Путь теософа в стране Советов: воспоминания - Давид Арманд

На третьи сутки мы увидели горы, потом въехали в них, чувствуя себя как Алиса, вступающая в сказочный мир Зазеркалья.

Прошло ещё полсуток, и мы высадились в Туапсе; здесь предстояла пересадка на новую и, как говорили, опасную, Черноморскую железную дорогу.

Мы обошли Туапсе. Всё нас восхищало: и запах моря, и крутые узкие улочки и садики, перекрытые виноградом. Особенно хорошо было Туапсе ночью: и горы, и разбегавшиеся россыпью золотые огни на фоне серебристой лунной дороги, уходящей до горизонта по невидимому морю.

Утром мы поехали дальше в поезде, боязливо вползавшем в многочисленные туннели, осторожно обходящем свежие обвалы. Местами поезд ожидал, когда ему расчистят и отремонтируют путь. Когда впереди показывались ремонтные рабочие, подбивавшие балласт под шпалы, со всех площадок соскакивали пассажиры и бежали к морю. Бежали и мы и бросались в его тёплые волны, радуясь чуду оказаться среди лета сразу после утопавшей в весенней грязи Москвы. Когда поезд гудел, мы вместе с другими выскакивали, подхватив под мышки рубашки и ботинки, что было сил карабкались на насыпь и догоняли проходящие подножки, кончая одеваться уже в вагоне.

По дороге в Сочи мы сделали ещё одну остановку в Лазаревке. Там летами жил Михаил Васильевич Муратов, лечась от туберкулёза. Мы переночевали в его комнате. Утром, выйдя в сад, мы полной грудью хлебнули и тёплого морского ветра, и пения птиц, и буйного цветения трав. Господи, бывают же на Земле такие уголки и такое полное счастье!

Поднявшись немного в гору, Галя увидела подростка, который обмотал вокруг своей шеи громадную зелёную с жёлтым брюхом змею, а потом пустил её себе за шиворот и, видя Галин ужас, вызывающе смеялся. Что это, несовершеннолетний факир? Укротитель змей? Значительно позже Михаил Васильевич, улыбнувшись, объяснил нам, что это вовсе не змея, а безногая ящерица — желтопуз, которые во множестве водятся на Кавказе. При этом он добавил, что, к очень большому сожалению, этих бедных тварей человек безжалостно уничтожает, принимая за змей. А между тем они, мало того, что не опасны, очень полезные животные.

Сочи был маленьким городом, по существу лишь зародышем современного курорта с богатыми санаториями. Однако он нам показался необычайно роскошным. Особенное удивление внушил приморский бульвар с его пальмами, цветущими магнолиями, распространяющими поразительный запах, олеандрами и массивными вазонами со свисающими из них традесканциями. Мне смутно вспомнилось, что нечто подобное я видел 23 года назад, гуляя с няней в Генуе.

Мы походили по городу, подивились на его великолепие и заспешили дальше. Ведь у нас было всего семь дней на всё путешествие! Железная дорога кончалась в Сочи. Мы отправились пешком в Хосту через Мацесту. А из Хосты повернули в горы. Дорога, как я могу теперь судить, была вначале довольно нудная. Она вилась среди виноградников, бахчей, плантаций табака, всё на подъём. Солнце пекло немилосердно. С непривычки голова лопалась от звона цикад. Рюкзаки, отягощённые хлебом и брынзой, закупленными в Сочи на всю дорогу, оттягивали плечи. Но ведь всё это было новое, неиспытанное и, следовательно, интересное. А главное, нельзя было угадать, какое из чудес света откроется за следующим поворотом. Понятно, что шли мы радостные, с лёгким сердцем.

За следующим поворотом открылись заросли шиповника, держи-дерева — шибляк. Просёлок превратился во вьючную тропу, которая петляла и вновь и вновь раздваивалась. Наконец мы заблудились окончательно и часа два вертелись среди колючек, не чая выбраться. В конце концов мы вышли на крик петуха в невероятно грязную и жалкую деревушку Армянский базар, откуда нам показали, как пройти на Краснополянское шоссе. Здесь мы вступили в благодатную тень буково-грабового леса и по булыжному шоссе направились к конечной цели нашего пути — Красной Поляне. Впереди были реликтовые рощи самшитового дерева, сверкающая и бурлящая вода Мзымты, несущая нам прохладу снежных шапок Кавказа.

Шоссе было пустынно, только недалеко от Красной Поляны мы повстречали молодого монаха, истощённого, видимо, трудом, постом и молитвой. Он охотно отвечал нам на вопросы о дороге и о достопримечательностях природы, которые сто́ит посетить. Рассказал, что он отшельник, живёт в горах с несколькими ушедшими из Афона старцами. Питаются они овощами и кукурузой с возделываемого ими участка. Во время разговора он ни разу не взглянул на нас, опуская глаза долу. Нам потом объяснили, что это он — от соблазна. Ведь Галя была женщиной, а отшельникам на женщин глядеть не полагается.

В этот день мы прошли почти 40 километров и без ног свалились на турбазе.

Красная Поляна оказалась греческим селом, довольно зажиточным и, по сравнению с Армянским Базаром, упорядоченным. Жители его — усатые мужчины и крикливые мальчишки — весь год лодырничали и шумели на улицах, а осенью отправлялись за орехами, каштанами, собирали фрукты в заброшенных черкесских садах и везли на ослах в Адлер и Сочи на базар. Зарабатывая на этом столько, что опять можно было бражничать до следующего урожая.

Понаблюдавши жизнь горластого племени, неизвестно каким ветром занесённого в Кавказские горы, мы присоединились к группе туристов и попытались взойти на Ачишхо. Группа дошла только до половины горы. Мы одолели её до вершины и вернулись с чувством удовлетворения, что побывали не только на побережье, но и в настоящем горном лесу, где достигли зоны рододендронов.

На другой день мы спустились по шоссе вниз, не доходя Адлера перешли Мзымту и решили прорваться в Гагру. В предгорьях нам попадались русские деревни, такие же ужасно грязные и нищие, как и армянские. Помимо бедности чувствовалась леность: решетины на избах не были опилены вровень с краем крыши, и так и торчали, какими их привезли из леса, — все разной длины. Облезшие маленькие коровёнки стояли в загонах по колено в навозе, который никому и в голову не приходило чистить и который зловонными лужами растекался по улицам.

Вскоре на мосту нас остановил военный патруль. Красноармейцы-грузины сообщили нам, что мы вступаем в пределы Грузинской республики и должны предъявить документы. Мы предъявили.

— Что у вас в рюкзаках? Сахар и вино проносить через границу нельзя.

— Нет ни того, ни другого.

— Вино нет? Жаль! Проходите пожалста.

По их весёлому настроению было видно, что они уже немало вина конфисковали.

Ночь нас застала на шоссе, пересекавшем приморскую равнину. Дотащились до села Пиленкова. Не обнаружив постоялого двора, попросились переночевать в первую попавшуюся избу. Утром, снова шагая по дороге, мы разговорились с прохожим.