Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем

Со всех сторон захлопали дверьми, затопали ногами, зашаркали стульями. Из гостиной вывели двух непрошенных гостей. Судя по заплывшему лицу Кирюши, били того долго и упорно. Ну да Дядя Федор не из тех людей, кто с пленными церемонится. Вторым задержанным оказался приземистый парень с круглым лицом и смешно оттопыренными ушами. Несмотря на полусогнутую позу он успел вывернуть шею. Зыркнул на меня исподлобья с какой-то звериной, лютой ненавистью. Этот точно запомнил, чтобы потом отыскать, а вот Кирюша от ударов заметно поплыл, потерялся в пространстве и меня не узнал, лишь скользнув по лицу пустым, ничего не выражающим взглядом.

Из кухни показались Варя и довольный Мамон. Последний, судя по крошкам в бороде успел схомячить припасов. Теперь вытирал грязные пальцы о штаны, да тяжело дышал, явно испытывая проблемы с лишним весом. Говорил же, не брать больного, пускай бы дома сидел.

Впрочем, стоило взглянуть на довольную физиономию товарища и все становилось на свои места — Мамон банально соскучился. Никто его не просил, наоборот отговаривали. Как и в прошлом году, когда он наравне с остальными забрался в парилку, где от высокой температуры натурально уши в трубочку сворачивались. Тошно ему было сидеть в подвале роскошного особняка, вот и рвался на волю под любым предлогом.

Из-за спины Мамона вышел Бармолей. Хлопнув меня по плечу, прошептал на ухо:

— Что Василий, вслед за командиром на молоденьких переключился? Ничего так девка, красивая…

Да они что, сговорились все — вон и Варя подмигнул… Складывалось впечатление, что парни не на дело приехали, а на смотрины невесты. Очередной повод для зубоскальства в парилке.

В прихожей возникло броуновское движение эпицентром которого стал Михалыч. Товарищ майор успел успокоить консьержку и поднялся в квартиру. Зачем-то разулся, прошелся по грязному полу туда-сюда, а когда пришла пора обуваться, потерял второй ботинок. Теперь застрял в дверях, кряхтя и оглядываясь. Со всех сторон посыпались шутки-прибаутки… Пришлось вмешиваться Доку.

— Вы чего, бл. ть, колхоз устроили, — произнес он веское командирское. — Михалыч, на тебе консьержка: сделай так, чтобы у нее никаких вопросов не возникло по поводу пленных архаровцев. Отвлеки, развлеки, но чтобы на выходе пять минут слепая зона была. Мамон, что с камерами?

— Полный порядок, командир. Шесть глазков в периметре: два в подъезде, один на входе и три панорамных. Все на время выведены из строя.

— Ты же час назад докладывал, что камер семь?

— Седьмую вон эти сломали, — Мамон кивнул в сторону пленных. — Рукодельники рукожопые, пока баллончиком с краской брызгали, засветились и в профиль, и в анфас.

Док кивнул, приняв информацию к сведенью, после чего продолжил:

— Варя, Федор — на вас архаровцы, чтобы даже пернуть не смели. Бармалей вам в помощь. Василий, ты почему до сих пор здесь трешься? Почему барышня одна сидит скучает?

— Девка боевая, вот он и боится, — добавил кто-то из парней. Народ заржал, а я понял, что сейчас последует очередной нагоняй от командира, поэтому не стал ждать, а развернувшись, захромал в сторону кухни. В спину дыхнуло сквозняком — Михалыч наконец нашел второй ботинок и раскрыл входную дверь.

До ушей долетел топот многочисленных ног — отряд в полном составе покидал квартиру. Я же, переступив порог, осторожно зашел на кухню. Просторная, не чета моей — метров пятнадцать будет, может даже побольше. Если во сне она являла собою идеал, само воплощение аккуратности (разумеется, без учета трупа на столе), то в реальности комнатка выглядела несколько иначе: в раковине завалы из грязной посуды, повсюду крошки, пакетики из-под молока, порванные упаковки с высыпавшимся наружу печеньем, капли пролитого сока. Стулья в хаотичном порядке расставлены по всему пространству. Стол сдвинут ближе к центру, а ламинат вокруг истоптан грязными подошвами. Одна из подушек углового диванчика скинута на пол, там же валяются разноцветные тряпки: то ли полотенца, то ли рукавички с передником. И за всем творящимся бардаком была незаметна хозяйка. Обычно элегантная и эффектная, сейчас она представляла собою серую мышку с безразмерно выцветшей футболкой на худых плечах. Лица не видно — девушка опустила голову, погрузив пальцы в копну всклокоченных черных волос. Я и представить себе не мог, что красивые шелковистые пряди могут выглядеть подобным образом, словно пакля или комок спутанных проводов в чемодане Мамона.

Сделал осторожный шаг вперед и остановился: под подошвой ботинка хрустнуло. Приподняв ногу обнаружил пластмассовые осколки солонки, той самой в виде веселого поваренка. Во сне она тоже была раздавлена, только валялась не по центру, а ближе к ножкам дивана.

Услышав звук, девушка вздрогнула и подняла голову. Ненакрашенная, помятая, местами опухшая со следами слез на лице, она все равно умудрялась выглядеть красиво. Может все дело в природной генетике Дианы, а может Василий Иванович субъективен, такое тоже порою случалось.

— Диана, не волнуйтесь… все хорошо.

— А Кирилл? Что с Кириллом?

Подошва ботинка против желания опустилась, хрустнув останками пластмассового поваренка.

Разговор не заладился с самого начала, точнее его не было, если не считать за таковой несколько брошенных фраз.

Я предложил Диане собрать чемоданы, и та безропотно согласилась. Встала с дивана и, шаркая тапочками, вышла в коридор. Некоторое время девушка добросовестно возилась в спальне: до ушей долетало лязганье металлических плечиков, хлопанье дверок, звуки выдвигаемых ящичков. А потом все стихло.

Я был вынужден постучать и открыть дверь в комнату — настоящая девичья спальня, святая святых. Цветовая гамма выдержана в светло-кремовых тонах, разве что прикроватная тумбочка выделялась ярко-красным пятном. Шкаф, столик с зеркалом, пушистый ковер на полу, большая кровать, на которой скрючившись и подобрав под себя ноги сидела девушка. В окружении раскиданной одежды и парочки раскрытых чемоданов. За шторкой спутанных волос лица не разглядеть, но вряд ли оно выглядело иначе, нежели пять минут назад. Все столь же потерянное и опустошенное.

— Диана — время. За нами скоро приедут.

Ответ прозвучал очень тихо. Я даже решил, что померещилось, поэтому поколебавшись с секунду, был вынужден повторить:

— Диана Ильязовна — время!

— Я никуда не поеду.

— Что?

— Я никуда не поеду!

Злые решительные глаза уставились на меня. Губы плотно сжаты в линию, на щеках играет румянец. Нет, не румянец, всего лишь след от складок одежды.

— Диана, мы же с вами договорились.

— Договорились? — губы девушки искривились в горькой усмешки. — Лично я с вами ни о чем не договаривалась. А этот ваш командир, ввалился без спроса с толпой мужиков, раскомандовался тут, избил Кирилла. Что с Кириллом, где он?

— Диана, вы бредите.

— Это я брежу?! Это вы бредите! Ваши дружки вломились, натоптали кругом, сожрали печенье. Куда они его увезли?! Я вас спрашиваю?!

Я подошел к кровати и, схватив девушку за плечи, резко поднял. Ох, сколько ярости плескалось в глубоком омуте глаз. Да она же меня ненавидит прямо здесь и сейчас. Готова ударить, только вот беда — запястья скованны. Я крепко держал девушку, памятуя о пресловутом боевом характере.

— Отпустите меня. Мне больно!

— Вам больно? А когда Кирилл хотел трахнуть прямо на глазах у дружка, вам не было больно?! — заорал я в лицо. — Печеньки пожалели? Надо же, какие плохие мужики: приперлись, наследили, все сожрали — вы за это переживаете? То ли дело душка Кирилл. Обаяшка, бл. ть! Надо было наедине оставить, чтобы сначала он вас трахнул, потом его друг, а в конце они вас бы попросту придушили, чтобы с заявой в полицию не пошли.

— Нет!

— Что нет? Что нет?! — смотрю в глаза, полные влаги, отчаянья и боли. Вот только сомневаюсь, что стиснутые запястья могли причинить столько мучений.

— Замолчите… вы не понимаете.

— Чего я не понимаю? Или это вранье, что душку Кирилла буквально стащили с вас? Чем он вам рот заткнул: ладонью, порванными трусиками? Надо было за дверью подождать, пока он свое дело закончит?