Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выражение лица Жасмин Шрив смягчилось. Она села напротив Фриды и слегка наклонилась к ней.
– Простите. Я стараюсь защитить себя.
– Ничего страшного.
– Вы действительно так думаете?
– Мне слишком мало известно о вашей жизни, но я могу посмотреть на нее под другим углом.
– Значит, вы не считаете, что Робби просто хотел использовать меня?
– Он, похоже, специализировался на том, что проникал в жизни людей, оказавшихся уязвимыми, – сказала Фрида, вспоминая Мэри Ортон такой, какой она видела ее в последний раз: маленькая, съежившаяся фигурка в окружении высоких сыновей.
– Значит, вы все же считаете, что я уязвима.
– Мы все уязвимы, так или иначе. У Пула, похоже, был дар находить слабые точки окружающих.
– Ну, он был добр ко мне. Кажется, я ему нравилась. – Фрида ничего не ответила, и Жасмин Шрив снова напряглась. – Вы, психологи, считаете, что под поверхностью всегда прячется что-то еще. Что существует скрытый смысл, и он прячется за теми смыслами, которыми мы наделяем происходящее. Я говорю, что я ему понравилась, и вижу, как у вас начинают гореть глаза. Каждое слово становится опасным.
– Вы сердитесь на психотерапевтов, потому что сеансы психотерапии вам совершенно не помогли?
– Что?
– Возможно, вы чувствуете, что мы обещаем дать ответы, но предлагаем лишь дополнительные вопросы.
– Откуда вам известно, что я проходила лечение? Кто вам обо мне рассказал?
Жасмин Шрив, похоже, не только рассердилась, но и очень испугалась. Ее голос дрожал, и она поднесла ладонь к лицу в жесте самозащиты, который Фрида так часто видела у своих пациентов.
– Никто мне о вас не говорил. Я просто предположила.
– Что я такого сказала? Я ничего такого не сказала! Что еще вам известно? Продолжайте. Скажите мне. Только не сидите и не смотрите на меня так, словно видите меня насквозь.
Фрида откинулась на спинку стула и помолчала.
– Сеансы помогли вам справиться с пьянством? – наконец поинтересовалась она.
– Не совсем. Я… – Жасмин замолчала на полуслове. – Вы прочитали об этом в каком-то ужасном блоге и запомнили, чтобы использовать против меня? Какая низость!
Фрида смотрела на нее с любопытством.
– Вы действительно считаете, что я могла так поступить с вами?
– Так вы приобрели бы определенную власть надо мной. Откуда еще вы могли об этом узнать?
Фрида задумалась. И правда, откуда?
– Я просто почувствовала. – Она огляделась. – Вы окружены огромным количеством предметов, которые собирали всю жизнь. – Она жестом обвела помещение, выполненное в свободной планировке. – Все эти тарелочки, фотографии в рамках, фарфоровые статуэтки, чуть приоткрытый комод, демонстрирующий свое содержимое… Все выставлено напоказ. Но нет ни бокалов, ни графинов, ни бутылок. Уже почти семь часов вечера, а вы предложили мне чай, не алкоголь. Так что…
Жасмин закрыла лицо руками. Ее голос охрип от охвативших ее чувств.
– Я впустила вас в свой дом, говорила с вами абсолютно честно и открыто, а вы все это время шпионили за мной!
– Вы хотите поговорить об этом?
Она подняла голову. Тушь у нее потекла. Она выглядела старше, но в то же время – по-детски искренней.
– Вы правы. Во всем, что сказали. Я совершила ужасный поступок.
– Какой?
– Я напала на одного человека в магазине, на продавца, молодую женщину. Это ведь ужасно, правда? И жалко. Я выпила, а она оказалась стервой. По крайней мере, именно так я тогда подумала. – Она замолчала. Ей, похоже, было очень тяжело говорить. – Я была… – Ее лицо залила краска стыда. – Меня на время положили в психиатрическую больницу. Для моей же безопасности. А затем я легла в наркологическую клинику и завязала. И с тех пор не выпила ни капли.
– Это хорошо.
– Я так себя стыдилась!
– Жасмин, неужели это все так ужасно?
– Что вы имеете в виду?
– У вас была пагубная привычка. Вы от нее избавились. Почему вы так боитесь, что о ней узнают?
– Начнем с того, что это означало бы конец моей карьеры. Того, что от нее еще осталось.
– Правда? Разве мало людей, которые, наоборот, зарабатывают на жизнь тем, что рассказывают о своем позоре и возвращении на путь истинный?
– Это совсем другое дело.
– Почему?
– Я была милой, кокетливой, здравомыслящей ведущей, пытающейся немного улучшить жизнь людей. Если бы эти люди узнали, что на самом деле я – пьяница, опустившаяся на самое дно, оскорбляющая окружающих и нападающая на них, как, по-вашему, они бы отреагировали?
– Не знаю. Но я вижу, что это стало для вас навязчивым страхом. И страх этот никуда не уходит, он только становится больше и опаснее. Возможно, проблема именно в том, что вы пытаетесь сохранить все в тайне.
– Вам легко говорить. Я не могу рисковать.
– Это вам посоветовал Роберт Пул? Не рисковать?
– Да откуда вы все знаете?
– Оттуда, что вы говорили с ним точно так же, как сейчас говорите со мной, – пояснила Фрида. – Значит, Пул понял, что у вас есть тайна?
– Он сказал, что никто не должен знать. Что я могу все потерять. Он мне очень сочувствовал. И сказал, что я всегда могу поговорить с ним об этом, когда захочу. – Жасмин замолчала и посмотрела на Фриду. – Вы считаете, он ошибался?
– Я думаю, давать совет всегда нелегко. Возможно, вам следует обдумать то, какую власть над вами получила эта часть вашей жизни.
– Вы психотерапевт, – сказала Жасмин. – Разве вы не считаете, что проблема, которой поделились с другими, становится в два раза меньше?
– Возможно. Но также возможно, что если вы поделитесь с кем-то своей проблемой, то тем самым дадите ему контроль над собой.
Вернувшись домой, Фрида увидела, что Тесса Уэллс прислала ей электронное письмо. Она не могла назначить встречу в ближайшие несколько недель, но завтра вечером идет в театр в Ислингтоне и может заскочить к Оливии перед спектаклем, часов в шесть. Это возможно? Фрида позвонила Оливии, и та заявила, что это не только возможно, но и необходимо, и чем скорее, тем лучше, или она ворвется в дом Дэвида с ножом. Фрида отправила ответ Тессе, отослав его копию Оливии, а также сообщила Тессе номера городского и мобильного телефонов Оливии.
Еще она получила сообщение на голосовую почту от Карлссона, он просил перезвонить. Когда их соединили, он коротко сказал:
– Ничего нет.
– Ничего?
– Ваше одолжение, помните?
– А-а, вы говорите об Алане Деккере.
– Да.
– Но вы сейчас не один и не можете говорить.
– Да.
– Поскольку вы поставили себя под удар ради меня.
– Точно.
– Я благодарна вам. Значит, он действительно исчез, как сказала Кэрри.
– Похоже на то.
– Неужели вы не считаете, что это странно?
– Дальше я копать не стану, Фрида.
Она положила трубку и пошла наверх, в свой кабинет на чердаке, где, глядя в окно на крыше, могла смотреть, как в февральской темноте мерцают огни Лондона. Она села за стол, взяла карандаш с мягким грифелем и принялась рисовать чертиков. Она думала о Роберте Пуле, о том, как легко и непринужденно он доставал чужие тайны из людских душ. Еще она думала о том, что сказала Жасмин о коварной власти тайн. Лицемерка, сказала она себе, заштриховывая рисунок.
Когда она наконец снова спустилась, то обнаружила еще одно электронное письмо, на сей раз – от Сэнди. Она долго сидела за компьютером и наконец открыла е-мейл:
Я какое-то время встречался с одной женщиной, а теперь мы расстались, потому что она – не ты. Пожалуйста, Фрида, поговори со мной.
Глава 29
– Считайте, что вы взяли выходной.
Иветта вела машину, а Карлссон сидел рядом с ней. Они выехали из Лондона рано утром, как только рассвело, но попали в затор на разноуровневой дороге Норт-Серкьюлар-роуд и только теперь добрались до M-1, направляясь на север. Утро выдалось холодным и ветреным, а низкие облака грозили пролиться дождем.
– Какой долгий день, – заметила Иветта, но на самом деле она вовсе не возражала. Она только радовалась возможности провести столько часов наедине с Карлссоном, а еще немного смущалась и нервничала. – Манчестер, а затем Кардифф. Восемь часов за рулем, если повезет и мы не попадем в пробку.
– Пообедаем в пабе, – предложил Карлссон. – Я подумал, что лучше навестить обоих братьев Ортон в один день. Понять, что они за люди.
– Что вам уже известно?
– Давай посмотрим. Старший, Джереми – ему сейчас лет пятьдесят пять, – работает бухгалтером в крупной фармацевтической компании. Должно быть, богат. Женат, две дочери. Живет в Дидсбери и редко навещает мать. Один-два раза в год, да и то на денек-другой. У Фриды на него зуб.
– Ей вообще мало кто нравится.
Карлссон покосился на нее.
– У нее есть интуиция, – возразил он. – У нас и так хватает тех, кто строго придерживается протокола.