Проклятие палача - Виктор Вальд

– Аллаху было угодно, чтобы я спас жизнь этому человеку. Ведь справедливости ради нужно сказать, что это его огромный плащ способствовал тем событиям, что даровали мусульманам христианский город. Это чудная вещь, как будто явилась из сказок «Тысячи и одной ночи»!

– Верно. Но нужно не забывать: на все воля Аллаха! – заметил великий визирь.

– И что угрожало человеку, чья вещь способствовала этому божественному чуду? – спросил Орхан-бей.

– Ваш сын Сулейман-паша приказал отрубить человеку с лицом шайтана его чудовищную голову…

– Это верно отец, – подал свой голос сидящий справа от отца Сулейман. – Этот шайтан не повиновался моему слову, прекращавшему убийства, и повесил через спину верблюда одного из христиан.

– Через спину верблюда? – удивился бей. – Я слышал о такой казни. Ее иногда совершают в пустынях бедуины. Странно, что христианин знает о такой казни.

– Позволит ли мне сказать слово великий бей?

Орхан не повернул головы. Он знал – за его спиной привычно, на тонкой подушке, покрытой красным шелком, сидит Даут. Попавший в плен, принявший ислам и имя Даут, тайный слуга византийского императора Иоанна Кантакузина, он и при бее османов занимался тайными делами. И занимался так умно и удачно, что вскоре занял главную ступень на этой весьма шаткой лестнице.

– Говори, – велел бей.

– Этот человек в синих одеждах искусный палач и врачеватель. Так говорят о нем те, кто знает его уже давно, как некий Мартин, и недавно, как юноша Франческо и вор по прозвищу Весельчак. Меня также, как и вас, заинтересовала казнь устроенная этим «господином в синих одеждах», его внешность и чудовищная сила.

– Любопытно было бы на него взглянуть. А так же на его плащ, – усмехнулся Орхан-бей.

– Он здесь. При лошадях Сулейман-паши, – рассмеялся Эврен. – Теперь на лошадей вашего сына даже смотреть боятся! Не приведи Аллах узреть ответный взгляд этого шайтана!

– Приведите. Хочу на себе испытать взгляд шайтана, – все еще улыбаясь, велел бей османов.

– Отбрось свою головную накидку и посмотри на меня, – строго велел по-франски бей Орхан. – Да… Верно… Шайтан… Настоящий шайтан. Даже голова вновь разболелась. Я думаю такому чудовищу место не у благородных лошадей. Его место… Даут! Так ты говоришь – он палач?

– Искусный палач и целитель, – тут же усердно поклонился начальник тайной службы.

– Сулейман, отдай его Дауту. Там ему место.

– Твое слово закон, отец, – приложив руку к сердцу, учтиво ответил сын.

– И пошейте ему новые одежды. У меня даже рабы не носят рубище. И пусть одежды будут…. Синего цвета. Ступайте все. Я хочу поговорить с главным визирем.

Вернувшись в шатер, бей османов скривился. От взгляда этого чудовища у него опять разболелась голова.

– Хорошо, что у него нет зубов, – тихо простонал Орхан-бей.

Но этот стон был услышан великим визирем:

– О каких зубах говорит мой брат?

– О тех зубах, которыми христиане рвали вареное в котлах и изжаренное мясо правоверных. Напомни мне, мой ученый брат, где это и когда было?

– Во время их первого крестового похода на Иерусалим. Я читал тебе об этом из книги Амина Маалуфа. Но позже мне попались в руки «Деяния Танкреда», в которых христианский летописец Рауль Канский указывает: «В Маре наши воины варили взрослых язычников в котлах, детей насаживали на колья и пожирали их уже поджаренными».

– Да, да… Это было в Мааре…. А в Иерусалиме?..

– На память приходит письмо одного из христиан, участвовавшего во взятии Иерусалима. Раймонд Ажильский. Да! Это его имя. Он писал: «… Тут ты увидел бы поразительное зрелище… На улицах и площадях города можно было видеть кучи голов, рук и ног. Если поведаем правду – превзойдем всякую вероятность. Достаточно сказать, что в Храме Соломоновом и в его портике передвигались на конях в крови, доходившим до колен всадникам и до уздечки коня… Драгоценным зрелищем было видеть благочестие пилигримов перед Гробом Господним и как они рукоплескали, ликуя и распевая новый гимн Богу».

– У тебя замечательная память, брат!

– Такое трудно забыть, – грустно ответил Алаеддин.

– Вот почему мой меч всегда в крови. А дикарям христианам мало лишать зубов. Им нужно сносить головы. Эти дети шайтана и беззубые жаждут плоти правоверных. Аллах даст нам силу и мужество прийти в их темные леса и уничтожить нелюдей, что питаются человеческим мясом и купаются в крови. К моей печали я уже стар и не доживу до того дня, когда наши всадники принесут на кончиках своих копий просвещение и культуру темным народам Европы. Но мой сын… Он дойдет до Атлантического океана!

– Да! Сулейман достойный наследник славы османских беев! Быть ему султаном османского султаната[161]!

– Османской империи! Вот только… Не Сулейману… А…

– Кому же? – удивился великий визирь.

– Мураду! – воскликнул бей грозных осман.

– Мураду? – не поверил своим ушам Алаеддин. – Прости меня, мой брат, но…

– Знаю, что ты хочешь сказать. Мурад вспыльчив и не всегда прислушивается к голосу разума. Даже меня осмеливается ослушаться.

– А это безумное плавание в зимнем море! И ради чего? Какой-то девчонки!

– Эта дерзость его характера, характера, который всегда настаивает на своем. Характера, который всегда добивается того, чего желает. Если он пожелает завоевать Европу, он ее завоюет. А что касается девчонки… Дело не только в ней. Мурада оскорбили, не дав возможность преподнести подарок той, кого он выбрал. Подарок победителя, хотя и христианского, но воинского турнира. Он отомстил, похитив эту девицу. Он добился того, что наказал человека унизившего его, и возможно, организовавшего предательское нападение на посла бея османов! Мурад доведет месть до конца! Его никто и ничто не остановит. Таким и должен быть султан великих османов!

Шатер Даута был вчетверо большим, чем черная «столица» османского бея. Сюда беспрерывно входили и выходили люди разного сословия и ремесла. Больше всего было тех, кто не выделялся ни одеждой, ни оружием. Они склонялись над ухом восседающего на красной подушке Даута, быстро что-то шептали и еще быстрее уходили.

Начальник тайной службы бея осман только кивал головой и указывал шептунам на различные занавеси, что делили шатер на множество маленьких комнат. Там сидели писцы и те, кто должен был быть осведомлен о новостях – тайных и доступных.

По левую сторону от Даута, вот уже несколько недель, на войлочном полу, окаменев, сидел странный человек в новых одеждах франкского покроя и странного для Востока синего цвета. Синее чудовище, с торчащими из разорванного рта клыками и с черной пустотой между ними. А еще уродливый длинный нос и глаза, что пугали даже храбрых воинов. Синий пес из глубин ада, в первый же день прозванный служивыми и гостями Даута «синим шайтаном».