Блестящие разводы - Джун Зингер

— О, Хьюби, как я рада…

— Рада чему?

— Тому, что ты взял у Т. С. Если он научил тебя, как умирать достойно, — это все равно, как если бы он дал тебе урок, как надо жить. Это как завещание. А уж если мы заговорили о завещании, то самое время поговорить о деньгах, которые ты унаследовал от Хью.

— Да о чем тут говорить? Папа, будучи человеком широкой души, доверил тебе распоряжаться ими за меня по очень уважительной причине — он знал, что лучше их доверять тебе, чем мне. Он знал, что ты сбережешь их для меня до той поры, пока я повзрослею и пойму, что мне с ними делать.

— Я думаю, ты уже повзрослел для этого.

— Сейчас для меня гораздо важнее знать, что я в состоянии зарабатывать сам. А как ты поступаешь с ними — мне совершенно безразлично. Я знаю, что ты делаешь все, как надо. Меня беспокоит только одно — то, что произошло между Мной и Сэм.

— О, Хьюби, это было ужасно, но ты тогда был всего лишь мальчишкой, а теперь стал мужчиной, полагаю поэтому, все это уже просто не имеет значения.

— Это не так. Я думаю, как она воспримет смерть своего отца, ведь она даже не знает, что он умирает. Для нее это будет ужасным ударом. Ты не считаешь, что нужно ее подготовить?

Я хотела бы оградить ее от страдания, от боли.

— Знаешь, мама, ты не можешь никого ни от чего оградить.

И она подумала: а что, если Хьюби в его вновь обретенной зрелости прав?..

Нора не могла сказать, на кого больше рассердился доктор Росс — на себя или на нее.

— Нора, я больше не могу этого делать… Я не могу больше давать тебе морфин! Я схожу с ума от того, что дал тебе уговорить себя — позволил тебе по своему усмотрению делать Т. С. инъекции морфина. Неужели ты не понимаешь, не осознаешь, в какое положение меня ставишь? Если у меня отберут лицензию, я не смогу даже никого осудить. Это было бессмысленно, неэтично и опасно! В тот день, когда ему перестал помогать диалюид, я должен был настоять, чтобы вы поместили его в госпиталь, или проститься с вами.

— Но ты не можешь бросить нас, ты же мой друг!

— Друг! — вскричал он в отчаянии. — Разве вкладывают заряженный револьвер в руку друга, если тот даже не в состоянии разумно мыслить? Кто поверит, если до этого дойдет дело, что ты не давала ему сверхвысокую дозу, чтобы покончить с его страданиями, или не сделала инъекцию по ошибке?

«Только Сэм может потребовать отчета о моих мотивах…»

— Более того, ты давала ему виски одновременно с морфином! Разве ты не знаешь, что это все равно что играть «в русскую рулетку»?

— Я никогда не давала ему виски одновременно с морфином и никогда не давала много лекарства. Кроме того, если вы положите его в госпиталь, ему, возможно, будут давать глюкозу — сахар. А на этой стадии виски не более вредны, может быть, даже они поддерживают его жизнь, потому что он уже не в состоянии принимать иную пищу. Но зачем мы спорим об этом? Он уже не может пить и виски. Весна наступает очень рано в этом году…

— Позволь, по крайней мере, прислать сестру.

— Нет, я ему обещала, а я не нарушаю обещания. А если ты не дашь мне морфин, я достану где-нибудь еще.

— Где?

— Для врача ты очень наивен. Там, где достают все наркоманы.

Вскоре после того, как пришла весна, она сделала Т. С. его последнюю инъекцию. Он открыл глаза и изобразил что-то, напоминающее улыбку.

— Тебе лучше снова выйти замуж, Нора. Ты слишком хороша, чтобы не сохранить эту привычку.

Это было все… Осталось только связаться с крематорием, назначить дату ритуальной службы и позвонить Сэм…

62

Нора была готова к тому, что Сэм, обезумев от горя, может накинуться на нее с потоком упреков. Ее бы не удивило, если бы Сэм вообразила картину, как Нора, ухмыляясь, заставляет умирающего Т. С. подписать завещание, передающее ей все, чем он владел. Она была готова даже к последнему и неизбежному обвинению, что это она, алчная, рвущаяся заполучить наследство, самыми жестокими способами ускорила смерть своего мужа. Но к чему она совсем не была готова, так это увидеть, как Сэм спускается по трапу самолета, бережно поддерживаемая под руку Тони, и услышать ее заявление:

— Позволь представить тебе моего мужа Тони Нэша.

— О нет! — непроизвольно вырвалось у нее, но это лишь вынудило Сэм отступить на шаг. «О да!» — ее глаза блеснули с мстительным наслаждением, в то время как Тони выглядел глуповато и шагнул вперед, чтобы поцеловать свою бывшую жену и новую тещу. Но Нора отшатнулась от него. Ты, трусливый предатель! Она готова была убить его!

Как всегда, когда он оказывался в неловком положении, Тони попытался отделаться шуткой:

— Могу я называть тебя «мама»?

— Только если я буду называть тебя «сынок», — отрезала она, заставляя себя улыбаться, не желая, чтобы Сэм заметила ее боль. Сэм явно хотела видеть свою мачеху сходящей с ума от ревности, и если она покажет малейшие признаки страдания, Сэм только утвердится в том, что сумела достигнуть своей цели.

Когда она увидела, какой огромный багаж новобрачные привезли, то поняла, что, видимо, Сэм не собирается немедленно вернуться с Тони в Англию, а намерена задержаться здесь надолго. Нора решила, что в качестве обиталища Сэм выберет, конечно, Грантвуд Мэнор. Это был бы вполне естественный выбор — Сэм рассматривала усадьбу как свой родной дом и лучшее место, где можно предаться радостям только что начавшейся семейной жизни и тем самым еще глубже вонзить нож в, как она полагала, раздираемое ревностью сердце Норы.

Когда они сели в машину, Нора, как бы между прочим, спросила:

— Когда вы поженились?

— На следующий день после того, как ты нам позвонила и сообщила эту ужасную новость, — ответил Тони.

Но молодая жена поправила его:

— Не совсем так, Тони, дорогой, — она поцеловала его, перед этим кинув на Нору ненавидящий взгляд, — мы поженились в тот самый день, когда ты позвонила мне, чтобы сообщить, что он умер, и день, когда ты превратила его в кучку неузнаваемого пепла.

Если быть подозрительным по натуре или начитаться криминальных романов, в которых преступники стараются побыстрее уничтожить улики, то, конечно, можно задаться вопросом: не слишком ли быстро последовала кремация?

Нора вздохнула. Да, конечно же, здесь будет нескончаемый поток обвинений.

— Мы должны выпить шампанского, чтобы отметить вашу женитьбу, — сказала она, когда они прибыли в Грантвуд Мэнор. — Но прежде, Тони, я хотела бы поговорить с тобой наедине.

Сэм немедленно подняла голос протеста.

— Все, что ты хочешь сказать моему мужу, ты можешь сказать и при мне, — заявила она, подчеркнуто собственнически взяв Тони под руку.

— Но Тони и я должны обсудить деловой вопрос, Сэм. Почему бы тебе не прогуляться по саду, пока мы переговорим? В этом году ранняя весна, и все в цвету.

— Какой такой вопрос вы собираетесь обсуждать с Тони, что я не могу при этом присутствовать?

— Мы должны покончить с этим раз и навсегда. — Дело касается стадии — беседа между боссом и человеком, который работает на него. Как ты думаешь, обязательно ли ей присутствовать при этом разговоре, если даже она так сообразительна, как ты, а кроме того, еще и приемная дочь босса?

Потребовалось несколько секунд, пока эти шокирующие слова дошли до сознания Сэм, и она воскликнула:

— Значит, это правда! Сначала ты постаралась избавиться от меня, потом лишила моего отца лечения, обманным путем вынудила его оставить тебе студию, мою студию, и тебя даже не трогает, что этим ты убила его!

«Да, мы должны пройти через это… по старой формуле: одна часть правды, одна часть лжи во благо, одна часть невысказанного секрета и одна часть любви. Смешать хорошенько и надеяться на лучшее».

— Не будь маленькой дурочкой. Ты позволила своему воображению завести тебя слишком далеко. Но я полагаю, что это естественно, учитывая, что тебе только восемнадцать и ты еще не стала взрослой, хотя и вышла замуж за человека, который — во сколько? — в три раза старше тебя.

Она сделала паузу, чтобы взглянуть на смутившегося Тони, и покачала головой:

— Господи, я никогда не задумывалась над этим, но ты стареешь Тони, разве не так?

Она снова обернулась к Сэм:

— А теперь сообщу тебе некоторые факты, чтобы ты не оказалась в совсем глупом положении. Прежде всего, я не отсылала тебя — это сделал твой отец, решив оградить тебя от боли, какую ты испытала бы свидетельницей его последних дней. И я не лишала его лечения — таково было его решение — он был таким, он хотел следовать собственному стилю, и это было, конечно, очень мужественным поступком. И уж конечно, я не убивала его. Да и зачем? Его убил рак. А насчет обманного трюка со студией, чтобы он оставил ее мне, зачем мне было делать это, когда я уже владела ею?

Сэм задохнулась, Тони пытался удержать ее, но она его оттолкнула: