Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– У нее есть интуиция, – возразил он. – У нас и так хватает тех, кто строго придерживается протокола.

Иветта молча смотрела вперед, на дорогу, дождь все-таки пошел. «Таких, как я: скучных, неловких, старательных», – хотелось ей сказать, но она промолчала и вместо этого спросила:

– А как насчет младшего брата?

– Робин. У него более разнообразная работа и личная жизнь. Раньше управлял небольшой фирмой. Здесь написано: «ландшафтный дизайн».

– Пруды, что ли?

– Наверное. В девяностых на них был бешеный спрос, а потом он чем только не занимался. Сейчас он консультант по коммерческим вопросам, что бы это ни значило. У него сын от первого брака и еще один, намного младше, – от второго. Живет около залива в Кардиффе.

– У Фриды и на него зуб тоже? – ехидно уточнила Иветта.

– Он тоже почти не видится с матерью. Но Фрида говорит, что он более слабый из двух. Не такой агрессивный.

Когда они добрались до M-6, то остановились попить кофе и заправить машину, а уже в одиннадцать часов навигатор вел их через более преуспевающий пригород Манчестера. Джереми и Вирджиния Ортон жили в большом особняке в Дидсбери, на приличном расстоянии от усаженного деревьями шоссе. К дому вела посыпанная гравием дорожка, а перед особняком стояли две машины: БМВ и «гольф». Из трубы шел дым, и, разумеется, когда Вирджиния открыла дверь и провела их в гостиную, в камине горел огонь.

Для Карлссона темная мебель, серебряный поднос, на котором подали кофе, и оправленные в серебряные рамки фотографии детей в школьной форме, расставленные на крышке кабинетного рояля, казались предметами из другой эпохи.

Вирджиния Ортон была миниатюрной, немного нервной женщиной, чьи блестящие волосы были завиты в тугие локоны. А вот Джереми оказался крупным мужчиной: не толстым, но высоким и плотным, как игрок регби, центровой – с широкими плечами, крупной лысеющей головой, большими руками и ногами. На нем была сиреневая рубашка, пиджак и сверкающие часы. Его серые, немного выпуклые глаза окинули их подозрительным взглядом.

– Я ожидал вас полчаса назад, – буркнул он.

– Пробки, – коротко пояснил Карлссон. – Простите, что заставили вас ждать.

– Спасибо. – Джереми кивнул жене, как бы подавая знак, и она вышла из комнаты, цокая каблуками по паркету. – С чем приехали?

– Как вы знаете, я веду расследование убийства.

– Да, да. Но зачем вы приехали? Не понимаю, какое отношение ко всему этому имею лично я. Кроме того, что он меня обокрал, разумеется.

– Мы постараемся не занимать у вас много времени. Но я считал, что мистер Пул обокрал вашу мать, а не вас лично.

– Ужасно! Так обмануть бедную старушку.

– Но вы его никогда не видели?

– Конечно, нет. Если бы увидел, сразу бы раскусил.

– И даже не слышали о нем?

– Нет.

– Она говорила вам, что у нее в доме идет ремонт?

– Если бы она мне сказала, я бы велел ей составить смету. Уж я-то знаю этих пройдох. А что насчет других людей, с которыми он работал? Почему вы не можете связаться с ними?

– Мы пытались, разумеется. Но о них нет абсолютно никакой информации. Ни имен, ни контактных номеров – ничего.

– Скорее всего, это были поляки.

– Вы знали, что у нее течет крыша? – вклинилась в разговор Иветта.

– Не припоминаю. Да и какая, собственно, разница? Он ее надул, потом умер – можно сказать, ей крупно повезло.

– Итак, – резюмировал Карлссон, – вы понятия не имели, что она наняла людей ремонтировать дом?

– Вообще-то никто ничего не ремонтировал, верно? Просто он таким образом залез нам в карман.

– Ей в карман.

– Наш карман, ее карман… Мы – семья.

– Вы не знали о ремонте и никогда не видели мистера Пула, правильно?

– Правильно. – Джереми Ортон посмотрел на часы.

– Поскольку не навещали мать с прошлого лета? – уточнила Иветта, и Карлссон предостерегающе посмотрел на нее.

– Тот психотерапевт, – он произнес это слово с отвращением, – тоже набросилась на нас с Робином из-за этого. Я понимаю, на что она намекала. Но мы с ним люди занятые. Мы делаем то, что можем.

– Значит, вы понятия не имели, что она хочет изменить завещание?

– Вовсе она не хотела его менять. Она попала под влияние этого типа и совершенно запуталась.

– В новом варианте ему бы отошла треть ее состояния.

– Нет, я не знал. Я уже перекинулся с мамой словечком. Она больше не сделает такую глупость.

– Нам нужно, чтобы вы сообщили о своих передвижениях в последнюю неделю января, – неожиданно заявила Иветта.

– Что, простите?

– Просто для отчета. Не могли бы вы сказать, где были в последние десять дней января?

Джереми Ортон уставился на нее, затем перевел взгляд на Карлссона, и лицо у него побагровело.

– Вы что, серьезно?

– И нам бы очень пригодились любые свидетели, которые могут подтвердить ваши слова, – чтобы мы могли их проверить.

– Вы что, всерьез подозреваете меня в том, что я как-то со всем этим связан?

– Мы просто устанавливаем границы расследования, только и всего.

Джереми Ортон вскочил со стула.

– Вирджиния! – рявкнул он. – Принеси мне ежедневник, дорогая!

Четыре с половиной часа спустя Карлссон и Иветта добрались до Кардиффа. Дом Робина Ортона хоть и выходил окнами на море, но был более скромным, чем дом Джереми. Его машина стояла на дороге, а не во дворе. Жены дома не было: она работала. Чай разливали в кружки, а не чашки. Рояля тоже не было, но на стене висели фотографии детей.

Робин Ортон был не таким крупным, как брат. Карлссон подумал, что Робин похож на человека, за короткий срок сильно потерявшего в весе: кожа у него на лице висела складками, брюки болтались и не спадали только благодаря черному кожаному ремню.

Они задали ему те же самые вопросы и получили более-менее те же самые ответы. Нет, он никогда не видел Роберта Пула. Нет, он не знал о ремонте в доме. Нет, его не поставили в известность об изменении завещания, но если хотите знать его мнение, то это просто позор, что люди, подобные этому типу, Пулу, могут втереться в доверие к бедным старушкам. Нет, в последнее время он не навещал мать. Да какое их дело? В конце концов, сама Мэри Ортон тоже особенно не утруждала себя поездками в Кардифф, чтобы повидать сына; да и кроме того, ее всегда куда больше интересовал Джереми, чем Робин. А если они действительно хотят знать его мнение, то он считает, что часть тех денег, которые она с такой легкостью отдала первому встречному жулику, постучавшему в ее дверь, было бы куда лучше отдать ему, Робину, и помочь ему раскрутиться. Старикам следует проявлять бóльшую щедрость – в конце концов, его матери практически ничего и не нужно. Что касается последней недели января, то вообще-то бóльшую часть этого времени он провел в постели, куда его загнал ужасно противный вирус гриппа. Они могут уточнить у его жены… хотя она предпочитает называть это простудой, но что возьмешь с женщины? И они сами найдут выход, и, пожалуйста, не забудьте плотно закрыть за собой дверь.

– Ужасные, ужасные, ужасные мужчины, – простонала Иветта.

– Да, но какое у тебя сложилось мнение?

Они возвращались в Лондон по трассе M-4. С набухшего неба не переставая лил дождь.

– Мне жаль, что эти двое не убили Пула вместе, – искренне призналась она, – тогда их бы убрали подальше и на долгий срок. Бедная их мамочка!

– Это означает, что, по-твоему, они его не убивали?

– Конечно, все равно нужно проверить, чем они занимались на той неделе, и вернуться к Мэри Ортон – удостовериться, что они к ней не приезжали. К сожалению, я готова биться об заклад, что они не навещали ее с лета. Потому что были слишком уж заняты.

– Итак, – подытожил Карлссон, – у них есть повод, но этот повод появился слишком поздно.

– Мне нужно принять душ.

– А мне нужно выпить. – Он подумал и спросил: – Хочешь присоединиться?

– Да! – тут же согласилась она, но потом попыталась замаскировать свою радость. – Наверное.

– При одном условии.

– Каком же?

– Что ты не будешь критиковать Фриду. – Иветта запротестовала, но Карлссон ее перебил: – Вам, дамы, нужно сотрудничать.

Она не могла вспомнить. Она не могла вспомнить, какие ощущения дарит весна, или лето, или даже яркая золотая осень, хотя раньше осень была ее любимым временем года. Она помнила только зиму, потому что именно в зиме она и жила, постепенно вмерзая в нескончаемый холод. Деревья стоят без листвы, земля превратилась в ледяную рябь грязи, трава полегла, река приобрела коричневый цвет, а ее течение стало медленным и грустным, с потолка – кап-кап-кап – падают капли воды, пальцы по утрам словно восковые, окошки затянула покрытая инеем паутина, которую приходилось скрести ногтями так, что они ломались. А еще у нее расшатался зуб – похоже, начинается пародонтоз.