Тайна Воланда - Ольга и Сергей Бузиновские

Христом», — говорит Бендер. Шутку «полубога» следует понимать

буквально: ученики, обладающие «таинственной силой гемоглобина», возвращаются к распятию, получают знак Агнца — Золотое Руно — и

становятся планетарными «управдомами». В «Лезвии бритвы» Ефремов

подсказывает, что все происходит в сознании самого «филиуса»: «…раскинув

руки, на темном дне твоих зеленых глаз». На это намекает и эпизодический

«писатель Иоганн из Кронштадта», мелькнувший в главе «Было дело в

Грибоедове»: знаменитый проповедник о. Иоанн Кронштадский написал

книгу «Моя жизнь во Христе».

Мы уже не раз упоминали о Петре Демьяновиче Успенском — ученике

Гурджиева и авторе нескольких книг по теории и истории мистицизма. Одна

из них — «Новая модель Вселенной» — издана в Англии в 1930 году и

содержит популярное обоснование шестимерности мира. Точно по Бартини, только без математики: трехмерное пространство в трехмерном времени! В

этой книге Успенский говорит и о пользе попятного движения во времени:

«Не было бы никакой возможности для эволюции человечества, если бы для

индивидуально развивающихся людей не было возможности возвращаться в

прошлое…». И далее: «Путем перевоплощений в прошлое людей, достигших

определенного уровня внутреннего развития, в жизненном потоке создается

попятное движение. Этот обратный поток и есть эволюционное движение».

Но автор утверждает, что можно исправить уже свершившуюся историю, сделать ее лучше, — словно забыв о том, что сам писал про ветвящиеся

миры! Эту странную забывчивость, возможно, объяснит один эпизод, про

который очень невнятно упоминает Петр Демьянович: Гурджиев предложил

ему пройти какое-то страшное посвящение, но он решительно отказался. А

вот что пишет Успенский в другом месте: «Существуют роли, специально

созданные для перевоплощающихся душ, уже достигших известной степени

сознательности. Некоторые из таких ролей известны, ибо принадлежат

историческим личностям, за которыми можно предположить влияние

эзотерических школ». И далее: «Каждый Апостол может надеяться однажды

сыграть роль Христа».

(«Я есмь дверь; кто войдет Мною, тот спасется, и войдет и выйдет, и

пажить найдет»).

А теперь вернемся к последним главам «Понедельника…» — к странной

истории директора НИИЧАВО У-Януса Невструева. Он уходит в прошлое по

ступенькам жизней, — бесконечно рождаясь и умирая. Ключ к этой загадке

— попугай по имени Фотон, принадлежащий Невструеву. Птица умирает и

сгорает в чашке Петри, а наутро почему-то «воскресает» — веселая и

здоровая. (Птица и чашка Петри: Адепт, Грааль и Камень?) Сгорающий и

воскресающий попугай — символический Феникс. Христианские мистики

видели в этой легенде аллегорию воскресения Иисуса. Алхимики называли

«фениксом» смерть и преображение вещества. Или — самого Адепта… «Из

этого пепла, как поэтический феникс, возрождается новая личность», —

пишет об исчезнувшем Фулканелли его ученик). «Феникс» выкрикивает

слова, которые молодым магам кажутся бессмысленными — о дыре времени, кратере Ричи и Аризоне. Несгораемый попугай помогает им понять, кто такой

Невструев, но про кратер и Аризону маги забывают напрочь. Почему?

Очевидно, это маленькая шарада: Ричи — известный астроном, итальянец по

происхождению,

но

лунный

кратер

его

именем

не

называли.

Несуществующий «итальянский» кратер (чаша для вина) нужно связать с

чашкой Петри, с «дырой времени» и с директором советского магического

института. Роберто Бартини — человек-"феникс" и хранитель Грааля?

«А при чем здесь Аризона?» — спросит читатель-скептик. Дело в том, что столица штата Аризона — город Феникс.

Вспомните: булгаковский Бегемот «спасает» из горящего дома

Грибоедова три предмета — поварской халат («одежды белые»), ландшафт в

золотой раме и рыбу — символ Христа. А в начале романа мы видим в этом

доме любопытную вывеску: «На дверях первой же комнаты в этом верхнем

этаже виднелась крупная надпись „Рыбно-дачная секция“, и тут же был

изображен карась, попавшийся на уду». Удочка, ландшафт в золотой раме

(не пейзаж, заметьте — ландшафт!) и дом литераторов, принадлежавший

грибоедовской тетке, которая «наслаждалась комедией гениального

племянника». Можег быть, имеется в виду алхимическая литература? Есть

лишь один текст, на который могло бы намекать слово «ландшафт» — «Сад

наслаждений» Геррада Ландсбергского (XII в.). Этот трактат украшен

необычной иллюстрацией: Иисус с удочкой, но вместо лески — цепь. В семи

звеньях видны портреты самого Давида и шести его потомков. а ниже висит

распятие — маленькое и весьма условное. Похоже на нательный крестик, но

внизу он изгибается в форме рыболовного крючка, пронзившего нижнюю

челюсть Левиафана — с рыбьим хвостом, львиными лапами и сложенными

крыльями. Чудише плещется в воде. и пасть его широко раскрыта.

Знаменитый психолог и исследователь алхимии Карл Юнг «объясняет» этот

рисунок следующим образом: «Ловля Левиафана рыболовной снастью, состоящей из семи колен Давидовых, с распятием в качестве наживки». Но

заметьте: Спаситель не вытаскивает Левиафана из воды, а только заставляет

его открыть пасть. Не для того ли, чтобы при помощи распятия извлечь

кого-то из чрева, как библейского Иону? («Чревовещатель», — сказал чекист

Бегемоту). Мы не осмеливаемся утверждать, что все происходило именно так.

Можно лишь осторожно предположить, что двадцать веков назад начался

поиск и тотальная эвакуация тех, кто сошел в первобытное человечество и

полностью с ним отождествился. Игроки, очнувшиеся от многовековой

амнезии, начали покидать Землю и «возвращаться в прошлое» — по

ожерелью землеподобных планет. Возможно, существует причина, по

которой «Сынам Божьим» приходится гостить на всех планетах цепи, но в

конце пути каждого ждет своя собственная Голгофа. Не исключено также, что «филиусы» могли воплощаться только в родовых линиях, оставленных

предшественниками, — чтобы не «уснуть» снова. «Вопросы крови — самые

важные…».

(«Я был в крови своих родителей. А до этого — в крови родителей своих

родителей», — говорит голован в «Жуке…». Стругацкие называют это

«генетической памятью». У них есть киносценарий под названием «Пять

ложек Эликсира»: четверо бессмертных — хранители источника вечной