Матрица. История русских воззрений на историю товарно-денежных отношений - Сергей Георгиевич Кара-Мурза

киббуцах было доведено до высшей степени. Строительство киббуцев сильно расширилось после Первой мировой войны. Они показали себя как очень эффективный производственный уклад (и остаются таковым вплоть до нынешнего времени), но для крестьянской деревни он оказался разрушительным. Видимо, и руководство Наркомзема, и Аграрного института было под большим впечатлением от экономических показателей этого типа кооперативов и без особых сомнений использовало готовую модель. Вопрос о ее соответствии культурным особенностям русской деревни и не вставал.

Здесь надо дать отступление: механистический детерминизм был заложен в основание истмата уже самим Марксом и усилен Энгельсом. Это предопределялось самой господствующей тогда научной картиной мира, основанной на ньютоновской модели мироздания. «Выпрыгнуть» за рамки современного им взгляда на мир классики марксизма, разумеется, не могли – и поэтому они отвергали парадигму становления. А у Ленина и Сталина помогала «диалектическая интуиция». Они после быстрого анализа принимали верные решения – вопреки давлению догматизированного «партийного» истмата.

Однако во времена Сталина последствием механистического мышления стал тяжелейший ошибочный выбор модели сельскохозяйственного кооператива в программе коллективизации. Эта модель была скопирована с модели киббуца, использованной сионистами при устройстве поселений колонистов в Палестине. Истмат абстрагировался от культурного своеобразия, и деятели Наркомзема СССР не подумали о том, что еврей-колонист из Германии или Польши и рязанский крестьянин принадлежат к разным культурным мирам.

Грамши в «Тюремных тетрадях», критикуя истмат Бухарина, писал важное для нас суждение (притом и сейчас): «Можно наблюдать, как детерминистский, фаталистический механистический элемент становится непосредственно идеологическим “ароматом” философии, практически своего рода религией и возбуждающим средством (наподобие наркотиков), ставшими необходимыми и исторически оправданными “подчиненным” характером определенных общественных слоев… Но когда “подчиненный” становится руководителем и берет на себя ответственность за массовую экономическую деятельность, то этот механизм становится в определенном смысле громадной опасностью, происходит пересмотр всего образа мышления, ибо в общественном бытие произошло определенное изменение» [119, с. 54–55][84].

Провал первого этапа в коллективизации как крупнейшей программе советского государства по модернизации страны был столь тяжелым, что на его исследование и гласное обсуждение было, по сути, наложено табу. Это помешало извлечь важный урок. Те частные причины, которые обычно называют (слишком высокие темпы коллективизации, низкая квалификация проводивших ее работников, разгоревшиеся на селе страсти и конфликты, злодейский умысел Сталина и т. д.), недостаточны, чтобы объяснить катастрофу такого масштаба.

Между тем причина провала была фундаментальной: тот тип колхоза, в который пытались втиснуть крестьян, был несовместим с представлениями крестьян о хорошей и даже приемлемой жизни. Не имея возможности и желания сопротивляться активно, основная масса крестьян ответила пассивным сопротивлением: уходом из села, сокращением пахоты, убоем скота. В ряде мест были и вооруженные восстания (с января до середины марта 1930 г. на территории СССР без Украины было зарегистрировано 1678 восстаний), росло число убийств в конфликтах между сторонниками и противниками колхозов.

Огромный провал на первом этапе в 1931–1932 гг. принял катастрофический характер. Процесс недовольства и сопротивления против коллективизации был усугублен снижением из-за недорода сборов зерна в 1932 г. до 68,4 млн т против 83,5 в 1930 г., спадом поголовья коров и лошадей вдвое, овец – втрое. Этот кризис завершился страшным голодом зимы 1932–1933 гг. с гибелью большого числа людей (в основном на Украине). Судя по статистике рождений и смертей, на Украине от голода умерло около 640 тыс. человек. Считается, однако, что был большой недоучет смертей. Ряд зарубежных исследователей считают, что всего от голода умерло 3–4 млн человек.

В годы перестройки широко распространялось мнение, будто голод был вызван резким увеличением экспорта зерна для покупки западного промышленного оборудования. Это неверно. В 1932 г. экспорт был резко сокращен – всего 1,8 млн т против 4,8 в 1930 и 5,2 млн т в 1931 г., а в конце 1934 г. вообще прекращен. Не были чрезмерными и государственные заготовки – они составляли менее трети урожая.

Наверняка, что первая модель и неверные оценки реального в чрезвычайных условиях возникли не по злому умыслу наркома Яковлева и тем более Сталина, это были фундаментальные ошибки с трагическими последствиями. Большевики не имели теоретического знания о России, а марксистские шоры помешали и проявлению неявного и интуитивного знания. Катастрофа была следствием состояния многих подсистем новой, еще не сложившейся государственной машины. В марте 1933 г. состоялся судебный процесс против ряда работников Наркомзема СССР как виновных в возникновении голода (это было и официальным признанием наличия голода в стране).

Провал и кризис создали инерцию, которую погасить было трудно. Уже в марте-апреле 1930 г. ЦК ВКП(б) принял ряд важных решений, чтобы выправить дело, но масса запущенной машины сопротивления была очень велика, созданный в селе конфликт разгорался. Начатое зимой «раскулачивание» было продолжено. 2 марта 1930 г. в «Правде» была напечатана статья Сталина с критикой «перегибов» – «Головокружение от успехов». Нажим на крестьян был ослаблен, начался отток из колхозов, степень коллективизации, которая к тому моменту достигла 57 % всех дворов, в апреле упала до 38, а в июне до 25 %. Затем она до января 1931 г. стабилизировалась на уровне 22–24 %, а потом стала расти вплоть до 93 % к лету 1937 г.

Лишь весной 1932 г. местным властям было запрещено обобществлять скот и даже предписано помочь колхозникам в обзаведении скотом. С 1932 г. уже не проводилось и широких кампаний по раскулачиванию. К осени 1932 г. было объявлено, что сплошная коллективизация в основном завершена. К 1933 г. в колхозах было сосредоточено 61 % крестьянских хозяйств, 76 % всех посевов. Было создано почти 2,5 тысячи МТС с 150 тысячами тракторов. В конце 2-й пятилетки – в колхозах 93 % крестьян и 99 % посевных площадей. Несмотря на множество разумных постановлений, устраняющих перегибы, положение выправилось лишь в 1935 г. Начали расти сборы зерна, поголовье скота, оплата труда колхозников. С 1 января 1935 г. в городах были отменены карточки на хлеб. В 1937 г. валовой сбор зерна составил уже 97,5 млн т.

Новый устав артели гарантировал существование личного подворья колхозника. Вступили в действие крупные тракторные заводы, начала быстро создаваться сеть МТС, которая в 1937 г. обслуживала уже 90 % колхозов. Произошел переход к крупному и среднему механизированному сельскому хозяйству, стали быстро расти объемы производства и производительность труда. Советское крестьянство «переварило» чуждую модель и приспособило колхозы к местным культурным типам (приспосабливаясь и само).

Современные оценки

Показатели сбора зерна в ходе коллективизации в 1928–1939 гг. были таковы:

Таблица 2. Сбор зерна в СССР (млн т)

Здесь приведены усредненные показатели четырех оценок урожая, поставок и остатков зерна на селе. Эти оценки представили на семинар (1993 г.) в Москве американские специалисты по истории колхозного строительства в СССР. Вот их данные:

Таблица 3. Сбор и поставки зерна в СССР (млн т)