Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

Доном Каспаром и Аароном Клугом. Глава оканчивается данью уважения первому автору, возданной Уэнделлом Стэнли, который получил Нобелевскую премию по химии в 1946 году за кристаллизацию ВТМ. Д-р Франклин не имела возможности представить свою работу; она скончалась 16 апреля 1958 года. Ее смерть оборвала «жизнь, подававшую большие надежды и исполненную преданности науке». Она была «женщиной большого ума и высокой культуры, а также международным агентом доброй воли» и внесла «значительный вклад» в две различных области – изучение угля и вирусов. Стэнли отдельно выделил ее смелость как «одну из самых выдающихся характеристик». Зная о том, что ее последняя болезнь станет роковой, она «никогда не говорила об этом» и упорно «до конца продолжала работать и строить планы, как если бы знала, что ее жизнь продолжится».

Реальность, скрывавшаяся за маской трудоголизма[1237] в ее последние 18 месяцев, должна была основательно проверить ее смелость на прочность. Две операции по поводу двустороннего рака яичников; затем третья операция, сделанная несмотря на то, что рецидив очевидно был неоперабельным; изнурительный курс лучевой терапии и совет хирурга обрести веру; затем отчаянная химиотерапия и, в последние несколько дней, паллиативное обезболивание с помощью морфина. Она не дожила трех месяцев до своего 38-го дня рождения и несколько минут до того времени, когда она должна была делать доклад на заседании Фарадеевского общества в Лидсе, и день до того, когда ее модель ВТМ была объявлена «центральным элементом» на Всемирной выставке в Брюсселе.

Уэнделл Стэнли был не единственным, почтившим ее память. Дж. Д. Бернал написал о ней красноречивые некрологи[1238] для журналов The Times и Nature – необычное внимание для ученого, не достигшего даже середины карьеры. Бернал подчеркнул «особую трагедию» «блестящего исследователя», «ушедшего на вершине ее сил». Она много сделала для того, чтобы прояснить структуру угля, вирусов и ДНК; анализ Паттерсона, примененный к двум выделенным ею формам ДНК, показал, что такая «структура лучше всего объясняется двойной спиралью нуклеотидов», где фосфаты расположены с внешней стороны. Бернал также хвалил ее «исключительную ясность и совершенство во всем, за что она бралась». Поскольку он был блестящим художником-чародеем рентгеновской кристаллографии, мы можем доверять его утверждению, что ее рентгенограммы «были одними из самых красивых когда-либо сделанных рентгеновских снимков любых веществ».

У самой Франклин имелась ясность по поводу достижения, благодаря которому она желала бы, чтобы о ней сохранилась память. Ее эпитафия[1239] гласит: «Ученый: ее работа по вирусам будет долго приносить пользу человечеству». Наука летела вперед быстрее, чем когда бы то ни было, с конца 1950-х гг., и работа д-ра Розалинд Франклин постепенно тонула бы в слоях накопленного знания. Скорее всего, примерно через 10 лет она была бы знакома лишь знавшим ее или тем, кто искал более раннюю литературу по структуре ВТМ или полиовируса. Но произошло нечто из ряда вон выходящее. Через 12 лет после смерти ее воскресили – и хотя она была едва узнаваема, это обеспечивало, что ее имя продолжит жить.

Заслуженные награды

1960 год был хорошим для Мориса Уилкинса – должность профессора, новорожденная дочь, продуктивное исследование структуры ДНК – и новость из Америки о том, что ему вместе с Уотсоном и Криком присвоена премия Альберта Ласкера[1240] за исследования в области медицины. В частности, его «тщательные исследования в области рентгенодифракционного анализа стали самой важной путеводной нитью, следуя которой Фрэнсису Крику и Джеймсу Уотсону гениально удалось найти логическое завершение». Церемония награждения проводилась в Сан-Франциско, что позволило Уилкинсу познакомить Патрисию со старыми друзьями и местами, которые он посещал в «дни работы над атомной бомбой». Значимость премии Ласкера возросла с 1947 года, когда Освальд Эвери получил третью за всю историю премию за его работу по пневмококкам. Члены распорядительного комитета, по-видимому, умели распознавать талант, поскольку многие лауреаты премии Ласкера впоследствии получали Нобелевскую премию.

Уилкинс был удивлен, когда ему об этом сказали, но пару лет больше не возвращался к этой теме – даже когда его попросили прислать свою фотографию д-ру Энгстрому в Стокгольм, который оказался секретарем Нобелевского комитета. Через несколько недель, в октябре 1962 года, Уилкинс «как следует отдыхал» в отеле в Нью-Йорке, когда позвонил какой-то шведский журналист[1241], чтобы сообщить о присуждении ему Нобелевской премии. Интервью было коротким, в основном из-за того, что Уилкинс подозревал подвох. Через несколько часов телеграмма из Стокгольма подтвердила, что Крику, Уотсону и Уилкинсу была присуждена Нобелевская премия по физиологии или медицине.

Вернувшись с импровизированной пресс-конференции, Уилкинс обнаружил, что Джон Рэндалл оставил ему поздравительное сообщение на автоответчике. Он сел и написал своему начальнику благодарственную записку[1242], которая, как и каждое письмо Рэндаллу с 1945 года, начиналось словами «Дорогой профессор» («Дорогой сэр Джон» тоже подошло бы, поскольку Рэндалл за несколько месяцев до того был посвящен в рыцари). Уилкинс написал ему, что «успех всего дела был полностью обусловлен тем, что Совет по медицинским исследованиям открыл два отделения, а также Вашей инициативой по созданию нашей лаборатории». Он считал, что ему очень повезло, поскольку «премия могла целиком достаться нашим друзьям из Кембриджа».

Лев Ландау, лауреат Нобелевской премии 1962 года по физике, сильно пострадал в автокатастрофе и не мог путешествовать. Шесть из оставшихся семи лауреатов – по медицине или физиологии, химии и литературе – прибыли в Стокгольм 10 декабря 1962 года, годовщину смерти Альфреда Нобеля. Пятеро из шести уже разделяли совместный необычный опыт: все они стояли в Кавендишской лаборатории и созерцали модель ДНК Уотсона – Крика. Лауреатами премии по химии за определение структур гемоглобина и миоглобина стали Макс Перуц и Джон Кендрю. Премию мира, традиционно вручаемую в Осло, в тот год получил Лайнус Полинг в знак признания его усилий по избавлению мира от ядерного оружия. Единственным лауреатом, присутствовавшим на церемониях 1962 года и не видевшим двойной спирали, был Джон Стейнбек (премия по литературе).

Морис Уилкинс не ждал с нетерпением[1243] церемонии и даже подумывал о том, чтобы не поехать. После того как его убедили, главной задачей для него было оформить паспорт в кратчайшие сроки для их новорожденного сына. Само мероприятие было блестящим, с некоторыми примечательными моментами. Премии чрезвычайно торжественно вручались королем Швеции, после чего был устроен банкет и бал на более чем тысячу человек. Атмосфера запечатлена в официальной серии[1244] черно-белых фотографий: лауреаты выстроились в ряд в белых галстуках и фраках, каждый держит свою медаль, чек