Долина кукол - Жаклин Сьюзан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поначалу Нили было на это наплевать. Она вернулась в Калифорнию и зажила отшельницей возле своего бассейна. В газетах и театральных бюллетенях ругали ее беспощадно. Ее называли неуправляемой, кое-кто намекал, что она пьянствует. Все единогласно объявили, что ее артистической карьере пришел конец.
Иногда она целыми днями напролет не вылезала из постели, пока экономка почти силком не вытягивала ее к бассейну. Иногда она посреди ночи вскакивала в автомобиль и мчалась к какому-нибудь бару. Там она стояла у стойки, повязав голову платком, без всякой косметики, неузнаваемая, безвестная, прихлебывала пиво, счастливая тем, что может спокойно быть среди людей. Ей было все равно: денег у нее хватало, год пересидеть она могла без проблем. Потом все это забудется, она снова придет в форму и, может быть, выступит на Бродвее. Это было бы занятно. Она им всем еще покажет! Пока же она может есть, чего душа пожелает… и пить. И всегда под рукой чудесные желтые и красные куколки – а теперь еще и новые появились, c синей полоской!
Поведение Нили совсем выбило Энн из колеи. Первым ее побуждением было броситься вслед за Нили в Калифорнию. Нили была не в том состоянии, чтобы ее можно было оставить одну. Но нельзя же бросить свои собственные дела на телевидении… да и перед Кевином у нее были определенные обязательства. Энн чувствовала личную вину за тот номер, который выкинула Нили и который влетел в копеечку. Кевину пришлось заплатить за эфирное время, за рекламу, за оркестр, за сверхурочные – и он даже не мог компенсировать все это хорошей программой.
Но шли недели, и ее беспокойство за Нили притупилось. Каждый день работы в живом эфире требовал большой отдачи. Стали делать новые пробы в цвете, и по временам жар от осветительных приборов делался просто невыносим. И все же Энн никогда не приходило в голову уйти c телевидения – никакая другая работа ее особенно не привлекала.
Иногда в газеты попадали кое-какие сведения о Нили – иногда достоверные, чаще по слухам. Казалось, все сходились во мнении, что Нили занялась намеренным самоистреблением. И все же образ нервной, измученной Нили не укладывался в сознании Энн – она так хорошо помнила девчонку c горящими глазами, которая жила когда-то на Пятьдесят второй улице, прямо под Энн. В конце концов этот призрак, созданный Голливудом, исчезнет и настоящая Нили возвратится.
Казалось просто невозможным, что место может действительно изменить человека. Прошло уже больше десяти лет, и все же в определенном смысле Энн не ощущала себя другой по сравнению c той Энн, которая впервые приехала в Нью-Йорк. Если бы она села и спокойно проанализировала свои ощущения, она c уверенностью могла бы сказать, что Нью-Йорк уже не был для нее страной чудес. Бродвей и Пятьдесят вторая улица утратили свое очарование, Пятая авеню больше не вызывала в ней приятного трепета, и даже огромная рождественская елка в Рокфеллеровском центре больше не казалась ей чем-то выдающимся. На премьерах, на открытиях ночных клубов мелькали все те же прискучившие лица.
И все же этот мир был несравненно лучше, чем мир Лоренсвиля. В Лоренсвиле люди жили как в спячке, и жизнь проходила мимо. Она, по крайней мере, была там, где что-то происходило. И все же чего-то недоставало. Иногда она подолгу смотрела в зеркало и старалась оценить себя объективно. Изменилась ли она? Теперь она пользовалась косметикой. Неужели она когда-то действительно ходила в «Эль-Марокко», лишь чуть-чуть припудрившись и тронув губы помадой? Теперь без румян, теней и туши она чувствовала себя раздетой. А одежда? Она по-прежнему тяготела к вещам простого покроя и приглушенных тонов, но известные модельеры создавали для нее изысканные костюмы, и она давно уже сменила норковую шубку, подаренную Дженнифер, на собственную, сшитую для нее лучшим скорняком Нью-Йорка.
Но однажды, на одно мимолетное мгновение, прожитые годы как бы перестали существовать, растворившись в глазах Аллена Купера. Они встретились в «Колони» совершенно случайно. Она была c Кевином. Аллен представил им свою жену – красивую молодую женщину. На ее руке сверкал огромный алмаз c изумрудной огранкой, в точности такой же, как тот, который Аллен когда-то подарил ей. В этот момент Энн пришла в голову глупейшая мысль: может быть, у него полный ящик алмазов, всех размеров, на все случаи жизни.
Раньше она часто задавала себе вопрос, что она сделает, что ощутит, если случайно встретится c Алленом. Но, как и большинство встреч, которых долго ожидаешь и о которых много думаешь, эта встреча оказалась совершенно заурядной и начисто лишенной драматизма. Аллен начал лысеть, но все так же носил галстуки в полоску и так же повсюду ходил вместе c Джино. Джино резко постарел. Он стал трясущимся и хрупким, как это часто бывает со стариками. Казалось, он тает прямо на глазах у Энн.
Она понимала, что Аллену хотелось быть c ней сухим и безразличным, но все же в глазах его проступило прежнее восхищение.
– Энн… ты потрясающе выглядишь.
– Ты тоже неплохо выглядишь, Аллен.
– Мы всегда смотрим тебя по телевизору, правда, Джино?
– А как же, – ответил Джино.
Все замолчали. Господи, неужели через десять лет им нечего было сказать друг другу?
– Элли всегда тебя узнает, когда показывают рекламу. – Так звали жену Аллена.
– Рада слышать, что вы смотрите. Обычно, когда меня показывают, зрители бегут к холодильнику за пивом.
– Нет, я всегда смотрю, хоть и не употребляю изделия «Гиллиана». Мой косметолог говорит… – Элли внезапно остановилась – Аллен предостерегающе сжал ей локоть.
– Я убежден, – пришел на выручку Кевин, – что столь молодые и очаровательные особы не нуждаются в помощи косметики.
Девушка покраснела от удовольствия и хихикнула.
– А что у нас со столиком? – сердито провизжал Джино. – Если б мы вместо этого новомодного кабака пошли в «Марокко», мы бы там так не стояли.
Метрдотель показал Кевину, что его столик готов. Попрощавшись c Куперами, Кевин и Энн прошли в зал под очередную тираду Джино насчет мерзкого обслуживания – и не пойти ли им в «Марокко».
Энн была печальна. Люди расходятся, проходят годы, они встречаются вновь – и при встрече не происходит никакого воссоединения, никаких теплых воспоминаний, а только горькое чувство, что годы идут, что все уже не так ярко и замечательно, как когда-то. Она была рада, что Лайон в Англии.
