Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леди Мэри посмотрела на свои ноги — обутые в простые, без каблуков туфли, и тихонько вздохнула. Положив руку на свой живот, она вдруг спросила: «Ты кто? Мальчик или девочка?». Под рукой чуть задвигалось — будто ребенок ворочался из стороны в сторону.
У себя в спальне, присев на кровать, она разложила вокруг приданое для младенца, и вспомнила, как в последнюю ночь перед отъездом Степана в Плимут, она, разметавшись у него на груди, сказала: «Как же мне страшно!»
— Из-за него? — муж нежно погладил ее по животу. «Все будет хорошо, Машенька, не бойся».
— Нет, — она встряхнула головой, рассыпав шелковистые, вороные волосы по белоснежной простыне. «Я все время боюсь за тебя, Степа. Боюсь, что ты не вернешься».
— Могу и не вернуться, на то воля Божья — он помолчал. «Однако же я мужчина, и делаю то, что должно мне — а уж если погибнуть мне суждено, так буду теперь я спокоен — зная, что ты наше дитя носишь, — он потянулся обнять Машу, и, как всегда в его руках, она почувствовала, что нет у нее другой опоры, и защиты, кроме мужа.
Маша прижалась к щеке крохотную рубашку и вдохнула свежий запах чистой ткани.
Прислуга постучала в дверь — приехала акушерка.
— Поясница болит, — пожаловалась ей Маша, ложась на кровать.
Молодая женщина ловко ощупала Машин живот и вздохнула:
— Да как не болеть ей, тебе уже и рожать совсем скоро, головка опустилась.
— А когда? — Маша побледнела.
— Ну, — акушерка замялась, — тут уже как Бог даст. Дня два-три, думаю, еще походишь, а потом и схватки начнутся. Но ты не пугайся, если что — сразу посылай за мной, хоть днем, хоть ночью.
— Миссис Стэнли, — Маша прикусила губу, — а если муж мой не успеет в Лондон вернуться до родов?
— Ну, значит, когда приедет, так ты ему дитя и покажешь, — рассмеялась женщина.
— Хотелось, чтобы со мной муж был, — девушка медленно встала, опираясь на руку акушерки, и поморщилась. «Будто кости у меня расходятся, так все болит».
— Потерпи, — ласково обняла ее миссис Стэнли. «Ты ж знала, что за моряка замуж выходишь — не всегда у них, получается, дома-то быть вовремя».
Маша только вздохнула и утерла глаза.
— Прогуляться бы, вон на улице деревья, какие красивые, — она с трудом подошла к окну.
— Даже и не думай, — отрезала миссис Стэнли. «А если поскользнешься, или в карете растрясет? Ты ж в первый раз рожаешь, тебе беречься надо сейчас, еще, не дай Бог, схватки раньше времени начнутся. Так что вон — гуляй по дому, девочка».
Маша грустно улыбнулась акушерке, а та, глядя на нее, как всегда, подумала: «И как только рожать будет, дитя же совсем еще, хоть и двадцать лет уже исполнилось, а выглядит — на четырнадцать».
Проводив акушерку, Маша села за книгу — она читала сейчас «L ’Heptaméron des Nouvelles de tris il ustre et très excel ente Princesse Marguerite de Valois», пера сестры покойного короля Франции.
Степан, уезжая, закрыл библиотеку на ключ, мягко сказав ей: «Те книги, кои читать тебе можно — я велел в комнаты твои перенести. Остальное, что там — оно не для женщин».
— Степа, — робко сказала Маша, — но ведь раньше…
— Что было раньше, того не будет более, — коротко ответил ей муж. «Помнишь же, что апостол Павел сказал: «Учить жене не позволяю».
— Я же не учить, — покраснела Маша, — я почитать просто.
— Иди сюда, — Степан потянул ее к себе и посадил на колени, вдыхая запах цветов.
«Машенька, — сказал он, — я не против того, чтобы ты читала. Просто я тебя старше, умнее, я — глава семьи, и я решаю — что в ней происходит. Ты же потом будешь воспитывать наших детей, и я должен быть уверен, что ты делаешь это правильно. Понятно?»
— Хорошо, Степа, — кивнула она, сдерживая слезы, вспоминая те книги, которые от нее теперь были спрятаны — навсегда.
— Ну и молодец, — муж поцеловал ее. «Видишь же — не было у нас детей, а теперь ты понесла, — он нежно положил руки на ее плоский живот. «Значит, Богу такая жизнь угодна».
Маша, было, хотела что-то сказать, но прикусила язык.
«Гептамерон», который она читала у себя в спальне, так и остался незамеченным, в комоде, среди ее рубашек и чулок.
Девушка открыла книгу на истории о парижском дворянине, который притворился больным, дабы не изменить жене.
— Мне кажется, — читала Маша, — что не такая уж это большая заслуга для мужчины — бояться нарушить целомудрие из любви к жене; есть ведь немало причин, которые и без этого заставляют его хранить ей верность. Прежде всего, это велит ему Господь, этого требует данная им клятва, да и природа его бывает удовлетворена, и поэтому ни соблазн, ни желания уже не имеют над нею власти.
Она опустила книгу на колени и задумалась. Со времени их венчания прошло уже четыре года, и за это время Степан едва ли шесть месяцев провел дома.
Маша вспомнила, как провожала его в море ровно через месяц после свадьбы — в Плимут он ее не пустил, сказав ласково, но твердо: «Не место там женам-то, ты пойми. В море нельзя о женщинах думать — а ежели ты туда приедешь, так и всем другим придется разрешать».
— И ты не будешь обо мне вспоминать все это время? — наивно спросила она тогда.
— Я, Маша, если уж я в море, — вздохнул ее муж, — так только им и занят. Потому я и жив до сих пор.
Они простились на пороге усадьбы — была оттепель, шел мелкий, надоедливый дождь, все вокруг было покрыто влагой — и Маша не могла понять, что за капли у нее на лице — только потом, когда его конь исчез за поворотом, она поняла, что это были слезы.
Степан вернулся через пять месяцев — она спала, раскинувшись наискосок на их супружеской кровати, когда на рассвете кто-то зажег рядом свечу.
— Что такое? — потерла она глаза и вдруг ахнула: «Степа!»
— Я всю ночь в седле был, — измученно сказал ее муж. «Иди сюда».
Как и тогда, в брачную ночь, сейчас ей тоже было больно — очень больно, — но она не смела, остановить мужа, твердо приказав себе терпеть столько, сколько он от нее потребует.
Терпеть пришлось долго, — она потеряла счет времени, — а потом он сразу заснул, положив голову ей на плечо. Маша, гладя его темные, уже с чуть заметной проседью волосы, плакала — тихо, беззвучно, чтобы не разбудить Степана.
И тогда, и потом, приходя из плавания, дома, муж не отпускал ее от себя ни на мгновение — даже днем, даже при слугах, он держал ее за руку, будто боялся, что жена исчезнет.
— Тяжело было в море? — спросила она следующей ночью, когда Степан лежал ничком рядом с ней, уткнувшись лицом в ее распущенные, душистые локоны.
Он поднял голову и медленно привлек ее к себе. «Не так тяжело, как с тобой расставаться, Машенька».
— Когда? — она захолодела.
— Через месяц уже, — Степа стал целовать ее, — тихо, нежно, и Маша, как всегда, горько подумав, что одними поцелуями дело не ограничится — приготовилась к боли.
Однако же она была жена, и это был ее долг.
Он вдруг остановился и спросил, глядя на нее: «Машенька, ты что?»
— Мне больно, — сказала она, пряча от него глаза, краснея.
— Ну, потерпи, милая, — поцеловал он ее.
И действительно, — боль скоро ушла, но другие чувства, — те, про которые она слышала краем уха, — так и не приходили.
Она привыкла, ей было хорошо с мужем, и она не могла подумать ни о ком другом, но вот Степан, — как ей казалось, — все равно сравнивал ее с той, о ком они никогда не говорили, с его первой любовью.
— Степа, — сказала она, в последнюю ночь перед его отъездом, опустив глаза, — тебе ведь мало было этих дней, что мы вместе…
Муж чуть улыбнулся — краем губ. «Такая уж доля у меня, Машенька — сам я себе ее выбрал.
Да и привык я уже — все ж с осьмнадцати лет я на кораблях».
— И тебе никогда не хочется…, ну… — она замялась и покраснела.
— Хочется, — спокойно ответил Степан. «Однако ж мне честь моя дороже — что за мужчина я, если тебя, жену мою, Богом мне данную, буду обманывать? Иисус заповедовал нам хранить верность друг другу, до самой смерти. А тут получается, что я преступлю его учение? Нет, — покачал он головой, — не быть этому».
— А я, — грустно сказала Маша, — я все время думаю — что я могу тебе дать? Ведь совсем немного.
— Ты мне дом подарила, — сказал ей серьезно Степан. «Ранее — куда мне идти было, как я на берег сходил? А теперь я знаю, что ты меня ждешь, а если еще и дети у нас народятся — так не будет у меня большего счастья».
Вспомнив его слова, Маша смахнула с глаз слезы и подумала: «Только бы дитя здоровое принести, схожу, что ли, в церковь, помолюсь, тут же рядом совсем, что может случиться?».
Она до сих пор иногда ходила к святой Елене — по старой привычке, да и Джон Фокс, когда она приехала к нему спросить — что делать теперь, когда муж ушел в море, и она не сможет сама посещать воскресные проповеди, — мягко сказал ей:
— Ты, Мэри, помни — Бог, он всегда рядом с человеком. Читай Евангелие, читай Псалмы, — он тебя услышит. А если и сходишь в церковь — тоже ничего страшного, там тоже можно помолиться, — он вдруг улыбнулся.