Том 6. Живые лица - Зинаида Гиппиус

III

Тень

Всей этой тьмой, подземными жильцами,Дант понял наконец, что утомлен.«Достаточно поговорили с вами!» –Сказал себе он, направляясь вон.Но выход-то из подземелья – где же?Где узенькая щелочка в камнях,В какую он тогда пролез? Всё те жеКругом и волны с дымом на гребнях,И та же мгла, не гуще и не реже.Но сердцу Данте незнаком был страх.И он немедленно пустился в путь,То вплавь, а то по черноте шагая:«Найдется эта щель когда-нибудь!Не эта щелка – будет и другая!»

Не находилась, впрочем, никакая.Лишь ноги вязнут в кучах черноты,Да молнии в глазах от темноты.Вдруг что-то запищало у негоПод правою ногою. «На когоЯ наступил? – И Данте рассердился. –Вот не было напасти! ЛягушонкаЯ раздавил, а то еще ребенка?Да, впрочем, здесь не может быть ребят,Ведь как-никак – а всё же это ад».Чтоб рассмотреть, что там, – он наклонился,Не увидав, конечно, ничего.А что пищало – больше не пищало,Оно – и Дант немало удивился –Совсем обычным голосом сказало:«Мой милый, не ищите. НикогоНе раздавили вы. Я – существо,Которому не сделаешь вреда.А вот у вас, пожалуй, и беда:На свет хотите выбраться. Напрасно!Не так легко. Но я могу помочь.Я знаю здешние места прекрасно.Сейчас и мне уж надоела ночь».

Дант усмехнулся: «Коль вы здешний житель,Так надоело вам – не надоело,Здесь никому до этого нет дела.Сюда попали – значит, и сидите».Но существо спокойно возразило:«О, я не тот, с кем ваша болтовняРассеяла, забавила меня.Как хороши вы были, укоряя,Обоих напоследок утешая,А сами толком ничего не зная!Моя позиция – совсем другая:Я здесь повсюду без препон гуляю.Вот и сюда порою захожу…Но больше ничего вам не скажу.А вон хотите? Следуйте за мной.Иль оставайтесь. Мне, ведь, всё равно».

«Нет, нет! Иду!» – воскликнул Дант, спешаЗа белой Тенью, что теперь, из водПоднявшись, двигалась легко вперед.«Должно быть, это чья-нибудь душа, –Подумал Данте. – Как она стройна,Как движется, по черноте скользя!Хотел бы знать, однако, кто она?»«Вы любопытны, – вдруг сказала Тень. –Здесь мыслить тайно ни о чем нельзя,И ваши мысли мне ясны, как день.Те двое исповедались пред вами, –Могли бы утолиться вы словами».– «Мне ваша исповедь и не нужна, –Ответил живо Дант, идя вперед. –Но слышали вы мысль мою… И вотЛишь на одно ответьте, если можно:Вы – женщина? Вы „он“ – или „она“?»

Ответа нет. И Тень скользит безмолвноПо дымно-черным подземелья волнам.Лишь вдолге, обратя на Данте взор,Проговорила: «Что за разговор!Здесь слово лишнее – неосторожно,И надо знать, что важно – что ничтожно.Но имя предка вашего я чтуИ для него молчания чертуПереступлю, на ваш вопрос ответив.Ответ мой прост: не знаю».

«Невозможно!» –Воскликнул Дант. И тут же, не заметивКакой-то кучи, в воду соскользнулИ в океане чуть не утонул.Но выбрался. И тотчас к Тени снова:«Сказали вы: „Не знаю“. Что за слово!Вы были же и на земле, а там…»– «Там, на земле, я женщиной считался.Но только что заговорю стихами,Вот как сейчас, сию минуту, с вами,Немедленно в мужчину превращался.И то же в случаях других… Как знатьМогу, кто я? И было так до смерти.Хотите верьте мне, а то не верьте…Но я другого не могу сказать.Не отставайте, мы почти у цели.Вы видите полоску – свет из щели?Но если сквозь нее вы не пройдетеНемедленно, тотчас же вслед за мной,Нигде меня вы больше не найдете,Ни выхода, оставшись за стеной».– «Пройду, пройду!» Хоть Дант был очень строенВглядевшись, чувствовал, что не спокоен:Уж очень эта щель была узка –Белела, как черта, издалека.Хотел подумать: «Ей-то что за дело!Скользнет… На мне же, как-никак, а тело!»Но не подумал. Не желал. Как знать,Вдруг мысль его у слышится опять?Черта на камне темном всё белела…Скользнула Тень в нее – и тотчас вследДант кинулся, уж не жалея тела,Не думая о том, пройдет – иль нет.Но щелка раздалась, как будто… Свет!

Хоть оказался он не очень ярок –Для Данте и белесый, как подарок.А Тень? Ах, вот. И на свету светла,Чуть контуры другие приняла.Но на лице туман какой-то лег,И Данте рассмотреть его не мог.«Я очень рад, что выйти вам помог, –Сказал приветливо вожатый странный. –Когда б не имя ваше… Но теперьПростимся. Я иду в другие страны.А вы – всё прямо. Низенькую дверьВы встретите. За ней ступени…»– «Я знаю их, – Дант перебил. – Но Тени, –Столь благодетельной, – чем отплачу?От вас так сразу не уйду я прочь,Мне надо, – чувствую, – и вам помочь.О предке вы моем упоминали,И я – его достойным быть хочу.Вы что-то слышали о нем, иль знали…В чужой душе читать я не умею,Но вы умеете, и я вас смеюПросить: взгляните, видите, что яГотов на всё, и что душа мояНе может вас покинуть без оплаты.Я вас уже люблю, люблю как брата…Куда идете вы опять? Зачем?О, если бы мне знать – хотя бы это!»

«Для вас, пожалуй, тут и нет секрета,И вы меня растрогали совсем, –Сказала Тень. – Но я не вижу, право,Что вы могли бы сделать для меня.Да, предка вашего близка мне слава,И в вас есть что-то от его огня.Где мы стоим сию минуту – путьВ Чиспшище. Туда я захожуНе в первый раз! И там не нахожуКого ищу. Найду ль когда-нибудь?»

«Я догадался! – Дант вскричал. – Я знал!Вы ищете кого-то здесь, в аду.В Чистилище хоть я и не бывал,Да уж туда сегодня не пойду.Но вы позвольте мне вас проводитьНе до дверей, а хоть бы часть пути.Навязчивым я не хочу прослыть,Но не могу же так от вас уйти!»И вот идут они, вдвоем, и рядом.Дорога тихая. Не пахнет адом.Дант удивлен: «Который это круг?В других бывал я: шум и крик всегда.А здесь такая тишина вокруг!»– «Здесь шума не бывает никогда, –Тень отвечала. – Так, должно быть, надо,Чтоб путь в Чистилище был тих. И адаЧтобы не помнили идущие туда.Но вы не знаете, как длинен он!Столетий семь, по-вашему считая.Иной, что адом слишком удручен,Идет – и падает, не достигая».Был Данте этим тоже удивлен:«А как же вы, не раз…» – «О, надо мноюНе знало время и малейшей власти,Ни здесь, в аду, ни на земле. Отчасти –Другие говорили мне, – к несчастью,Что горько ничего не забывать,Как детища не забывает мать.Чувств матери, положим, я не знаю…Я просто ничего не забываю.Вот потому просил так горячо яМою Терезу и других святых,Чтоб мне послали что хотят другое,Но лишь не то, что было – и недаром! –Моим предчувствием, моим кошмаром…Чтоб не осталась на земле одноюМоя душа. Просил я о надеждеУйти с земли, ее покинуть прежде,Чем тот, кого душа моя любила,Чем тот, которого теперь ищу…Но укорять святых я не хочу,Ни тех, моих, и никаких других:Ведь, может, было то не в воле их.

Поймите же: я был всегда не сущим,А если попросту сказать – ничто.Лишь в нем одном жила душа моя.Когда ж ушел, кто жизнь мне был несущим,Я на земле лишился бытия.Другие этого – что я никто –Там, на земле, конечно, не видали.И разные мне имена давали.Моя ж душа была к себе строга.И вам, пожалуй, я открыть готов,Как звал себя я, без высоких слов:Мое простое имя – пустельга».

«О нет, о нет! – воскликнул Дант тревожно.Какая пустота в душе возможна,Какая пустота – и в вашей, строгой! –Когда идет она такой дорогойСтраданья и любви? Нет, не пустая,Она полна, и, может быть, до края!»

Но спутница как будто рассмеялась:«Все вы, земные, – вечно не о том!Спросите лучше, как я жил потом,Что на земле еще со мною сталось.Не исповедуюсь я вовсе вам,Суды мне ваши тоже не нужны,Но имя Данте… Помню я, как тамМы повторяли имя и горамФлоренции, родной его страны…Быть может, говорю я слишком многоИ осторожней было б помолчать.Но так тиха в Чистилище дорога,И я как будто с ним… и там… опять.Но он ушел. Давно? Вчера? Сейчас?Не знаю. Только я не мог понять,Хоть размышлял об этом много раз,С какою целью, для чего мне данОстаток этих дней моих земных?Не видел смысла никакого в них.Иль справедливость высшая – обман?И для чего испытывать мне туНеизъяснимую словами тошноту…Ее все знают в черном океане,А я узнал ее вверху, заране…Однако, я привык еще при немБессмыслие и случай отрицать.И в отраженном бытии моемПытался смысл какой-то отыскать.Был друг у нас. Иль полудруг. И онБыл постоянно чьею-то заботой –Не знаю почему – но окружен.

Не стоил, мнилось, он ее. Но сонПривиделся тогда мне очень странный,Не ясный сон, не сложный, но туманный.В тумане словно говорил мне кто-то:«Больные не останутся одни.Нуждаются в заботе лишь они».Проснувшись, я подумал: если прочьМой полудруг не отошел совсем,Не велено ли мне ему помочь?Но я, ведь, сам не знаю, как и чем,И тоже болен, да и что могу?Никто не будет слушать пустельгу.

«Ах, бросьте спорить, ничего не зная!»И там никто не знал, что пустельга я.Не получил даров я никаких,Лишь дар любви. Но вот, порой, играя,Нарочно сам выдумывал я ихИ приводил тем многих к заблужденью.Я внял, однако, сонному веленью.Ведь человек-то все-таки был болен:У тела своего он жил в неволе,Но жил, не думая об этом пленеИ не стремясь нимало к перемене.Я ласково с ним речи заводил,С терпением, с любовью говорил,Он и не слушал. Думал о другом.О чем? Как знать! О чем-то о своем.Еще трудней мне было оттого,Что я, ведь, знал: он не любил того,Кого уж не было. ОттолкновенийОт нас обоих он и не скрывал:С трудом он нашим воздухом дышал,В грош никогда не ставил наших мнений.Конечно, я ему и не помог.Он только сам себе помочь бы мог,Когда б любить и верить мне посмел…Но дар любви он извратил давноИ верил, что таков его удел…Да уж теперь и это всё равно.Итак – не удивлю, конечно, вас,Сказав, что боль моя, мои страданья,Мое усилие, – и в этот раз, –Всё разбивалось о его молчанья,Как волны океана об утес.Не видел он ни моего страданья,Ни братской нежности моей, ни слез.Я до конца исполнил повеленье,Весть о конце мне новый сон принес.Но не о нем, а о другом виденьи.Мне хочется вам, Данте, рассказать,Прервав повествованье на мгновенье.Об этом рано вам еще и знать,И вы меня, конечно, не поймете…Однако же – вам это передатьХотел бы я, в моей о вас заботе.И так дрожит сейчас душа моя…

Послушайте же, раньше чем уйдете.На всей земле, должно быть, он – да я,Одни мы знали тайну – без названья,Закрытую еще для бытия.Вот оттого, от этого незнанья,Нет у людей и слова для нея.Все имена – не то: любовь, страданье…Неловко – иль предчувственно – ееМы, между нами, «сверх-любовью» звали,А «нежность братскую» (названье чье?)Уж люди и совсем не понимали.

Доныне скрыто от сердец и глаз,Что где-то там, в тысячелетней дали,Такое чувство посетило разЗемное сердце… Как благоуханноЦвело оно в тот незабвенный час!

Я говорю о сердце ИоаннаСвятою ночью… Милый Данте мой,Слова мои вам кажутся туманны,Вы их забудете, придя домой,И это хорошо. Ведь раньше надоПройти вам путь борения с судьбой…Но после, знаю, будете вы радыНа этой тайне сердцем отдохнуть,Коль суждена вам светлая отрадаПонять мои слова когда-нибудь.

Вас отступленье, верно, утомило, –Ему – конец. И кончен был мой путь.И вот, сама та благостная сила,Что так заботливо его хранила,Увидела, как тщетно мучусь я, –И от земли меня освободила,Чтоб успокоилась душа моя.За послушанье же дала награду:Позволила везде гулять по аду,Искать того, кого с тех пор ищу,И с ним остаться, если захочу.

А полудруг – свободней без меняСтал жить, свое оберегая тело,И всё примернее день ото дня. –Заботы отдал он ему всецело,Однако, всё ж его не уберег,И, кажется, через недолгий срокКак я, был тоже от земного взят,Хоть этому и вовсе был не рад.Вы знаете его: ведь он тот первый,С кем рассуждали в океане вы.Он вам порядочно расстроил нервы,Но вы не потеряли головы,А хорошо утешили, я знаю…Я в подземельи изредка бываю,Как раз его я там и навещаю,Но непременно в виде старушонки…Он любит так… Ну что же, ничего!Ведь очень я всегда любил его,А он теперь невиннее ребенка».

«Да, а другой? Я так несправедливоС ним говорил, и это, право, жаль…» –«О, не беда, – Тень возразила живо. –О нем напрасная у вас печаль.Его я знаю – и отлично – тоже.Мы как-то на земле дружили с ним.Ему полезен ваш урок… Похоже,Что лишь со мною на земле однимОн мог дружить. Он очень избалован,Всем нравился, и льнули все к нему,А он ни мне не верил – никому, –И странно жил, как будто зачарован, –Но он хороший. Помните ответ,Который бросили ему вы вслед?Его он слышал, очень понял верность,Ему уж легче претерпеть Безмерность…Вы не обидели второго друга.А знаете ли вы? У нас нет круга,В каком бы места не было надежде.Иначе было – говорили – прежде…Теперь не то, и ад уже иной…»

Дант слушал невнимательно. В забвеньеКаком-то странном, и почти в смятеньиОстановился вдруг. Прервав рассказ,Сказала Тень: «Как утомил я вас!Пора, я вижу, милый Данте мой,Пора вам, наконец, идти домой.Простимся здесь…» Но Дант, в своем волненьиИ этого почти не услыхав,Проговорил: «Есть у меня сомненье,За вас какой-то непонятный страх.Быть может, я, конечно, и не прав,Но не уйду, пока, хоть в двух словах,Вы не расскажете о том, когоИскали здесь давно, во всех местах.Ведь я о нем не знаю ничего.Какой он был? Как прожил жизнь свою?Хочу я правды всей – и беспристрастной,Без имени, коль это вам опасно,Лишь правда мне нужна. Не утаю,Мне самому не всё еще тут ясно.Его вы знали…»

«Мне ль не знать того,С кем нерасстанно прожил я полвекаПо счету вашему. Нет человека,Который лучше видел бы его.Пускай я думаю о нем, любя,Умею правду знать и вне себя.Вот правда: выпало ему на долюНести изгнанье, бедности неволю,Но те богатые свои дарыНе исказил он, в землю не зарыл,Пославшему сторицей возвратил.Трудился он до самой той поры,Когда был взят от жизни темноокой…О, этот час, столь для меня жестокий!Но обо мне не речь. Ушел достойно,И с простотою, тихой и спокойной.Он никогда и никому не лгал,Да лжи как будто и не понимал.Он славы не хотел и брал с улыбкой,Считая, кажется, ее ошибкой.Спокоен был, и страстен лишь в борьбеСо злом, которое так ясно видел.Его он гнал, забыв и о себе,Его одно он только ненавидел.Любил не многих. Но кого любил,Тем до конца уже не изменил.Был добр он добротою неприметной,Так целомудренно ее тая,Что, кажется, один на свете – яИ знал о черточке его заветной.Еще: он веровал в Того и в то,Во что теперь не верует никтоТам, на земле. И, знаю, даже вы,Мой милый Дант, не верите, увы!Сказал я всё, и, думаю, довольно.Но почему душа у вас в смятеньи?Вам кажется опять, что я невольно,Любви покорный, как-то лицемерю?»Но Дант, дрожа, вскричал: «Я верю! Верю!Обманутой могу ль не верить Тени?Которая ее приговорилаВсегда искать – но так, чтоб не найти!Недаром я не мог от вас уйти!Пускай я дерзновенно говорю –Мои слова пред всеми повторю!Пусть грех падет на голову мою…Вы думали, что это вам в наградуПозволено искать его по аду?А вам позволено ль искать – в раю?»

Тень вздрогнула, как будто бы впервыеУслышала она слова такие.И даже что-то изменилось в ней:Весь облик стал и легче, и нежней,И был теперь уже не бел, а розов.Вот-вот заговорит, казалось, прозойИ станет женщиной. Однако, нет.Лишь, розового не меняя цвета,Сказала: «Отчего-то этоНе приходило мне еще на ум.Как странно! Было, ведь, немало дум.Два раза шел, и даже не случайно,Я мимо рая. К белым воротамМеня влекла несознанная тайна.Уж видели и тамошние дети,Но тут старик, опять рукой грозя,Мне закричал: „Тебе туда нельзя!“ –Два раза так. Ужель пойду и в третий?»В восторге Данте закричал: «О да!Но в третий раз пойдете вы тудаНе так, и не один – со мной вдвоем.Старик не зол, не думайте о нем,Обоих нас он не прогонит прочь.О, знал же я, что вам могу помочь!Идем скорее. Где дорога?» Тень,Однако, покачала головою:«Теперь нельзя. Домой теперь идите,Сейчас у вас еще покуда день,Но дверь запрут. Ее я не открою,И вы в аду, пожалуй, просидите.Нет, вы за мною после приходите».Дант сдвинул брови: «После? Но когда?»– «Я времени не знаю. Всё равно.Не знаю, что сегодня, что давно.Когда успеете… и захотите».– «О, захотеть… Но где ж я вас найду?В последний круг я больше не пойду».– «Я тотчас знаю, кто по ступенямСпускается неосторожно к нам.Мы встретимся… Но только знайте, верьте:Всё это может вам грозить и смертью».Но Дант опять на спутницу взглянулЗаботливо, серьезно и любовно,И руку ей, как равный, протянул,Сказав: «Отвечу я немногословно:Алигиери именем клянусь –Что я для вас и смерти не боюсь!Приду, приду…»И так они расстались.

IV