Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

И порою, Джаромо чувствовал, что он и был этим самым колдуном, а Аях Митэй его творением.

— Можешь. Мне нужно достать несколько весьма экзотических снадобий с довольно необычной рецептурой, — Джаромо достал листок и написал несколько названий. Раб принял его не взглянув.

— Ваша воля будет исполнена, хозяин, — с поклоном произнес старший раб. Застывшая вместо лица маска даже не шелохнулась

Выкрашенные в семь сановничьих цветов дворцы врезались в сдержанную упорядоченность окружавшего квартала, возвышаясь башнями, позолоченными куполами и шпилями, над добротными домами Авенкара. Зажатая между ними Площадь законов обычно полнилась пестрой суетой сановников всех палат, что входили и выходили в могучие здания, сидели на лавочка в тени обрамлявшей еë сосен и кипарисов, болтали, ругались, спорили, или возносили молитвы и хвалы огромной статуе Сатоса. Но в столь ранний час, площадь была почти пуста, как были пусты и сами палаты. Лишь когда солнце взберётся чуть выше по небосводу, сюда начнут стекаться разноцветные ручейки сановников, плавно перетекающие в реки, а следом за ними потекут и бессчётные потоки просителей всех мастей, наполняя семь дворцов привычной толкотней и гомоном.

Именно тут, в этих зданиях, и находилось истинное средоточие величия и могущества Тайлара. За колоннами и изящными барельефам каждого из дворцов, в просторных залах и маленьких комнатах, в сотнях и тысячах невзрачных сановников, свитках, табличках, дощечках и счëтах, скрывалось та сила, что ежедневно удерживала государство.

Да, законы принимал Синклит. Он же решал вопросы мира и войны, податей и сборов. Но исполняли все их решения именно скромные и невзрачные обитатели этих семи дворцов и целая армия подчинённых им сановников во всех провинциях, малых царствах, городах, поселениях и колониях. Они решали, как трактовать и как именно воплощать в жизнь то, что исторгал из себя Синклит. А ещё, именно они ведали деньгами — подлинной кровью в теле государства.

Джаромо довольно рано понял, что своего подлинного величия Тайлар достиг лишь, когда Ардиши сковали и укрепили это хаотичное и непослушное тело сановничьими узами. Лишь когда взамен народных собраний и полуправных военных владык, которых то и дело низвергала разозленная толпа, заменяя на более свежего кумира, когда вместо выборных постов с неясными полномочиями и обязанностями, пришла четкая иерархия и записанный закон, Тайлар стал той силой, что теперь правила всем востоком Внутриморья и определяла его судьбу. И даже когда цари пали, выкованный ими скелет всё также поддерживал исполинское государство. И Джаромо Сатти был в этом скелете одной из самых важных косточек.

Миновав площадь, он подошел к чернеющему исполину Великой палаты. Хотя ступени каждого из дворцов украшали многочисленные бронзовые статуи богов, героев, мыслителей, полководцев и мифических зверей, черные мраморные постаменты на ведущей к вратам Великой палаты лестнице были пусты. Во времена Ардишей тут стояли отлитые в бронзе цари, но когда династия пала, разгневанная толпа разбила и растащила каждый из монументов. Время от времени кто-нибудь из сановников или старейшин предлагал заполнить их новыми статуями, но Джаромо нравилась эта пустота. Она выделяла главный из административных дворцов и придавала ему строгости. Величия в простоте, которую так ценил первый сановник.

Поднявшись по лестнице и пройдя сквозь массивные врата, покрытые причудливым орнаментом из цветов, животных и сказочных чудовищ, он оказался в ещё пустом зале просителей. Только одетые в черные кожаные тораксы и черные накидки охранники неспешно прогуливались между резных колонн, да пара слуг подметала и натирала пол тряпками. При виде Великого логофета они тут же приободрились. Стражи перестали зевать и потягиваться, а слуги заработали с удвоенной силой, но Джаромо сразу же махнул им рукой успокаивая — он не собирался задерживаться в этом зале и уж тем более не планировал проверять чистоту полов, поддержку колонн стражей или своевременную явку своей сановничей армии.

Сюда его привел архив.

Если Великая кадифская библиотека была кладезем знаний о мире и его прошлом, то архив Великой палаты можно было назвать кладезем доносов. Сюда стекались тысячи и тысячи чернильных ручейков от соглядатаев, сановников, послов, граждан, этриков, чужеземцев и рабов. Бессчетное число важных и неважных, лживых и правдивых, срочных и давно забытых сообщений, записанных и доставленных всеми возможными способами. Бескрайнее море знаний, из которого вырисовывались контуры настоящего Тайлара и настоящего Внутриморья.

Это море, застывшее в табличках, листочках, свитках и дощечках, покоилось на уходящих под потолок полках. Образуя подлинный лабиринт, они перемежались лишь резными колоннами, на которых висели большие масляные лампы. И если не считать столов, расположенных возле каждого окна, да многочисленных приставных лестниц, весь огромный зал Архива был отдан под эти полки.

Постороннему человеку найти тут хоть что-либо было делом заранее обреченным. Даже многие бывалые сановники, посвятившие службе в Палате не одно десятилетие, могли часами искать нужный документ или запись и все равно рисковали покинуть эту залу с пустыми руками. Хотя сам характер полок их расположение, а также отметки, говорили, что когда-то давно это место было не чуждо порядка, уже много лет море писем прибывало в абсолютном и более чем рукотворном хаосе.

Давным-давно, когда Джаромо только возглавил сановников, он попытался вернуть в эту залу подобие порядка, но очень быстро признал бесполезность и даже вредность такой затеи. Море знаний только казалось застывшим. На самом деле оно было живым и изменялось ежечасно. Каждый день сотни документов покидали эти окрашенные в черное и обитые бронзой полки, растекаясь по Палате и за ее пределами, чтобы на освободившиеся места легли тысячи новых, замещая потерянные и пряча в глубины устаревшие.

Тут не было и не могло быть порядка, ведь порядок тут час грозил обнажить слишком много секретов и тайн. Так что царящий в Архиве хаос, на самом деле, был защитой. Крепостью, оберегавшей спокойствие и незыблемость устоев государства. Но как и у любой крепости, у Архива был свой смотритель, знавший все потайные ходы и уязвимые места.

Он возник стоило Великому логофету перешагнуть порог и остановиться возле одной из многоярусных полок. Вначале Джаромо услышал его шаркающие шаги и жамканье губами, а потом появился и он сам — низенький, одетый в черные сановничьи одежды, с накидкой, вышитой серебряной ниткой и массивной кожаной сумкой, перекинутой через плечо. С годами спина его согнулась и скрючилась, отчего переполненная свитками сумка уже почти волочилась по земле. Когда он шагал, сильно загребая левой ногой, его длинные узловатые пальцы с растрескавшимися желтыми ногтями впивались в ремешок, постоянно подтягивая тяжелую ношу. Хотя он был лишь немногим старше Великого логофета, кожа его была покрыта глубокими бороздами морщин и старческими пятнами, а волосы так поредели, что превратившись в пепельные сосульки, выбивавшиеся из-под шапочки.

Он был неприятен. Весь его внешний вид отталкивал и вызывал если не отвращение, так некую неуловимую брезгливость. В довесок ко всему, от него ещё и пахло застоявшейся пылью. Возможно, всё дело было в том, что Элай Квестурия почти не покидал этих бесконечных полок, давно обжив и превратив в спальню кладовку за стенкой. А может сами эти свитки и скрытые в них знания так плотно впитались в его тело и разум, что передали ему даже свой запах.

Этот странный человек уже много лет занимал пост каниклия — ответственного помощника, ведавшего всеми записанными делами Великой палаты. И хотя Джаромо предпочитал не видеться с ним без лишней необходимости, общаясь записками и письмами, он так ни разу и не пожалел, что отыскал его в одной из контор Барлы.

— Приветствие вам, Великий логофет, — проскрежетал Квестурия, шамкая губами.

— Всех благ и благословений, милейший Элай. Да будет светлым твой день и каждый час в нем.