Плоский мир: краткая история ХХI века - Томас Фридман

Чтобы подавить угрозу открытого общества, мусульманские экстремисты — совершенно сознательно — выбрали в качестве объекта нападения тот самый компонент, без которого открытое общество не может оставаться открытым, обновляющимся и выравнивающимся. Этот компонент — доверие. Когда террористы берут предметы нашей повседневной жизни — машину, самолет, кроссовки, мобильный телефон — и превращают их в орудие насилия, не разбирающего правых и виноватых, они наносят удар по доверию. Мы действуем на основе доверия, когда утром ставим машину на стоянку в центре города и не думаем, что соседняя машина взорвется; когда приходим в «Диснейуорлд» и не думаем, что человек, одетый Микки–Маусом, прячет под костюмом пояс с взрывчаткой; когда садимся на челночный рейс между Бостоном и Нью–Йорком и не думаем, что иностранный студент на соседнем сиденье собирается использовать свои кроссовки как бомбу. Без доверия не существует открытого общества, потому что не существует столько полиции, чтобы охранять все открытые места, из которых оно состоит. Без доверия не будет и плоского мира, потому что именно доверие позволяет нам демонтировать стены, снимать ограждения и устранять трение в точках соприкосновения культур. Доверие — неотъемлемый компонент плоского мира, где одну цепочку поставок могут обслуживать десятки, сотни, тысячи людей, никогда не видевших друг друга в лицо. Чем сильнее неразличающие удары терроризма по открытому обществу, тем меньше остается доверия и тем больше стен и рвов приходит ему на смену. Основатели «Аль–Каиды» не являются религиозными фундаменталистами в собственном смысле слова. Они не сосредоточены в первую очередь на своих взаимоотношениях с Богом, на ценностях и культурных нормах религиозного сообщества. Это не столько религиозный, сколько политический феномен. Я предпочитаю называть их исламо–ленинистами. В данном случае термин «ленинизм» должен точнее охарактеризовать и утопическо–тоталитарное умонастроение «Аль–Каиды», и ее образ в собственных глазах. По словам их главного идеолога Аймана аль–Завахири, «Аль–Каида» представляет собой идеологический авангард, чей поход против Америки и других стран Запада призван мобилизовать мусульманские массы на восстание против собственных коррумпированных правителей, пользующихся поддержкой США. Как и всякие истинные ленинисты, исламо–ленинисты уверены, что мусульманский народ глубоко неудовлетворен своей судьбой и что несколько громких актов «джихада» против западных «столпов тирании» разожгут огонь народного возмущения, который покончит с безнравственными и неправедными арабскими режимами, осквернившими исламскую веру. Отличие исламо–ленинизма в том, что на их месте он хочет основать не пролетарский рай, а рай теократический. Они клянутся восстановить государство ислама на территории, подчинявшейся ему в пору расцвета, и поставить над ним калифа, верховного религиозно–политического лидера, который объединит всех мусульман мира в единое сообщество.

Во многом исламо–ленинизм возник в том же самом историческом контексте, что и радикальные европейские идеологии XIX–XX столетий. Фашизм и марксизм–ленинизм зарождались на фоне стремительного индустриального развития и модернизации Германии и Центральной Европы, в странах, где большинство населения, прежде жившее большими семьями в сплоченных деревенских общинах, внезапно столкнулось с распадом традиционного уклада, где отцы и дети начали массово мигрировать в города и работать на крупных промышленных предприятиях. В этот переходный период молодые люди особенно быстро утрачивали свою самоидентификацию, чувство устойчивости миропорядка и личного достоинства, которое прежде обеспечивалось традиционными социальными структурами, Именно в этом вакууме возникли фигуры наподобие Гитлера, Ленина и Муссолини, которые убеждали молодежь в том, что Способны подсказать ей достойный выход из растерянности и унижения. Да, говорили они, вы покинули свою родную деревню или городок, новы по–прежнему гордые, достойные члены одной большой семьи: рабочего класса в одном случае, арийской нации — в другом.

Бен Ладен предложил молодым арабам и мусульманам идеологическую альтернативу того же сорта. Первым человеком, кто отметил симптомы исламо–ленинизма у заговорщиков 11сентября — увидел в них не фундаменталистов, а приверженцев радикального и агрессивного политического культа, — стал Эдриан Каратницки, президент организации «Дом свободы». В статье «Нэшнл ревю» от 5 ноября 2001 года, озаглавленной «Под самым нашим носом», Каратницки поделился следующим наблюдением: «Главные исполнители… были выходцами из привилегированных семей, получившими хорошее образование. Никто из них не прошел в жизни через материальные лишения или политические преследования». Никто из них, по–видимому, не был воспитан и в каком–то особенно фундаменталистском духе. Более того, главные участники событий 11 сентября (например, Мохаммед Атта и Марван аль–Шеххи, которые жили в одной квартире в Гамбурге и учились в Техническом университете Гамбург–Гарбург), по–видимому, все попали в ряды «Аль–Каиды» через местные религиозные ячейки и молитвенные группы — уже после того, как переехали в Европу.

Никто из заговорщиков не был завербован Бен Ладеном на Ближнем Востоке, а затем, задолго до своей миссии, заброшен в Европу, замечает Каратницки. Наоборот, практически все они уже долгое время жили среди европейцев и успели в полной мере почувствовать свое изгойство. В поисках понимания и участия они приходили в местную мечеть или молитвенную группу, переживали «второе рождение», попадали под влияние радикалов–исламистов, отправлялись для практической подготовки в Афганистан — и пожалуйста, на свет появлялся новый террорист; Их религиозное обращение не было частью индивидуальных поисков смысла жизни, оно выходило далеко за пределы фундаментализма. Они сами обратили ислам в политическую идеологию, современный религиозный тоталитаризм. Если бы угонщики самолетов 11 сентября учились в 1970–х годах в Беркли, из них бы получились прекрасные троцкисты. «Чтобы понять действия террористов 11 сентября, надо вспомнить классический образ революционера: человек, оторванный от корней, выходец из среднего класса, во многом сформировавший свои взгляды в эмиграции. Другими словами, образ Ленина в Цюрихе, Пол Пота или Хо Ши Мина в Париже. Для них исламизм — новая формула всемирной революции, а Бен Ладен — ШейхГевара, — писал Каратницки. — Так же, как лидеры американского движения «Везер андеграунд», немецких отрядов «Баадер–Майнхоф», итальянских «Красных Бригад», японской «Фракции Красной Армии», исламские террористы были недавними студентами, эволюционировавшими в адептов новейшей тоталитарной идеологии».

Так случилось, что мой каирский друг, профессор журналистики Абдалла Шяяйфер, был знаком с Айманом аль–Завахйри, правой рукой и главным идеологом Бен Ладена, в те времена, когда тот был молодым доктором наук и только начинал свой путь мусульманского революционера неоленинистского толка. «Айман еще подростком увлекался утопическими идеями исламского государства», — вспоминал Шляйфер во время моего визита в Каир. Но вместо того чтобы озаботиться решением традиционных религиозных вопросов — взаимоотношениями между человеком и Богом, — он открыл для себя религию как политическую программу. Подобно любому правоверному марксисту или ленинисту, аль–Завахири заботился о «построении Царства Божьего на земле», сказал Шляйфер, и исламизм стал его марксизмом — его «утопической идеологией». Встреча Мохаммеда Атты и аль–Завахири произошла как раз в той точке, где гнев и унижение пересекается с идеологией, которая обещает «все исправить». «Таким, как Атта, Айман говорит: «Видишь несправедливость? У нас есть система — повторяю, система, — которая даст тебе справедливость, вовсе не религия, которая, как все религии, дает внутренний покой». Не обязательно решать какие–либо конкретные социальные проблемы — аль–Завахири обещает систему, с которой люди обретут справедливость всю и сразу. Разочаровался в жизни? У нас есть система, которая даст тебе возможность процветать. Под системой он имеет в виду то, что мы называем исламизмом, — идеологический, крайне политизированный ислам, из которого изымается духовное содержание — взаимоотношения человека с Богом — и который трансформируется в религиозную идеологию наподобие фашизма или коммунизма». Но в отличие от ленинистов, хотевших установить диктатуру совершенного класса, пролетариата, и, в отличие от нацистов, хотевших установить диктатуру совершенной расы, ариев, Бен Ладен и аль–Завахири хотели установить диктатуру совершенной религии.

Печально, но Бен Ладен и его соратники смогли без особенного труда вербовать себе активных последователей в арабо–мусульманском мире. На мой взгляд, отчасти этот факт объясняется тем «полуплоским» состоянием, в котором пребывают многие молодые арабы и мусульмане, особенно те из них, кто живет в Европе. С детства им внушают мысль о том, что ислам — самое совершенное и полное выражение монотеизма, а пророк Мухаммед — последний и самый главный проводник божественной воли. Это вовсе не критика, это самоопределение любого мусульманина. Тем не менее на плоской планете молодежь — особенно европейская молодежь, — воспитанная с такой установкой, имеет возможность оглянуться вокруг и увидеть, что слишком во многих случаях арабо–мусульманский мир оказался далеко позади остального мира. Он не пребывает в столь же процветающем и демократическом состоянии, как другие цивилизации. Оглянувшись, молодые арабы и мусульмане не могут не задать себе справедливый вопрос: «Как такое могло произойти? Если наша вера лучше других, если она представляет собой совершенную систему религиозных, политических и экономических воззрений, почему другие живут настолько лучше нас?».