Герои пустынных горизонтов - Джеймс Олдридж

На первый взгляд может показаться, что тернистый путь Гордона, «героя пустынных горизонтов», зашедшего в безысходный тупик, как бы служит отрицанием жизнеутверждающего пути Мак-Грегора. Но Гордон — это не Мак-Грегор. Гордон более скован буржуазными предубеждениями, чем демократически настроенный Мак-Грегор. Гордон весь во власти идеалистических представлений о свободе личности, от которых он никак не может избавиться. Его личный крах знаменует и крах философии ничем не ограниченного буржуазного индивидуализма.

Гордон принимает самое непосредственное участие в восстании кочевых племен Аравии и даже захватывает нефтепромыслы, принадлежащие англичанам. Тем самым он вступает в противоречие с официальными традициями лояльности английскому королевству. И тот же Гордон пытается взорвать нефтепромыслы, видя в машинной цивилизации исчадие зла, источник опасности для свободной, на его взгляд, жизни кочевника, тем самым нанося удар интересам кочевых племен, отбрасывая их назад, играя на руку тем, кто держит их в зависимости. Исходя из субъективистских воззрений на развитие истории, Гордон делает ложный, ошибочный шаг, чреватый и для него самого трагическими последствиями.

Джеймс Олдридж понимал всю сложность и ответственность вставшей перед ним задачи развенчания идей буржуазного индивидуализма. Он уделил этому огромное внимание, изобразив Гордона «изнутри», со всеми его заблуждениями и метаниями. Развенчание индивидуализма происходит в романе постепенно и завершается сценой смерти героя. Борьба вокруг нефтепромыслов знаменует столкновение двух концепций общественного развития, являясь кульминационным пунктом последнего акта трагедии — трагедии полного одиночества человека, который противостоит освободительному движению народа, стремясь задержать его, повернуть вспять.

Как листья от засыхающего дерева, отпадают от Гордона его верные друзья. Уже не возвратить ему мальчиков Минки и Нури, которые так привязались к Смиту и его машине. Безвозвратно покинул его Смит, ранее слепо ему преданный. Увлеченный в пустыню каким-то романтическим порывом, Смит — человек с городской душой, ординарный англичанин с самой распространенной фамилией — решительно отказывается следовать просьбе Гордона помочь ему взорвать нефтепромыслы, считая это безумным и преступным актом. Предвидя борьбу вокруг нефтепромыслов, Зейн давно уже договорился с эмиром Хамидом, который внял именно его советам: нефтепромыслы должны служить возрождению народа Бахраза и кочевых племен, а не корыстной наживе отдельных властителей и стоящих за их спиной английских или американских империалистов.

Все, что есть лучшего в Гордоне, в его стремлениях, находит понимание и поддержку Тесс, дочери рабочего Глазго, и Гордон тянется к ней всем своим существом. Олдридж набрасывает сложную картину их отношений, споров, размолвок, коротких идиллических часов. Тесс нашла свою правду «в черной пустыне рабочего Ланкашира, и Гордон знал, в чем она заключается», знал и не мог принять ее. Тесс, обладающая живым умом, проста и человечна. Она проявляет чуткость и терпеливость по отношению к Гордону, хотя и резко спорит с ним, не поступаясь своими взглядами. Олдридж убедительно показывает, как разница в воззрениях неизбежно вносит холод и отчуждение в их чистое чувство, как к словам радости Тесс примешивается и «тень печали». Глубоким сожалением, что они расстались, дышит каждая строка письма Тесс к Гордону — она надеется, что рано или поздно он смог бы преодолеть свои классовые предубеждения и они нашли бы общий язык.

Вслед за интересным образом Джавата Гочали, героя национально-освободительной борьбы в романе «Дипломат», Олдриджу удалось создать яркий образ Зейна. Зейн сравнительно мало появляется в романе, но плоды его деятельности, влияние его личности заметно ощущается во всем. Всегда готов поспорить с Гордоном этот умный, дальновидный человек, обладающий веселым, жизнерадостным характером, большой выдержкой. Зейн терпеливо и настойчиво разъясняет Гордону ложность его позиции, несостоятельность его суждений, весь их вред для дела арабов. И жизнь подтверждает слова Зейна. События национально-освободительного движения в арабских странах принимают именно тот оборот, какой предвидел «догматик» Зейн, вооруженный научным революционным мировоззрением. К его советам, как это ни досадно Гордону, прислушивается и проницательный вождь арабских племен эмир Хамид, видящий залог победы в единении кочевых племен с рабочими и крестьянами Бахраза.

Сложная задача развенчания буржуазного индивидуализма вызвала в романе необходимость жарких споров вокруг глубоко ошибочных идеалистических воззрений «Гордона Аравийского»: Тесс и Зейн постоянно ведут с ним идейно-философские бои. Все это определило и сложный стилистический рисунок романа, его Острую афористичность, многоплановость интонаций, выразительную сжатость емких логических формул. Скептическим и насмешливым интонациям Гордона противостоит спокойная, искрящаяся юмором речь Зейна и обычно сдержанная по тону речь, а иногда и резкая отповедь Тесс, не лишенной, так же как и Зейн, чувства юмора.

Олдридж, как передовой мыслитель и художник, всегда идущий в своих произведениях от наблюдений над сложным процессом изменяющейся действительности, обладает умением подмечать ростки новых явлений, верно схватывать перспективы общественного развития. Это его качество проявилось в «Дипломате» и в других романах.

Роман «Герои пустынных горизонтов» как бы предваряет события национально-освободительной борьбы, развернувшейся с такой широтой в арабских странах за последние годы. Основное направление и развитие этих событий схвачено писателей верно, хотя, конечно, конкретно-исторический опыт помог бы внести новые штрихи, которые еще более обогатили бы этот сложный и интересный роман.

Грядущая действительность не увязывается с абстрактными идеалами Гордона. Эта действительность не укладывается в рамки «представлений Гордона, — писал Джеймс Олдридж в статье „Действительность и иллюзии“, — и он готов скорее уничтожить ее, чем допустить, чтобы она победила; и вот он сам трагически гибнет при попытке осуществить свой замысел»[34]. Опустошенным предстает Гордон в финале романа. Он погиб бессмысленно, бесславно и бесплодно. Но живая жизнь идет своим чередом — такова логика раскрытия действительности в романе «Герои пустынных горизонтов». «Так живое осталось с живыми, а мертвое было отдано мертвым» — эти заключительные строки романа звучат утверждением жизни.

Не предаваясь убаюкивающим иллюзиям, борясь за мир словом художника, Олдридж уверенно, с надеждой смотрит в будущее. Свидетельством непрекращающейся борьбы художника за мир является его новый роман «Не хочу, чтобы он умирал». Роман воскрешает драматические события на одном из участков западного фронта в период второй мировой войны и показывает пробуждение национального самосознания в один из острых моментов освободительной борьбы в Египте. Герой романа капитан Скотт, полный гневного презрения к кровавому генералу Черчу, бездумно и безответственно бросающему людей на верную гибель, стоит на распутье. Он делает первый решительный шаг в жизни, выражая свои симпатии герою национального освобождения и отказываясь от открывшейся перед ним блестящей карьеры «высокопоставленного» слуги в стане кровавых черчей.

Размышляя о судьбах людей своего поколения, которые вынесли на плечах минувшую войну и больше всего из-за нее пострадали, Джеймс Олдридж, по его словам, все же не чувствует себя принадлежащим к «потерянному поколению». Ему ясны освободительные цели второй мировой войны и далеко идущие последствия, которые ею вызваны. «Вторая мировая война отличалась от первой, — писал Олдридж в статье „Раздумье о судьбах молодежи на Западе“. — И то, ради чего она велась, и весь ее смысл были совершенно иными; вне всякого сомнения, это сказалось и на ее последствиях»[35].

Развитие послевоенных событий, авантюристические замыслы «акционеров войны» и попытки их осуществления настораживают чуткого художника, который не хочет быть безмятежным: он активно борется за мир. «В послевоенные годы, — подчеркивает Олдридж, — мы израсходовали впустую очень много сил: только стало казаться, что жизнь немного налаживается, как вдруг начались чудовищные предательства, и все эти водородные бомбы и всякие бессмыслицы и зверства, вроде Кореи и Суэца. И все-таки я не считаю себя „потерянным“, и, смею думать, мои современники — тоже. Некоторым из нас по крайней мере ясно, что нынешней путанице можно противопоставить совершенно иные, плодотворные возможности, и сознание это очень нам помогает».

В событиях сегодняшнего дня Олдридж хочет усмотреть зарождение завтрашнего, увидеть «приметы времени». В «молодом гневе», охватывающем послевоенную молодежь, он видит эти приметы, проводя, однако, резкую грань между «модным бунтом», который может ни к чему не привести, и зарождением «настоящего гнева», который может стать великой движущей силой.