Тайна Воланда - Ольга и Сергей Бузиновские

усадьбу, ставшую музеем, князь безжалостно сжигает — значит, не надеется

на возвращение. Зачем же ему документы?

Рассказ был опубликован в феврале 1924 года — через пять месяцев

после приезда Бартини в СССР. За словами о «живой крови» может

скрываться тайна Святого Грааля — «живой крови» царя Давида. Это

подтверждает одна маленькая деталь: сторож с библейским именем Иона

заботится о сохранности каких-то драгоценных чашек. «Самое главное —

чашки. Чашки самое главное».

«Господи Иисусе!» — таким возгласом встречает хозяина старый слуга.

Нам дважды показывают балюстраду с «белыми богами» и портрет самого

князя в белоснежной форме кавалергарда: «Побеждающим дам одежды

белые»? Булгаков пишет о том, что в жилах героя течет царская кровь, а

весь рассказ перенасыщен царскими портретами. Обратите внимание на

портрет Павла 1 — «юного курносого» сына Екатерины II. На его груди мы

видим «четырехугольные звезды» орденов. Похожая кокарда — знак ордена

Св. Апостола Андрея Первозванного — была на касках русских

кавалергардов: две четырехугольные звезды, наложенные друг на друга.

Четыре плюс четыре — восемь. Но каска на портрете князя-кавалергарда —

с… «шестиугольной звездой»!

Но: «Самое главное — чашки».

В ефремовской повести «Звездные корабли» рассказывается о том, как

археолог по фамилии Давыдов нашел то, что осталось от древнего

пришельца со звезд — фиолетовый череп. Не намекает ли писатель на фиал

— плоскую чашу, употреблявшуюся для жертвенных возлияний богам?

Сравните: Воланд превращает череп в чашу, на балу мы видим фонтан

фиолетового вина, из которого наполняют «плоские чаши», Коровьев стал

«темно-фиолетовым рыцарем», в восемнадцатой главе мелькнула «дама в

фиолетовом белье». «Дам» — «кровь».

(Имя-отчество фиолетовой дамы — Мария Александровна — намекает на

знаменитую Марию из Александрии, написавшую алхимический трактат о

«Маргарите» — жемчужине).

Воробьяниновская теща умирает под фиолетовым одеялом, а сам

предводитель дворянства заведует генеалогическими древами. «Теперь вся

сила в гемоглобине». И далее: «Замолчали и горожане, каждый по-своему

размышляя о таинственных силах гемоглобина». Не идет ли речь о чудесных

свойствах «живой крови», которые передаются по цепи рода и способствуют

возвращению «филиусов»?

Из

многочисленных

горных

селений,

расположенных

на

Военно-Грузинской дороге, Ильф и Петров упомянули только Сиони: на

иерусалимской горе Сион находится могила Давида. А поворотным пунктом

маршрута стал Тифлис: отсюда начинается возвращение героев в Москву.

(Все получилось так, как «предсказывал» эпизод с испытанием мотоцикла: вперед и назад. И заметьте: колеса этой «машины времени» —

«давидсоновские»!). Но возвращению предшествует многозначительное

возлияние в тбилисском ресторане: «Кислярский посадил страшных

знакомцев в экипаж с посеребренными спицами и повез их к горе Давида». И

далее: «Заговорщики поднимались прямо к звездам». "

14. «В БЕЛОМ ПЛАЩЕ С КРОВАВЫМ ПОДБОЕМ»

«Казни не было», — говорит булгаковский Иешуа. И Воланд

подтверждает: «…Ровно ничего, из того, что написано в евангелиях, не

происходило на самом деле никогда». Это, конечно, не новость: мусульмане, к примеру, убеждены в том, что Иисус был одним из пророков, но на кресте

не умирал. В «Коране» написано: «…Они не убили его и не распяли, но на их

глазах его заменили двойником». Некоторые мусульманские комментаторы

называют имя «дублера» — Симон из Сирены. Между тем, мотив подмены —

один из главных в булгаковском романе: шахматный офицер надел мантию

короля. Николай Иванович прельстился обнаженной хозяйкой, а «получил»

домработницу, таинственный иностранец приходит к Ивану под видом

мастера, червонцы превращаются в этикетки — и так далее… Мелькнула

«говорящая» фамилия — Подложная, — а в конце романа прикинулся убитым

Бегемот. И, наконец, эпизод в Торгсине, воспроизводящий подмену жертвы: гражданин в сиреневом пальто выдавал себя за иностранца и за это сильно

пострадал. «Симон из Сирены»? В первых вариантах романа Воланд

появляется на Патриарших в сиреневом берете, но позднее Булгаков заменил

его серым, — словно исправив какую-то ошибку. Но сигнальный цвет

перешел не только к поддельному иностранцу, но и к окну мастера, возле

которого

появляются

«одевающиеся

в

зелень

кусты

сирени».

«Необыкновенно пахнет сирень!» — говорит гость Ивана. А далее — про

«сумерки из-за сирени» и про «сугробы, скрывавшие кусты сирени».

Мастер ушел в прошлое и… заменил Иешуа?! Сиреневый иностранец —

пародия на Воланда: даже акцент у него внезапно пропадает, как у

незнакомца на Патриарших. Очевидно, нам подсказывают, что легенду о

замене Иисуса Симоном из Сирены не следует понимать буквально: она

знаменует совсем другую подмену, куда более фантастическую! Обратите

внимание на голос Иешуа на допросе у Пилата: «…донесся до него высокий, мучающий его голос». Голос самого прокуратора — «сорванный, хрипловатый». На столбе голос Иешуа резко изменился: «Га-Ноцри

шевельнул вспухшими губами и отозвался хриплым разбойничьим голосом».

И опять:

«Хрипло попросил палача…». Это повторяется на последней странице

романа: Пилат беседует с Иешуа, у которого опять «хриплый голос» — как у

Пилата! А в главе «Погребение» казненный Исшуа снится Пилату. «Мы

теперь будем всегда вместе, — говорил ему во сне оборванный

философ-бродяга, неизвестно каким образом вставший на дороге всадника с

золотым копьем. Раз один — то, значит, тут же и другой. Помянут меня, —

сейчас же помянут и тебя! Меня, — подкидыша, сына неизвестных

родителей, и тебя, сына короля-звездочета…».

Освобожденный мастером Пилат (то есть сам мастер!) вышел на

таинственную дорогу, ведущую в прошлое, встретил Иешуа и… стал им?

(Иисус: «Я семь путь, истина и жизнь»). Воланд напутствует его: «По этой

дороге, мастер, по этой!»

Дорога — на Голгофу?!

Вот в чем была наша ошибка: мы решили, что все «мастера» уходят в

прошлое по своим же следам. Вероятно, этот путь действительно

существует, — судя по тому, сколько пророчеств уже сбылось. Но пятиться

назад, переигрывая череду своих собственных жизней — это слишком долго.