Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

Все темные пятна на линии его судьбы оказывались столь смешны и незначительны, что Джаромо уже начинал всерьез задумываться, а не вправду ли боги избрали его в свои служители? Но примерно на сотом письме губы Великого логофета расплылись, наконец, в довольной улыбке.

Откинувшись назад, он звонко засмеялся. А потом, перечитав письмо, рассмеялся вновь.

Архив не подвел своего хозяина. У каждого человека было своё уязвимое место. И он только что нащупал такое у Верховного понтифика.

Аккуратно скатав небольшую полоску пергамента в трубочку и спрятав её в мешочке с монетами, Джаромо Сатии поднялся из-за стола. Насвистывая какую-то простенькую и дурацкую мелодию, происхождение которой он и сам не мог вспомнить, Великий логофет направился в сторону Приемной залы. Мозаика в его голове окончательно сложилась.

К полудню зал приемов Великой палаты наполнился сановниками самых разных рангов и обязанностей. Часть из них, вроде самого Джаромо Сатти, или переминавшегося с ноги на ногу логофета торговли Арно Себеша, что как всегда потупив взор рассматривал орнамент на устилавшем пол ковре, привел сюда церемониал. Но многих, как предполагал Великий логофет, согнали скорее скука и любопытство. Конечно, всевозможные иностранные послы и купцы были весьма частыми гостями под сводами Великой палаты, но к набирающему силу и пока не проявившему не дружелюбия не враждебности Эурмикону тут ещё не успели привыкнуть.

Великий град севера был очень далеко, а потому не мог угрожать рубежам государства, ровно как и не мог превратиться в союзника, если бы Тайлар в таковых нуждался. В военном деле он был слаб и неприметен, предпочитая опираться на подкуп и наемников. Но вот о богатстве, славе и удивительной смелости его купцов, ходили и легенды. И очень многие из столпившихся тут людей в черных или оранжевых накидках и шапочках, уже предвкушали чудный звон монет, что вот вот должны были посыпаться в их карманы за покровительство сделкам, или сниженные пошлины.

Джаромо Сатти не мог и не хотел их винить за подобные мысли и желания. Каждый сановник, от простого писаря до руководившего крылом палаты хартулярия или даже логофета, нуждался в таких вот небольших, а иногда и весьма больших и солидных благодарностях, которые помогали ему исполнять свои обязанности с радостью. Более того, в них нуждалось и само государство, ибо так укреплялась вера людей в могущество сановников и их власти. И пусть глупцы и однобожники сколько угодно именуют это пороком или грехом, Великий логофет отлично знал, что именно эта вера и удерживает государство в равновесии и покое.

Когда окованные серебром черные ворота распахнулись, в зал вошли девять крепких мужчин, одетых в длинные пестрые рубахи, кожаные нагрудники с бронзовыми бляшками и накидки из выделанных шкур. Их кожа была бела, а сплетенные в косы волосы и усы, напоминали по цвету чуть перезревшую пшеницу. Хотя висевшие на их широких, украшенных бляшками поясах, петли для топоров были пусты, всё в их внешности указывало на то, что именно эти отсутствующие вещи и были для них главными инструментами.

Следом за ними вошли трое, чьи предки явно были родом с иного берега Внутреннего моря. Хотя их кожа была куда бледнее и не так отдавала красным как у прочих фальтов, свойственные этой расе черты, вроде выступающих надбровных дуг, острых скул или орлиных носов, хорошо просматривались на их лицах. Их черные волосы были сплетены в несколько косичек, а бороды охватывали золотые обручи, усыпанные самоцветами.

Но больше всего Великого логофета заинтересовали одежды послов. Каждый их элемент говорил о союзе фальтского и клавринского начала, просто пестря красками. На каждом из гостей была длиннополая, доходившая до остроносых башмачков песочного цвета рубаха в красную, зеленую синюю и белую полоски, рукава которой украшали беличьи хвосты и заячьи лапки. Её перехватывал широкий, подбитый подкрашенным мехом кожаный пояс с крупными золотыми и серебряными щитками и бляшками, на каждой из которых был выгравирован причудливый орнамент или мифические животные. На плечах они носили короткие плащи, сшитые напополам из шкур волков, лис и желтой шерстяной ткани, а головы покрывали высокие закругленные шапки с бронзовыми чешуйками.

— Торговый эмиссар Уянтхара Эт-Дакку из города Эурмикона прибыл для вручения верительных грамот Великому логофету Джаромо Сатти и логофету торговли Арно Себешу, — пробасил глашатай Великой палаты.

На этих словах один из разодетых эурмиконцов поклонился на три стороны и, пройдя между жавшихся к колоннам сановников, протянул большой свиток, окованный золотым обручем с выгравированными на нем печатями и гербом города — тремя собаками, которых окружал морской змей.

— По воле Совета кровей, старых семей и трех достойных племён. Под взором всех богов и повелителя воды и ветра Аггу, я вверяю владыкам Тайлара грамоты моего города. Да будет мир между нами вечным, а покой нерушимым, — голос посланника оказался мягким и мелодичным, с совсем небольшим акцентом.

— По воле народа и Синклита Великого Тайлара, приветствую вас, о достопочтенный посланник, — с легким, едва обозначенным кивком, ответил Джаромо Сатти, взяв тяжелый свиток. — Да будет визит ваш благоприятен и благостен для наших государств.

— Да будет полезен он всем нам.

Джаромо Сатти, передав стоявшему за его спиной каниклию массивный свиток города Эурмикона. Тот же протянул Великому логофету куда более маленький свиток и стопку серебряных табличек.

— Вручаю вам охранные грамоты государства, дабы визит ваш не омрачали мелкие неприятности и недопонимания. Знайте, пребываете вы на земле Тайлара, как желанные и почётные гости.

— И известие это радостное, ибо видим мы в Тайларе оплот надежности и закона.

— Грамоты приняты и вручены. Отныне визит ваш приобретает официальный статус, — Великий логофет указал иностранному гостю в сторону коридора, ведущего к внутреннему саду. — Прошу вас следовать за нами, уважаемый господин Эт-Даку.

— А что насчет моей свиты?

— Можете оставить ее на попечение наших сановников. Скорее всего, они вернут вам её почти целой, — проговорил Арно Себеш.

— Да будет на то милость и воля богов.

Посланник повернулся к своим людям и что-то им сказал, после чего пошел следом за логофетами.

— Надеюсь путь ваш был легок и не обременителен, а пираты и дикарские налетчики не смели тревожить ваш покой. — проговорил Джаромо.

— Для эурмиконца море и суша нераздельны, господин Сатти. Мы — город кораблей и жизнь наша проходит пополам на мостовых и палубах. Да и летние путешествия, когда сезоны штормов уже позади, всегда доставляют лишь удовольствие и восполняют истраченные силы. Что же до упомянутых вами пиратов и племенных налетчиков… я же не слишком поражу вас, если скажу, что мы умеем достигать взаимопонимания и с ними? — улыбнулся Уянтхара Эт-Дакку.

Судя по седым прядям, обветренной коже и глубоким морщинам в уголках его больших черных глаз, посланник был уже не молод. Скорее всего, они были ровесниками с Джаромо Сатти, и как и Великий логофет, он явно относился к тому типу мужчин, что с годами сохраняют крепость и подтянутость, избегая рыхлой дряхлости. Сановник был уверен, что под этими причудливыми одеяниями, что совсем не подходили для жаркой кадифской погоды, скрывалось поджарое и мускулистое тело. А ещё, он был ослепительно красив и явно умел пользоваться своей красотой в самых различных ситуациях.

— Отрадно знать, что ваше путешествие не было омрачено опасностями и тяготами, дорогой посланник.

Два логофета повели чужеземца по широкому коридору и лестницам к расположенному на верхнем этаже Внутреннему саду.

— Вы прекрасно говорите на тайларене, — сказал Арно Себеш. — Вы раньше уже бывали в нашем государстве?

— О, конечно! Великое множество раз. Давным-давно, пока Совет кровей не призвал меня на службу моему городу, я вел вольную жизнь торговца. Двадцать шесть моих кораблей трижды за год огибали весь север Внутриморья, посещая порты от Саргшемара до Каришмянского царства. И как добросовестный купец, я счел своим долгом узнать обычаи и выучить языки тех народов, с которыми по воле богов мне доводилось вести дела. Так что помимо родного мне эурмеку, я свободно говорю на тайларен, саргшамарском, белрайском, каришмянском диалекте кариша и двух клавринских языках. Но, признаться честно, именно тут, в Тайларе, мне всегда нравилось вести дела больше всего.