Проклятие палача - Виктор Вальд

Как оно было у древних персов! Юношу учили трем наукам: ездить на лошади, стрелять из лука и всегда говорить правду. И эти науки распростерли границы Персии на двести дней караванного пути!

Да и сейчас важно придерживать свои желания и отказываться от развращенности и роскоши, от тех страстей, в которых погрязли не только византийцы, но и некоторые правители турецких бейликов[158].

Орхан-бей посмотрел в дальний от него край шатра.

Ее не было видно, но он точно знал – она там, где ее после каждого переезда кладет бей османов. Она – это боевая дубина, которую вручил айдынскому эмиру шейх из суфийского братства дервишей. Тогда эмир возложил дубину себе на голову и громко выкрикнул: «Этой дубиной я сначала обуздаю свои страсти, а потом убью всех врагов веры!»

Только правильные слова не помогли горячему эмиру Айдына. Его дубина, его земли, как и земли бейлика Ментеше и Карасы уже под властью Орхана. Беи этих земель оказались слабы, как те персы, которые накануне похода на них Великого Александра потребовали вместо привычной пищи жидкий суп и копченые языки певчих соловьев.

В изнеженности – слабость! В расслабленности – поражение! В успокоении – смерть!

Да! Нужно собрать все силы и выбросить из головы проклятую боль. Нужно не пропустить ни единого слова мудрого брата, которому Аллах дал больше, чем самому Орхану, и который должен был стать беем. Но не стал. Случившееся с ним семейное горе на время лишило его рассудка. А после, когда он оправился, Алаеддин оставил меч и нашел себя в науках и в слове божьем, отказавшись от престола в пользу младшего Орхана. Отец был даже рад такому решению старшего сына. Ведь старому бею по душе был именно воинский пыл и умение младшего – Орхана. А взятие Брусы окончательно закрепило за Орханом место великого бея Османа.

Так о чем там говорит старший брат – великий визирь Алаеддин?

– Это, без сомнения, великая милость Аллаха, который дал испытание нашему верному другу и брату по вере достойному Хаджи Гази Эвреносу!

– Великий визирь, прошу милости, как и прежде, называть меня Эвреном.

Скромность, достойная великих предков. Хотя этот Эврен родом из бейлика Карасы, но его нужно принять и возвеличить. Из него выйдет славный воитель. И храбр, и умен, и ловок. Уже месяц, как воины Орхан-бея восторгаются его выдумке, благодаря которой византийская крепость Цимпе во власти османов. Этому Эврену можно было бы доверить власть в бейлике Карасы, но она уже передана сыну Сулейману. Нужно будет дать Эврену большой отряд в предстоящем походе и испытать его как военачальника. До пленения, говорят, он с этим хорошо справлялся. Но со своими воинами. Сейчас он здесь как уши и голос воинов Карасы.

А сейчас нужно немного отвлечься. Пусть Эврен и развлечет:

– Эврен!

– Да, мой повелитель.

– Я не слышал твоего рассказа.

– С готовностью и удовольствием для ваших ушей повторю его.

– Прости, брат Алаеддин. Немного прервемся.

– С готовностью. Мне и самому нужно прерваться, чтобы подготовить последние советы, – мягко ответил мудрый великий визирь.

Присутствующие с удовольствием повернули головы, к сидящему чуть далее от очага, человеку, к которому так милостив был Аллах.

Эврен приложил руку к сердцу и начал свой рассказ:

– В начале позапрошлого лета корабль с моими воинами из Бергама[159] отправился на поиски христианских купцов. Поход был удачный. Мы взяли хороший груз шелковых тканей, пряностей, пшеницы, золота и серебра. Корабль отяжелел, и я уже решил возвращаться. Но тут… Как не упомянуть волю Всевышнего! Аллах направил мои глаза на купеческую нефу, что своим тяжелым от груза округлым корпусом едва двигалась по волнам. Заметив нас, христиане стали плакать и молиться своему богу, а я поблагодарил Аллаха.

Не предвиделось ничего сложного. Несколько стрел, громкий крик, быстрый абордаж. Обычно купцы не сопротивлялись. Ведь мусульмане не проливают кровь тех, кто сдался на их милость. А известный во всех морях мой флаг говорил о том, что я часто отпускаю команды кораблей, беря на свой борт только богатых пленников и груз. Так что если ставал вопрос о жизни или о кошеле с золотом, купцы выбирали первое.

Но… Уже в венецианской тюрьме я узнал, что сенат этого города принял особое постановление, предписывающее под угрозой ареста нарушителей и их имущества защищаться всей командой, кроме клириков и пилигримов. Так что едва я с несколькими воинами ступил на борт «купца», на нас бросилась вся команда. Мне приставили нож к горлу и заставили моих воинов отказаться от боя и преследования.

Так я оказался в проклятой венецианской тюрьме. Там я испытал голод, жажду и унижения, так как наотрез отказался заплатить выкуп. Я знал, что мои воины не пожалеют последней монетки, чтобы освободить меня, но моя гордость не позволила просить их об этом. А теперь я уже понимаю – на то была воля Аллаха!

Спустя месяц я уже греб тяжеленным веслом как сарацин невольник. Меня несколько раз перекупали, затеряв мое высокородное имя, пока я не оказался на банке галеры герцога наксосского Джованни Санудо. Здесь я в полной мере осознал, что значит быть рабом и работать до седьмого пота. Здесь же я увидел человека в странных синих одеждах, чью утыканную стрелами лодку герцог подобрал в венецианской лагуне весной ушедшего года.

Странный во многом был этот человек в синих одеждах. Страшен лицом как шайтан, свирепый до такой жестокости, что откусил ухо у младенца. Галерники прозвали его людоедом. Такое чудовище нельзя было держать возле людей. Наверное, поэтому герцог велел усадить его в крепости Пароса в особую одиночную темницу.

Но произошло то, что было угодно Аллаху. Едва нас пленников погнали по улицам Пароса, на мои плечи Аллах набросил огромный синий плащ людоеда. Тогда я подумал, что эта одежда уже не понадобиться тому, кого герцог решил подвергнуть жуткой казни. Так почему мне не воспользоваться подарком небес. Тем более что приближалась зима. И я не отказался. И вот тут произошла первая неожиданность. Меня схватили и вместо этого людоеда посадили в каменный мешок, где было единственное крошечное окошко под потолком. Так что солнечный свет я видел всего несколько часов в день.

От такого удара судьбы я немного опечалился, так что почти не поднимался с каменного пола. Подо мной был плащ. Им же я и укрывался. От него мне было тепло, но все время я чувствовал неудобство. Я ощупал пол. Камни были ровные, но мне невозможно было заснуть от того что что-то давило спину и бока. Тогда я ощупал плащ. Каждую ниточку. И что?

– И что? – не удержался охочий не только до наук, но и до рассказов очевидцев визирь Алаеддин.