Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

В память об Освальде Т. Эвери, 1877–1955

Член профессорско-преподавательского состава Рокфеллеровского института, 1913–1948

В 2004 году Эвери был с опозданием включен в Зал научной славы Канады; но в перечне американских ученых[1294], вышедшем 10 годами позже, нет статьи между Эпгар, В. (Apgar, V.) и Аксель, Р. (Axel, R.).

Двое из найденных Эвери молодых талантов вернулись, чтобы воздать должное своему былому начальнику на открытии ворот 29 сентября 1965 года. Это были его соавторы по большой статье 1944 года. У обоих дела шли хорошо. Колин Маклауд был профессором медицины Нью-Йоркского университета, экспертом международного уровня по холере[1295] и занимал пост старшего научного консультанта при президентах Джоне Ф. Кеннеди и Линдоне Б. Джонсоне. Борьба с холерой позднее привела его в Лондон по дороге на конференцию в Дакке, где он всего через несколько недель должен был читать Четвертую лекцию памяти Фреда Гриффита[1296] в Обществе общей микробиологии. Маклауд остановился на одну ночь в отеле при Лондонском аэропорте, но не смог осуществить посадку на рейс в Дакку на следующее утро. Он умер во сне в возрасте шестидесяти трех лет.

Маклин Маккарти был теперь главным врачом[1297] больницы Рокфеллеровского университета (а позднее стал вице-президентом) и редактором Journal of Experimental Medicine. Через 10 лет после церемонии открытия ворот они с Маклаудом легко могли поссориться из-за абзаца в незадолго до того опубликованной книге Роберта Олби «Дорога к двойной спирали». В ней цитировались слова Маклауда: «к тому времени, как к нам присоединился Маккарти, мы были практически уверены, с чем имеем дело. Он нам очень помог все зафиксировать»[1298]. Маккарти позднее признался, что он был «опечален» от такого упрощения своего вклада, но в духе всепрощения списал все на ошибку памяти Маклауда. Он не мог проверить непосредственно; к тому времени Маклауд уже три года как лежал в могиле.

В 1985 году Маккарти написал книгу «Трансформирующее начало» – повествование, где держащийся в тени доброжелательный автор рассказывает о времени, проведенном с Эвери. Он посвятил книгу «памяти двух моих коллег по исследовательской работе: Освальда Теодора Эвери, который не был склонен писать такую книгу, и Колина Манро Маклауда, чье время истекло раньше, чем он мог это сделать».

Маклин Маккарти, которого позднее называли «ученым для ученых»[1299], умер от сердечной недостаточности в начале 2005 года.

Один коллега не пришел почтить память Эвери на торжественном открытии «ворот Фесса», как их прозвал Колин Маклауд. Это был Альфред Мирски. Он ушел на пенсию в 1964 году, но поддерживал связь с Рокфеллеровским университетом (этот статус институт получил в 1954 году) сначала в качестве директора его библиотеки, а позднее – в качестве дарителя обширной коллекции произведений искусства и археологических находок. Мирски также не терял связи с исследованиями и в статье для журнала Scientific American «Открытие ДНК» признал, что 25 лет назад он считал, что гены состоят из белков, а не из ДНК. Это было в 1968 году; лучше поздно, чем никогда[1300].

На другом конце города продолжал раздаваться еще один возмущенный голос, дышавший эрудицей и сыпавший обвинениями в адрес мира, который сошел с ума. Не получив Нобелевскую премию[1301], Эрвин Чаргафф (который выдвигал кандидатуру Эвери, но забыл упомянуть ДНК в сопроводительной записке) стал еще более задумчивым и едким. Несмотря на получение медали Пастера (Швеция) и Национальной научной медали (США), он восставал против «большой науки», бича молекулярной биологии («занятий биохимией без лицензии») и интриганов-администраторов, сместивших его с должности в Колумбийском университете за ненадлежащее поведение («Я не хочу, чтобы меня помнили по этому университету»).

Впоследствии ученый, называвший себя «внешним человеком изнутри», обратился к написанию философских произведений как на английском, так и на своем родном немецком. «Гераклитов огонь. Очерки из жизни перед лицом природы»[1302] (1978 год) представляют собой сборник характерно остроумных и язвительных эссе (или гневных монологов) обо всем, что не так в науке. После смерти жены Чаргафф встретил XXI век в одиночестве в окружении тысяч книг в своей квартире в зеленой зоне Нью-Йорка. Он умер в июне 2002 года, не отказавшийся от своих взглядов 96-летний старик.

По другую сторону Атлантики также оставались неоконченные темы, ожидавшие своего завершения. Первой был Билл Астбери, не проявивший какого-либо огорчения или сожаления при публикации структуры двойной спирали; он был во власти новой страсти[1303] и, в любом случае, обладал даром (не очень распространенным среди ученых) искренне восхищаться чужими успехами. Так что он продолжил читать остроумные и изящные лекции о волокнах и жгутиках бактерий («Как плавать с молекулой вместо хвоста»).

В 1958 году Элвин Бейтон сделал рентгеновский снимок, тронувший Астбери до слез. Он не имел никакого отношения к ДНК или хотя бы к жгутикам; лишь один человеческий волос, подобный тому, снимок которого делал сам Астбери для сэра Уильяма Брэгга в далеком 1926 году. Последим «внеурочным» увлечением Астбери была скрипка, которой он занимался до тех пор, пока пальцы не начали кровоточить; он плакал, потому что снимок был красивым, а волос был с головы Вольфганга Амадея Моцарта[1304].

Астбери был человеком, который «каждый день делал похожим на Рождество», но некоторые чувствовали, что как ученому ему не хватало качеств звезды. Он был фантазером, никогда полностью не открывавшим глаза; он легко отвлекался, отличался склонностью делать слишком поспешные и поверхностные публикации и редкой способностью «не видеть золота в своем старательском лотке»[1305]. Ярчайшими из самородков, переданных им кому-то другому, были альфа-спираль белков и двойная спираль ДНК. Астбери чувствовал от этого боль, но быстро оправлялся, излеченный постоянным возбуждением от «научных приключений».

Билл Астбери так и не вышел на пенсию. Первая причина для беспокойства о своем здоровье[1306] дала о себе знать в августе 1955 года, когда у него развился глубокий венозный тромбоз после перелета в Австралию. Когда его положили в больницу (что Астбери счел «значительным духовным опытом»), у него обнаружили заболевание сердечного клапана и нерегулярный пульс. Он не придавал всему этому большого значения до 3 июня 1961 года. В тот вечер он был в великолепной форме,