Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка помотала головой и сцепила, зубы. «Так, — прикрикнула снизу акушерка, — лицо расслабь. Работай, девочка, работай!»
Степан вздрогнув, почувствовал, как напряглась его жена. Акушерка, покачав головой, потянулась за ножом.
— Терпи, — сказала она. — Это быстро. Лучше так, чем разорваться вкривь и вкось.
Он услышал отчаянный крик жены, и потом ее стон, — низкий, хриплый. Выдохнув, Маша подняла залитое слезами, и потом лицо. «Еще?»
Миссис Стэнли, усмехнувшись, завернула в пеленку громко плачущего, покрытого кровью младенца.
— Еще не надо, дорогая моя, ты и так отлично справилась. Сэр Стивен, вот ваш сын, — женщина протянула ему ребенка, и Степан вдруг подумал, что взять его на руки — страшнее, чем все, что ему приходилось делать раньше.
— Не бойся, — прошептала Маша. — Это наш Майкл.
Жена улыбнулась, но Степан вдруг с ужасом увидел, как исказилось ее лицо.
— Опять? — прошептала она испуганно, шаря в воздухе рукой, пытаясь уцепиться за Степана. — Что это?
Акушерка нахмурилась, ощупывая Машин живот, и вдруг распрямилась, улыбаясь: «Да у тебя двойня, моя дорогая!»
— Как двойня? — побледнел Степан, так и не успев, как следует разглядеть лежавшего у него в руках сына.
— Давай, давай, не ленись, — скомандовала акушерка. — Сейчас легче будет, вторые — они чуть поменьше обычно, а может, и вовсе девочка окажется.
Оказался мальчик.
Уже потом, когда Маша — вымытая, переодетая, с заплетенными косами, лежала в кровати, смотря, как посапывают у ее груди сыновья, Степан осторожно присел рядом.
— Они одинаковые? — спросил он изумленно.
Маша кивнула и чуть коснулась пальцем того, что лежал слева. Мальчик открыл глаза — синие, будто глубокое небо, и Степан с благоговением увидел, что младенец справа — доселе мирно спавший, — сделал то же самое. Братья были похожи, как две капли воды.
У Майкла, — того, что был справа, — вокруг запястья была повязана ниточка — знак первородства.
— Теперь ее долго не снимать придется, — Маша, улыбнувшись, посмотрела на Степана и вдруг спросила: — Майкл первый, а второму мальчику, какое имя наречем?
— Помнишь, я тебе говорил про Судакова, Никиту Григорьевича, что спас меня? — спросил муж.
— Можно Николас, — задумчиво сказала Маша. — А звать будем Ник — как раз, так и получится.
Дети завозились, и Маша, спустив с плеч рубашку, дала им грудь. Степан посмотрел на близнецов и вдруг спросил: «Можно?» Маша улыбнулась и потерлась головой о его плечо.
Он устроился рядом, обняв жену, и они оба не заметили, как задремали — прижавшись, друг к другу и своим сыновьям.
Часть девятая
Карибское море, май 1572 года
Петя проснулся на излете ночи и взглянул на кровать брата. Та была пуста.
На палубе, в кромешной, беззвездной тьме, еле горел слабый огонек фонаря вахтенного.
Воронцов перегнулся через борт и разглядел среди низких волн шлюпку.
— Далеко он? — спросил Петя Гиойма ле Тестю, который вдруг, неслышно, возник рядом.
Француз, ночевавший на «Изабелле», — вечером они со Степаном допоздна сидели над картами, и обсуждали новую экспедицию, — только зевнул:
— На остров.
— Какой еще… — было начал Петя, но потом осекся, поняв, куда направился брат.
Петя первый раз был в рейде, и, когда «Изабелла» и «Призрак» Гийома бросили якоря, — рядом, — в каком-то унылом заливе с плоскими берегами, он чуть не умер со скуки.
— Что мы тут делаем? — спросил он брата, который читал комментарии Кальвина к Евангелию.
— Ждем, — коротко ответил Степан.
— И сколько нам ждать? — Петя вытянулся на койке, закинув руки за голову. — Ужасная у вас тут жара.
— Столько, сколько понадобится, — Степан усмехнулся и перевернул страницу. Петя раскрыл купленный в Париже, по дороге домой, том Рабле, и погрузился в описание морского путешествия к Оракулу Божественной Бутылки.
На третий день он не выдержал: «Ну, на берег-то хоть можно сойти?»
— Иди, — язвительно кивнул Степан. — Познакомишься поближе с песком и черепахами.
Младший брат закатил глаза.
— Гийом, — повернулся Степан к французу, что приехал с ними пообедать, — прокати его в Порт-Рояль, пожалуйста. Иначе он будет ныть, и портить мне отдых.
— А ты сам, что не едешь? — спросил Петя у брата.
— Сегодня я поеду, а завтра вокруг, — Ворон обвел море рукой, — будет столпотворение испанских галеонов. Как будем уходить, так еще ладно, — можно сойти на берег, спохватятся — да не догонят, а сейчас лучше не рисковать. Уж слишком мое лицо тут известно, Петя, — улыбнулся брат.
Они с Гийомом сидели в таверне, глядя на ласковую, изумрудную гавань.
— Спасибо тебе, кстати, — вдруг сказал Ле Тестю. — Если б не ты, Пьер, был бы я и посейчас в тюрьме.
— А что король-то на тебя так обозлился? — Петя попробовал рыбу и облизнулся — готовили тут еще лучше, чем в Италии.
Гийом помолчал.
— Видишь ли, у нас и так гугенотов не особо жалуют, а тут я еще и католические корабли грабил. Ну, король, конечно, терпел до поры до времени — деньги, в общем, не пахнут, — но до тех пор, пока адмирал Колиньи за меня не вступился, — по вашей просьбе, — никто даже пальцем не пошевелил, чтобы меня освободить.
Мужчина помолчал и вдруг раскинул руки:
— Ты за решеткой-то не был, Пьер?
— Был, да недолго, — ответил Воронцов, вспомнив — до самых костей, — сырость и гниль подземного острога в Сольвычегодске.
— А я четыре года, — Гиойм закрыл глаза и вдохнул ветер с моря. — Так что я сейчас хочу наверстать все, что упустил. Сходить еще раз на юг, потому что хоть мы и знаем путь к проливу Всех Святых, но карт побережья дальше, чем Рио-де-Жанейро у нас нет. А надо, чтобы были. Ну и потом двинуться туда, куда я брата твоего все зову.
— А куда это? — поинтересовался Петя.
— А вот вернемся на корабли, и покажу, — рассмеялся француз. — А то долго рассказывать, да ты и не поверишь. Никто не верит, — он вдруг посерьезнел. — А я четыре года над этой экспедицией думал, что мне еще в камере было делать?
Петя выпил, — прохладное испанское белое было словно нектар на языке, и вдруг сказал:
— Я бы никогда не смог стать моряком.
— А ими рождаются, — глядя на горизонт, ответил Гийом. — Вот брат твой или Фрэнсис, или я — что нам на суше делать? Только в море и живешь, а тут так, — он махнул рукой, — время проводишь.
— И все же, — француз тоже выпил, — есть кое-какие вещи, которые тут хороши. Пойдешь со мной? — он кивнул на ряд домов, что выстроились вдоль набережной. — Они как раз проснулись, никого еще нет, можно спокойно выбрать, что нравится.
Воронцов покраснел.
— Да нет, я лучше тут, — пробормотал он. — Я книгу с собой взял.
— Ну-ну, — язвительно сказал Гийом. — Посмотрим, надолго ли тебя хватит.
Петя проводил глазами высокого, легкого француза, и открыл том Петрарки.
Джон подошел к камину и погрел руки.
— Ужасно сырой март, — заметил он. — Каждый раз завидую тебе, когда ты едешь в Италию. Погода хорошая была?
— Очень, — сказал Петя, глядя на его спину. Воронцов совершенно не знал, как начать, но начинать было надо. Он покусал губы и сказал: «Я…»
— Знаю, — повернулся Джон. — Поэтому ты сейчас пойдешь в Новый Свет со своим братом. Прогуляешься, — разведчик рассмеялся, — остынешь.
— Откуда? — Петя все никак не мог поверить.
— Работа у меня такая, — мимоходом ответил разведчик, просматривая копии документов, что привез Петя. — Ридольфи ничего не заподозрил? А, вот их шифры, отлично.
— Нет, — язык его совершенно не слушался. — Он заядлый картежник, я тоже, как выяснилось, — Воронцов вдруг усмехнулся, — мы отлично спелись. Он меня приглашал в Брюссель летом, обещал представить герцогу Альбе.
— Хорошо, что Маргариты Пармской там уже нет, — ядовито сказал разведчик, — а то я бы волновался за ее честь.
Петя покраснел. Джон, будто не заметив этого, продолжил:
— Ну и прекрасно, вернешься из рейда, и отправляйся во Фландрию, — мне там нужен надежный человек, и давно уже.
— А как же? — попытался спросить Воронцов.
— Мальчик, — сказал сухо Джон, — ты скажи спасибо, что Орсини сейчас был на море. Осенью они собираются атаковать турок, вот в это время ты и поедешь в Тоскану. Не раньше, — он сжал тонкие губы и добавил, неожиданно мягко: — Может, его еще убьют.
— Я бы сам его убил, — Петя взглянул в залитое дождем окно.
— Не горячись, — посоветовал разведчик. — Тут, как и в нашем деле, — он усмехнулся, — надо уметь ждать.
— И все же, как вы узнали? — Петя взглянул на него.
— Да у тебя на лице все написано, милый мой Корвино, — Джон опустился в кресло. — Давай, рассказывай мне про ди Ридольфи.
Всадники поднялись на холм, к старинной башне грубого камня.