Плоский мир: краткая история ХХI века - Томас Фридман

Экономический упадок в Америке 1920–1930–х годов сделал многих нормальных, думающих американцев пассивными или активными сторонниками коммунизма. Унизительный экономический, военный и эмоциональный упадок в арабо–мусульманских странах сделал слишком многих нормальных, думающих арабов и мусульман пассивными сторонниками бен–ладенизма.

Бывший министр информации Кувейта доктор Сад бен Тефла, журналист по профессии, в третью годовщину 11 сентября опубликовал статью в лондонской арабской газете «Аль–Шарк Аль–Авсат», которая называлась «Мы все Бен Ладены» и которая была посвящена именно этой проблеме. Он пытался ответить на вопрос, почему исламские духовные лидеры охотно поддержали фетвы, выносившие смертный приговор Салману Рушди за его якобы богохульный роман «Сатанинские стихи», но до сих пор ни один служитель ислама не издал аналогичной фетвы против Усамы бен Ладена, убившего 3000 мирных граждан. После объявления фетвы против Салмана Рушди мусульмане всего мира устраивали митинги протеста у дверей британских посольств, сжигая экземпляры романа и куклы Рушди. В Пакистане в результате одной такой демонстрации было убито девять человек.

«Религиозные постановления, запрещавшие книгу Рушди и призывавшие к его смерти, выпускались одно за другим, — писал Бен Тефла. — Иран назначил награду в миллион долларов тому, кто исполнит фетву имама Хомейни и убьет Салмана Рушди». А что Бен Ладен? Ничего — ни малейшего осуждения. «Несмотря на тот факт, что Бен Ладен убил тысячи невинных людей, прикрываясь именем нашей религии, и несмотря на вред, который он причинил мусульманам всего мира, особенно невинным мусульманам Запада, чья жизнь протекала гораздо лучше, чем у мусульман в арабских странах, не была выпущена ни одна фетва, призывающая к убийству Бен Ладена, — под тем предлогом, что Бен Ладен по–прежнему верен словам «Нет Бога, кроме Аллаха». Хуже то, — добавлял он, — что арабские и исламские спутниковые каналы сражаются друг с другом за право транслировать проповеди и фетвы Бен Ладена, вместо того чтобы препятствовать их распространению, как они поступали в случае с книгой Рушди… Из–за нашего двусмысленного отношения к Бен Ладену у людей в мире с самого начала создалось ощущение, что Бен Ладен — это мы все».

После Первой мировой войны Германия чувствовала себя униженной, но благодаря достаточно развитой экономике смогла ответить на унижение в государственном масштабе — в виде Третьего Рейха. Напротив, арабский мир не способен отреагировать на свое унижение на том же уровне. Как заметил политолог Ярон Эзрахи, последние пятьдесят лет мир смогли потрясти не арабские страны, а только две пользующиеся неправдоподобным влиянием арабские личности: во–первых, саудовский нефтяной министр Ахмед Заки Ямани, во–вторых, Усама бен Ладен. Оба заслужили в мире дурную славу, оба короткое время держали его зажатым в кулак — один использовал в качестве оружия нефть, другой — самые нетрадиционные методы террористического насилия. Оба подарили кратковременные «возвышения» арабо–мусульманскому миру, ощущение своего реального планетарного могущества. Но это была только иллюзия могущества, отметил Эзрахи: саудовское нефтяное оружие — это экономическая мощь без производительности, террористическое оружие Бен Ладена — военная сила без настоящей армии, государства, экономики и двигателя обновления, который обеспечивает их жизнедеятельность.

Насколько беспомощны яманизм и бен–ладенизм как стратегии арабского влияния, видно из того факта, что они игнорируют имеющийся у арабской культуры и цивилизации собственный — времен ее расцвета — опыт дисциплины, упорного труда, преуспеяния, научного познания и плюрализма. Как напомнил мне Найан Чанда, редактор YaleGlobal Online, алгебра и алгоритмы были рождены именно в арабо–мусульманском мире, о чем свидетельствует арабское происхождение обоих терминов. Другими словами, добавил он, «вся современная информационная революция, в основании которой лежит такая вещь, как алгоритм, ведет свою вековую родословную от арабо–мусульманской цивилизации с ее великими образовательными центрами в Багдаде и Александрии» — где впервые были изобретены эти понятия и откуда через посредничество мусульманской Испании они пришли Европу. У народов арабо–мусульманского мира невероятно богатое культурное и цивилизационное наследие с долгими периодами процветания и научных открытий, и оно вполне способно послужить вдохновением и примером для молодежи. Они обладают всеми необходимыми ресурсами, чтобы модернизироваться в рамках собственной культуры, — достаточно лишь захотеть ими воспользоваться.

К сожалению, перспектива такой модернизации арабо–мусульманского мира встречает огромное сопротивление со стороны сил авторитаризма и религиозного обскурантизма. Вот почему эта часть планеты освободит себя и почувствует новый прилив энергии только тогда, когда пройдет сквозь горнило собственной идейной войны, в которой должны победить умеренные. Полтора века назад Америка прошла через собственную гражданскую войну за идеи — идеи терпимости, плюрализма, человеческого достоинства и равенства. Лучшее, чем остальные страны могут помочь сегодня арабо–мусульманскому миру, это всеми возможными способами сотрудничать с его прогрессивными силами — помогая разрешить арабо–израильский конфликт, стабилизируя ситуацию в Ираке, подписывая соглашения о свободной торговле с максимальным числом государств региона, — чтобы создать благоприятную почву для аналогичной идейной войны внутри их собственной цивилизации. Другого пути нет. Иначе эта часть планеты способна стать мощнейшим фактором антивыравнивания. И хотя мы должны желать, чтобы у хороших людей, живущих в ней, все получилось, в этом сражении придется сражаться и побеждать только им самим. Эту миссию нельзя передоверить кому–то еще.

Никто не выразил эту необходимость лучше Абделя Рах–мана аль–Рашеда, генерального менеджера лондонского новостного телеканала «Аль–Арабия» и одного из самых известных и уважаемых сегодня арабских журналистов. После серии нападений экстремистских групп, произошедших в Чечне, Саудовской Аравии и Ираке, в номере «Аль–Шарк Аль–Авсат» от 6 сентября 2004 года он писал: «Самоисцеление начинается с самоанализа и откровенного признания. Поэтому, когда мы преследуем наших детей–террористов, мы должны полностью отдавать себе отчет, что они представляют собой горький плод изуродованного дерева нашей культуры. Когда–то мечеть была тихим пристанищем, и голос религии звучал как голос покоя и примирения. Проповедь была отеческим заветом нравственной жизни и чистой совести. А потом пришли новые мусульмане. Мирная, благожелательная религия, чьи суры запрещают срубать деревья без крайней необходимости, называют убийство самым гнусным злодеянием и напрямую приравнивают убийство одного человека к убийству всего человечества, была превращена во всемирный призыв к ненависти, в боевой клич тотальной войны… Мы не сможем отчистить своих имен, пока не признаем того постыдного факта, что терроризм стал исламским предприятием, практически исключительной монополией, осуществляемой мусульманскими мужчинами и женщинами. Мы не сможем спасти нашу радикальную молодежь, совершающую все эти гнусные злодеяния, пока не вступим в открытую схватку с шейхами, которые посчитали достойным себя переродиться в идеологов революции и посылать чужих сыновей и дочерей на верную смерть, в то же время, посылая своих детей в европейские и американские школы».

Проблемы больных, лишенных возможностей и разочаровавшихся, каждая по–своему мешают миру стать окончательно плоским. Если не найти к ним правильный подход, в будущем их негативное влияние может только усугубиться. Но сегодня формируется еще один барьер на пути глобального выравнивания, барьер, по природе своей не гуманитарный, а естественный — ограниченность натуральных ресурсов. Если миллионы людей из Китая, Индии, Латинской Америки и бывшего Советского Союза, которые в большинстве жили за пределами плоского мира, сегодня начнут одновременно выходить на глобальное игровое поле — каждый с мечтой о собственной машине, доме, холодильнике, микроволновой печи и тостере, — нас ожидает либо серьезный энергетический дефицит, либо, что еще ужаснее, войны за энергетические ресурсы, которые окажут глубокий антивыравнивающий эффект на весь мир.

Как я уже упоминал, летом 2004 года я посетил Пекин вместе с женой и дочерью Натали. Перед отъездом я сказал Натали: «Тебе понравится этот город. На всех главных улицах там есть широкие велосипедные дорожки, так что, когда приедем, можем взять напрокат велосипеды и покататься по городу. В прошлый раз в Пекине я так и поступил, и это было здорово».

Наивный. Я не был в Пекине три года, и за этот короткий период бешеный экономический рост навсегда уничтожил большинство велосипедных дорожек, оставшихся в моих воспоминаниях. Их либо сильно сузили, либо вовсе ликвидировали, чтобы добавить новые полосы под машины и общественный транспорт. Так что на сей раз мне удалось покрутить педали только на велотренажере в спортзале отеля — что, надо сказать, было неплохим средством размяться после долгого сидения в местных автомобильных пробках. В Пекин я приехал на международную бизнес–конференцию и, присутствуя на одном из ее совещаний, случайно выяснил, куда исчезли велосипедисты. Один из выступающих рассказал, что на улицах Пекина появляется около 30 000 новых машин ежемесячно — то есть 1000 машин в день! Эти данные показались мне настолько невероятными, что я попросил Майкла Чжао, молодого сотрудника из пекинского бюро «Тайме», их перепроверить. Через некоторое время он прислал мне следующее электронное письмо: