Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем

Травмированного консьержа на месте не оказалось, его пост заняла сменщица — тетка неопределенного возраста. Ей могло быть как двадцать, так и все сорок: в бесформенной одежде, с расплывшимися чертами лица. Причем расплывшимися в прямом смысле слова — женщина страдала избыточным весом.

— А вы быстро, — обрадовалась она, увидев красные корочки. — Ваши коллеги предупредили, что вы уже в пути. Представляете, эти бандиты Олегу голову раскроили и камеру на входе разбили. А на нее, между прочим, всем домом сбрасывались. Это вам не какой-нибудь дешевый ширпотреб, а вещь фирменная, дорогая. Я лично заказывала через фирму-производителя.

Женщина все говорила и говорила, незаметно переключившись на хулиганов, разрисовавших стены подъезда похабными граффити. Михалыч вздохнул и кивнул мне, дескать давай иди, Василий, а я тут как-нибудь сам управлюсь, успокою встревоженную общественность.

— Вы заявление в управляющую компанию писали?

— Шесть раз! Шесть раз писала! У меня даже копии имеются с входящими номерами. Вот, пожалуйста…, - неслось в спину, пока поднимался по ступенькам.

Исшарканная плитка под ногами, рисунок на стене — все те же знакомые зверята из сна: медвежонок с шортами на лямках, кот в сапогах, зайчиха в коротком сарафане. В висках болезненно прострелило — так, что аж в глазах потемнело. Пришлось схватиться за перила, иначе скатился бы вниз по лестнице. Что за напасть…

Нет, Василий Иванович, это не от долгого лежания на койке, и не побочные эффекты от лекарств, это отходняк после пробуждения. После того гребаного сна, который и сном-то назвать язык не поворачивался. Жуткая смесь реальности и кошмаров.

Шатаясь, дохожу до площадки. Вдавливаю кнопку лифта и слышу, как поскрипывая, опускается кабинка. Раздается приятная трель колокольчиков, дверца отъезжает в сторону. А вот и граффити, на которое столь яростно жаловалась консьержка. Нарисовано прямо под стендом, обклеенным пестрыми рекламными сообщениями. Черные буквы настолько искажены, что толком не разберешь — надпись это или рисунок. А может и то, и другое — хрен поймешь этих современных художников.

Очередной перезвон колокольчиков известил о прибытии на шестой этаж. Меня уже ждали: двери квартиры гостеприимно распахнуты, наружу торчит довольная физиономия Бармалея.

— А вот и Василий-быстрые ноги пожаловал, — провозгласил он. — Где вас нечистая носит? Семпай еще когда передал, что в подъезд вошли.

— Консьержка дотошная попалась… Михалыч внизу разбираться остался.

— Боевая баба, — согласился Бармалей и сделал шаг в сторону, освобождая проход.

Внутри встречает знакомая прихожая: три коврика у стены, светильник в форме полосатого маяка — все как во сне, все как запомнил… Большое зеркало напротив никуда не делось, висит на положенном месте. Эко тебя перекосило из-за корсета, Василий Иванович, выглядишь, как тот самый горбун из Нотр-Дам де Пари.

Изображение со стаей дельфинов, выпрыгивающих из воды, имелось, а вот дурацкого журнального столика, вечно мешающегося под ногами, не было. Так и думал, что кривоногая мебель — порождение сознания Малого. То-то он от неё не отходил, всё глянцевые обложки разглядывал.

Услышав шум, из гостиной вышел Дядя Федор, самый молодой из нас и самый здоровый. Он одним из последних вступил в отряд, не успел толком надышаться пустыней, может потому и скучал по пескам больше остальных. Увидев меня, расплылся в широченной улыбке и полез обниматься.

— Тихо ты… корсет, — лишь успел я прикрикнуть. Но Федор не собирался мять бока, как обыкновенно любил это делать. Лишь похлопал по плечу, выдав:

— Василий Иваныч… живой.

Сказал так, словно я каждый день под пулями ходил, а не уборщиком в школе работал.

Следом в коридоре показался Док.

— Федя, как твои подопечные?

— Лежат, командир.

— Почему они там лежат, а ты здесь стоишь?

Федор вздохнул и скрылся в гостиной, плотно прикрыв за собой дверь. Следом испарился Бармалей, оставив нас с Доком наедине.

— Командир, кого взяли? — перешел я сразу к делу.

— Двоих повязали. Первым оказался Кирилл Мезинцев, как ты и предупреждал, а вот второй — некто Ринат Джабраилов. Эта фамилия тебе о чем-нибудь говорит?

Я лишь покачал головой, значит не Прокопенко, ну и то ладно.

— Эти ушлепки дверь забыли закрыть, когда в квартиру вломились. С их слов выходит, что ничего плохого не хотели, лишь поговорить с хозяйкой. Только вот когда мы вошли, Мезинцев на девушке практически лежал, заткнув рот тряпкой. Можно сказать, сняли с тела.

— Он ничего…

— Не успел, — Док понял меня без лишних слов. — Считай, барышня твоя отделалась испугом, ну и парочкой синяков на руках.

— Спасибо, командир…

— После благодарить будешь, — перебил он. — Вопросов к тебе масса накопилась: и про сына Травникова, и про то, как федеральные службы на уши поднял, и где птенцам Шункара дорогу перешел. Вася, мы тебя для чего в школу устроили? Чтобы ты со своим неизменным талантом находить приключения на пятую точку, наконец угомонился. А ты чего?

— Командир, так получилось.

— Получилось у него, — Док вздохнул, и поскреб щетину, точнее попытался это сделать — пальцы скользнули по чисто выбритому подбородку. Столичная жизнь изменила командира — выщипанные брови, ровный загар шоколадного цвета, подкрашенные волосы. Или не в жизни дело, а в очередной молоденькой жене.

— Начудил ты, Василий. На да ладно, об этом после поговорим… Пока на улице темно, архаровцев нужно скрытно вывезти. Имеются по данному поводу замечания?

— Никаких.

— Вот и отлично. Федя и Бармалей пообщались с пленными, заодно успели выяснить кое-какие обстоятельства: за сладкой парочкой никто не стоит, а визит к барышне — сугубо их личная инициатива. Сами по себе рядовые пешки, поэтому если незаметно исчезнут, проблем не возникнет.

— Тогда я вниз.

— Остынь, Василий, ты никуда не поедешь.

— Не понял.

— А чего здесь непонятного. В деле Травникова нарисовался будь здоров — фамилия по всем инстанциям прошла. В городе только ленивый не знает, из-за чьих показаний вся катавасия началась, поэтому от дальнейших дел я тебя отстраняю.

— Командир…

— Мы архаровцев без тебя вывезем, ты же пока здесь побудь, барышню свою приведи в чувства, а то у нее стокгольмский синдром развился. Федору чуть глаза не выцарапала, когда он ушлепка проучить решил.

— Ногой по ребрам? — вспомнил я методы работы парня.

— Да хоть крюкой… Может мы вообще зря приехали? Может у них игры такие? — взгляд командира острием ножа уперся в переносицу. — Знаешь как у некоторых пар бывает: в костюмах и с наручниками. Она — несчастная жертва, он неутомимый насильник — нахлестывает по упругим ягодицам и все счастливы?

— Нет, — я упрямо покачал головой.

— Ну нет, так нет…, - взгляд командира отпустил. — Через пару часов вернемся, а вы к тому времени должны быть готовы. Барышне вещи помоги собрать, мысли в порядок привести. Отвезем в безопасное место за городом. Есть у одного знакомого небольшой домик, там и отсидитесь с недельку, может с две, а дальше посмотрим, как дела пойдут. С этим Травниковым такой кавардак закрутился, что сразу и не разберешься. Вся губерния на ушах стоит.

— Вы говорили ей про домик в деревне, про незапланированный отпуск? — я кивнул в сторону кухню.

— Говорил, только не уверен, что она меня услышала. Сначала заладила «не троньте Кирилла», потом и вовсе отключилась от реальности. Да ты сам зайди, посмотри.

Я не спешил идти на кухню. После всего сказанного командиром рвения заметно поубавилось. Вместо этого поинтересовался:

— Что с архаровцами будете делать?

— Да вот теперь даже и не знаю. Сначала в лесу прикопать хотел, но раз уж такая страсть вспыхнула… А ну как твоя барышня шум поднимет, в полицию обратится или того хуже, в прессу.

— Не обратится. Я поговорю с ней.

— Ты уж поговори, Василий.

И хлопнув меня по плечу, провозгласил зычное командирское: «по коням».