Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

— Продолжайте.

— Не кажется ли вам, что борьба партий и ненависть нескольких семей к Тайвишам зашли уж слишком далеко? Они без тени преувеличения рискуют парализовать, ослабить и вновь расколоть наше государство. Так что я пришел к вам как к алатрею и алатрею могущественному, ибо только у вас есть сила и влияние изгнать этот морок ненависти из своего стана и сохранить мир в Синклите и во всей нашей стране.

Мирдо Мантариш удивленно повел седыми бровями. Слова Великого логофета явно сбили его с толку, и теперь он выглядел заинтересованным. Даже пухлые червяки его пальцев перестали шарить по горе фруктов, так и остановившись сжимая персик.

— Я пришел к вам, ибо вижу в вас надежду, — продолжал тем временем Джаромо. — Вижу ту силу, что способна выступить против кипящего яда ненависти, что исторгает сейчас Циведиш и уберечь самих алатреев от роковой ошибки. Я не прошу вас за Тайвишей, за Лико или Шето. Я прошу вас за вас самих. За вашу партию. За алатреев, что вот-вот забудут о своих клятвах хранить традиции и мир государства. Я прошу вас за Тайлар. Ваш достопочтенный дед поставил точку в истории затянувшейся тирании, когда ударом своего клинка убил последнего Ардиша и сделал ваше гордое родовое имя синонимом избавления. Так избавьте же Синклит и весь Тайлар от наступающих тёмных времён и нового раскола. Изгоните поборников ненависти, чтобы открыть путь согласию и пониманию между нами. Ваш голос значим в обеих партиях и все умеренные старейшины, что не желают новой Смуты, смотрят на вас с надеждой. Так явите же её, сказав во всеуслышание своё слово.

— Вы правда ждете что я выступлю за вас против вещателя моей же партии?

— О нет, любезнейший господин Мантариш. Не за нас. За Тайлар. Увы, но Патар Ягвиш безвольный дурак и уже не смеет и слова пикнуть против Харманнского змея. Он растерял всякую силу и доблесть, что так долго окружали ореолом славы его великую фамилию. На наших глазах стал безвольной марионеткой всех тех, для кого личная вражда, зависть и ненависть оказались превыше блага государства. И партия, ваша собственная партия, страдает от него. Так что я призываю вас не к поддержке. О нет. Я призываю вас спасти алатреев.

Тяжелый кубок опустился на стол, а жадная рука перестала терзать тарелку с фруктами. Старейшина привстал и даже как-то подтянулся, словно его тело вдруг вспомнило, что таким жалким и дряблым оно было не всегда. Что когда-то давно, ещё во времена светлой юности, оно было не чуждо ратного дела и в нём жила сила, ещё не успевшая иссякнуть от всевозможных удовольствий и излишеств. Да, когда-то он был воином и политиком. Когда-то он, как стратиг Касилейских походных тагм, бился с восставшими вулграми на западе, и усмирял рувелитов на востоке, а потом, заняв место наместника Мефетры, вернул в эту землю мир и покой. Но не насилием, казнями и беззаконием, как делали это в арлингских городах, возможно навечно настроив их против Тайлара, а умеренностью и справедливостью, благодаря чему Мефетра превратилась в стабильный и надежный оплот Синклита в Малых царствах.

Да, звезда его славы уже закатилась за горизонт истории и все свершения, казалось, остались где-то там, в далекой и прекрасной молодости, что сменилась спокойной и полной удовольствий зрелостью, перетекающий теперь в болото бесславной старости. Но у сословия ларгесов была долгая память. И в ней он всё ещё занимал весьма важное место.

— Забавно, но я всегда думал, что вы умеете неплохо находить взаимопонимание с Ягвишем… — задумчиво произнес после долгого молчания Мирдо Мантариш. Его голос прозвучал непривычно глубоко и серьезно, словно сказанное Великим логофетом и вправду пробудили что-то давно дремавшее у него внутри.

— Это не так, — не моргнув глазом соврал ему Джаромо.

— Вы знаете, господин Сатти, а я ведь и правда считаю всю эту затянувшуюся грызню вредной. Она опасна и для Синклита и для всех ларгесов. Ведь что такое Синклит? Синклит это триста сорок шесть древних и уважаемых семей, чьи корни уходят к общинам-основателям Первого союза. Мы стержень этого государства, его создали и хранители. И все четыреста лет, что стоит Тайлар, мы являлись его властью, пусть и не всегда напрямую. Сначала нам приходилось оглядываться на Народное собрание и его постоянные капризы, на выбранных там владык, а порою даже и блисов. Потом на династию Ардишей и причуды её царей. Но пережив Убара Алое Солнце и прирезав его наследников, мы, наконец, взяли всю полноту власти в свои руки. И теперь Тайлар принадлежит нам. Вы знаете, чего на самом деле так бояться алатреи? Мои сопартийцы бояться, что алетолаты своим неуёмным потаканием толпе лишат нас этих завоеваний. Люди, которым вы служите, предлагают возродить народные собрания, и передать часть власти иным сословиям, как это было в старые добрые времена Союза. Будто бы палинам сейчас закрыты дороги во власть. Великие горести, да вы сами живое доказательство противоположного. Но получив неограниченную нами власть, низшие сословия просто отнимут у нас Тайлар. Не родовые земли, ренту, рабов или мантии старейшин, но само право на страну. Алатреи боятся, что алетолаты сотрут саму суть нашего сословия. Уничтожат его дух, историю и завоёванные привилегии. А ещё их до ужаса пугает постоянное усиление семьи ваших покровителей. Потому что никто не хочет как лебезить перед чернью, так и присягать новой царской династии. А Тайвиши все чаще ведут себя так, словно по их плечам уже пошили порфиру.

— И вы тоже так считаете?

— Я считаю, что в первую очередь мы не алатреи или алетолаты, а ларгесы. Мы сословие, связанное узами крови и традиций. И в конечном итоге все мы, пусть и по-своему, но желаем для Тайлара блага. А одним из таких благ, является наше единство. Когда мы действуем сообща, то совершаем великое, а когда зацикливаемся на ссорах и склоках… мы получаем поражения, бунты и смуту. А к чему все это приводит, мы видели не так давно. И новую Дивьяру, Милеков или, да проявят боги свою милость, Рувелию, Тайлар может и не пережить. Но, как бы я не желал единства, я не слепец и не идиот. Я отлично вижу, как ваши покровители пытаются оплести все государство паутиной своей власти. Как они забирают себе всё больше и больше постов и должностей и как все меньше и меньше считаются с Синклитом. Как вы верно заметили, мой достопочтенный предок был из числа тех, кто поставил своим кинжалом точку в истории царской тирании и я не желаю хоть чем-то помочь появлению тирании новой.

— А разве единый и сплоченный Синклит, что не расколот и не замкнут на борьбе с самим собой, не та единственно великая сила, что способна уберечь и оградить наше общество, как от новых тиранов, так и от смут, милейший господин Мантариш? — с улыбкой произнес Великий логофет.

— Та самая.

— Тогда почему вы не желаете вместе с нами укреплять Синклит?

— Ха! Ловко вы вывернулись, господин Сатти! Воистину верно про вас говорят, что поймать на слове Великого логофета труднее, чем намыленного ужа! Да, сильный и сплоченный Синклит это определенно то, что нам сейчас нужно. Но разве такой Синклит нужен Тайвишам? А вы человек Тайвишей.

— Я человек государства.

— Которое вы не отделяете от семьи ваших покровителей.

— Лишь когда их интересы следует единым путем, любезный господин Мантариш. Мы все хотим блага для Тайлара, пусть и не всегда сходимся в его понимании. Но конец этой абсурдной вражды, без всяких сомнений, станет благом и благом общим. Спешу напомнить, что мы едва не проиграли войну варварам из-за этих постыдных склок! Сейчас алатреи слышат лишь один голос — голос Сардо Циведиша который призывает их к вражде и ненависти. Но слушают они его не имея выбора. Когда до ушей почтенных старейшин донесется иной голос, голос разума и мира, голос, говорящий с ними о Тайларе и его благе, и будет это голос безмерно ими уважаемый, Циведиш и подпевающий ему Ягвиш подавятся своей ненавистью. И тогда две партии вновь смогут сотрудничать во имя блага нашего любимого государства. И как символ этого грядущего понимания, как знак смены эпох, в которой мир и сотрудничество повергли в пыль вражду и недоверие, я предлагаю вам в жены Айну Себеш.