннее барокко, что пожелают.
Блеснув голубыми глазами, она посмотрела на Туини.
— Я вас там видела, вы приходили однажды.
— Было дело, — признался Туини, — в антракте вы вынесли нам поднос с кофе.
— Вам понравилось?
— И даже очень. Это потрясающий магазин.
— О чем речь? — резко встряла Мэри Энн.
Она уже проснулась: разговор перестал быть абстрактным. Теперь он касался чего–то реального, и она начала прислушиваться.
— Новый магазин пластинок, — пояснил Туини.
Мэри Энн повернулась к блондинке лицом.
— Вы знаете этого человека? — спросила она, в спешке припоминая и магазин пластинок, и смутные очертания мужчины в жилете, твидовом костюме и с золотыми часами.
— Джо? — улыбнулась блондинка. — Ну конечно. Мы с ним старые друзья.
— Где вы познакомились? — Ее охватил странный ужас, как будто ей рассказали о каком–то жутком преступлении.
— В Вашингтоне.
— Так вы не здешние?
— Ну да, — ответила блондинка.
— И ему правда можно доверять? — Ей снова стало больно. Но теперь, спустя четыре месяца, боль уже не была такой острой. За это время рана немного затянулась и перестала кровоточить.
— Джо всю жизнь проработал в музыкальной индустрии, — сказала блондинка. — Его тетя в Денвере продавала арфы еще во время испаноамериканской войны. В двадцатые годы, когда вы еще не родились, Джо работал в «Сенчури–мьюзик» в Нью–Йорке.
— Не нравится мне там, — задумчиво произнесла Мэри Энн.
— Это почему?
— Мурашки по телу, — и, не желая продолжать, Мэри Энн спросила Туини: — Когда ты уходишь? Будешь давать еще одно отделение?
Туини задумался.
— Я, пожалуй, пойду лягу. Нет, второго отделения не будет. На сегодня я уже достаточно поработал.
Блондинка по–прежнему с интересом изучала Мэри Энн.
— Что вы имеете в виду? Чем вам не угодил магазин Джо?
Делая над собой усилие, Мэри Энн ответила:
— Дело не в магазине.
И это была чистая правда. Магазин ей очень понравился.
— Что–то случилось?
— Нет, ничего. — Она раздраженно замотала головой. — Забудьте, прошу вас.
Тут страх подступил снова, и она спросила у Туини:
— Ты правда туда ходишь?
— Конечно, — ответил Туини.
В это было сложно поверить.
— Но ведь это тот, о ком я тебе рассказывала.
Туини нечего была сказать.
— Ты… он тебе нравится? — спросила Мэри Энн.
— Он джентльмен, — убежденно сказал Туини. — У нас был интереснейший разговор о Баскоме Ламаре Лансфорде[114]. Он поставил мне его древнюю пластинку, записанную году в двадцать седьмом. Из своей личной коллекции.
Сбитая с толку двумя настолько разными образами, Мэри Энн сказала:
— Ты никогда не говорил, что туда ходишь.
— Зачем? Какой смысл? — Туини демонстрировал полное равнодушие. — Куда хочу, туда и хожу.
Пол Нитц больше не мог молчать.
— Как думаете, он мог бы дать мне пару наводок?
— Джо работал со многими молодыми музыкантами, — заявила блондинка. — В свое время он и мне очень помог — издал несколько моих вещей. Сейчас он тоже продвигает одного парня из Сан–Франциско; он нашел его в кабаке на Норт–Бич, а теперь записывает его песни и добивается, чтобы напечатали его альбом.
— Чад Лемминг, — сказал ее спутник.
— А в каком стиле он работает? — спросил Туини, проявляя профессиональный интерес.
— Политические монологи под гитару, — сказала блондинка. — Что–то вроде рифмованных репортажей о текущих событиях. Цензура и промывание мозгов, сенатор Маккарти и все такое. Вы хотели бы его послушать?
— Возможно, — согласился Туини.
Блондинка быстро вскочила на ноги.
— Тогда — идем.
— Куда?
— Он сейчас у нас дома — он остановился у нас, а потом уедет обратно на полуостров. Он здесь всего на несколько дней.
Мэри Энн с тревогой ожидала ответа Карлтона Туини. Она понимала, что происходит, но ничего не могла поделать. И тут ей пришел на помощь Нитц.
— Старина, у тебя же еще одно отделение, — мягко, прикрыв глаза, проговорил он.
— Я устал, — ответил Туини. — Пропущу сегодня.
— Так нельзя.
Туини стал надменен; ясно было, что он не сдастся.
— Я не могу выступать с полной самоотдачей, когда я устал.
— Тогда вперед, — торопила блондинка.
В это время, как будто повинуясь какой–то неведомой силе, к столу подошел Тафт Итон; прицепившаяся к нему тряпка оставляла на полу влажный пузырчатый след.
— Еще одно отделение, Туини. Ты никуда не уйдешь.
— Ну конечно, — согласился Туини.
Ухмыляясь, Нитц подмигнул Мэри Энн и произнес:
— Вот непруха. А Леммингу вашему передайте, что можно и народных песен в репертуар подбавить.
С присущей ему степенной основательностью Туини отвернулся от блондинки. Она по–прежнему стояла и улыбалась, готовая встать и уйти с ним вместе.
— Может быть, — произнес Туини тоном, который был так хорошо знаком Мэри Энн, — вы приведете его ко мне? Я буду дома сразу, как закончу второе отделение.
— Договорились, — и она слегка колыхнула бедрами — весьма заметный победоносный вал. Затем пихнула своего по–прежнему сидящего спутника: — Пойдем.
— Мой адрес… — церемонно начал Туини, но Нитц его перебил.
— Я их провожу, — сказал он и заговорщицки пнул Мэри Энн под столом. — Я схожу с вами; хочу взглянуть, что это за птица.
— Будем счастливы вас видеть, — ответила блондинка.
— Секундочку, — начал Тафт Итон. — Пол, довольно странно слышать, что ты собираешься уходить.
— Я ему аккомпанировать не нанимался, — отрезал Нитц. — Я играю между выступлениями. Пусть споет какой–нибудь стомп[115] или песню каторжников.
— А можно мне с вами? — в горестном порыве попросила Мэри Энн. Она не хотела оставаться за кадром; она была не в силах помешать сближению Туини с блондинкой, но, по крайней мере, могла при этом присутствовать.
— И моя девочка, — заявил Нитц, поднимаясь, — я ее тут не оставлю.
— Приводите и ее. — Блондинка уже двигалась к входной двери.
— Вот и вечеринка, — пробурчал ее спутник, поглядывая на Нитца с Мэри Энн. — Может, еще каких друзей захватите?
— Не груби, — сказала блондинка, притормозив рядом с Туини. — Меня зовут Бет, а это мой муж Дэнни. Дэнни Кумбс.
— Очень приятно, — сказал Туини.
— Ты не можешь уйти, — упрямо твердил Тафт Итон, — кто–то здесь должен хоть что–то делать.
— Я никуда не ухожу, — ответил Туини, — я же ясно сказал. Вот спою второе отделение, тогда пойду.
Нитц положил руку на плечо Мэри Энн.
— Не вешай нос, — сказал он ей.
Мэри Энн, засунув руки в карманы, угрюмо плелась за Кумбсами.
— Не хочется идти, а надо.
— Все перемелется, — сказал Нитц.
Он открыл перед Мэри Энн обитую красной кожей дверь, и она ступила на тротуар. Кумбсы уже усаживались в припаркованный «Форд».
— Мы этому парню устроим веселую жизнь.
Он забрался на заднее сиденье и помог сесть Мэри Энн. Приобняв ее в утешение, он полез под пиджак и достал стакан с выпивкой.
— Готовы? — весело спросила Бет через плечо.
— Полный вперед, — сказал Нитц, откинулся назад и зевнул.
Глава 9
Когда они прибыли к Кумбсам, никакого Чада Лемминга в квартире не обнаружилось.