Против зерна: глубинная история древнейших государств - Джеймс С. Скотт

поразительны – первые люди стали собирать и потреблять в пищу значительно больше видов растений и животных: растения с шипами, плотной кожурой или корой можно было вскрыть, очистить и приготовить, сделав пригодными в пищу; твердые семена и волокнистые растения, питательные свойства которых прежде не окупали затраты на их переваривание, стали вкусной едой; мясо и внутренности мелких птиц и грызунов можно было употреблять в пищу. Задолго до перехода к приготовлению пищи Homo sapiens был удивительно всеядным – отбивая, измельчая, перетирая, сбраживая и маринуя сырые растения и мясо, но благодаря огню набор продуктов, которые мы можем переварить, увеличился в геометрической прогрессии. Об этом свидетельствуют археологические находки в Великой Рифтовой долине возрастом в 23 тысячелетия, согласно которым рацион человека уже тогда охватывал четыре пищевые сети (воду, леса, луга и засушливые районы) и включал в себя по крайней мере 20 крупных и мелких животных, 16 семейств птиц и 140 видов фруктов, орехов, семян и бобовых, не говоря уже о растениях для медицинских и ремесленных целей (ткачество, плетение корзин, изготовление ловушек, строительство плотин)[23].

Для концентрации населения огонь как средство приготовления пищи сыграл не меньшую роль, чем огонь как средство формирования ландшафта. Второй обеспечил размещение желаемого пропитания в пределах легкой досягаемости, а первый превратил множество видов прежде трудноперевариваемой пищи в питательные и вкусные продукты. Радиус концентрации пропитания уменьшился, что, наряду с получением более мягких приготовленных продуктов (как бы внешним пережевыванием), упростило отлучение детей от грудного вскармливания и пропитание пожилых и беззубых. Вооруженный огнем для изменения ландшафта и способный использовать в пищу значительную его часть, древний человек мог оставаться вблизи домашнего очага и создавать новые поселения в прежде недоступных для него районах. Заселение неандертальцами севера Европы – тому подтверждение: оно было бы невозможно без огня для обогрева, охоты и приготовления пищи.

Генетические и физиологические последствия полумиллиона лет приготовления пищи поразительны. По сравнению с нашими двоюродными братьями приматами, наш пищеварительный канал в два раза меньше, наши зубы не такие огромные и мы тратим намного меньше калорий на пережевывание и переваривание пищи. По мнению Ричарда Рэнгема, повышение пищеварительной эффективности во многом объясняет тот факт, что наш мозг в три раза больше, чем можно было бы ожидать, судя по другим млекопитающим[24]. Согласно археологическим данным, увеличение размеров головного мозга совпадает с появлением жилищ и приготовлением пищи. Столь серьезные морфологические изменения отмечаются у других животных лишь спустя 20 тысяч лет после резкого изменения рациона питания и экологической ниши.

В значительной степени огонь ответственен и за наш репродуктивный успех как «захватчика» мира[25]. Как и многие виды деревьев, растений и грибов, мы тоже адаптировались к огню и стали «пирофитами». Мы изменили наши привычки, рацион и тело под характеристики огня, тем самым обязав себя заботиться о нем и его пропитании. Если лакмусовой бумажкой для оценки степени одомашнивания растения или животного является его неспособность размножаться без нашей помощи, то, аналогичным образом, невероятная адаптированность к огню делает наше будущее без него невозможным. Даже если не принимать во внимание все зависящие от огня ремесла, появившиеся позже, – гончарное, кузнечное, пекарное, стеклодувное, золотое и серебряное, пивоваренное и штукатурное дело, изготовление кирпича, металла, древесного угля и копчение продуктов – не будет преувеличением сказать, что мы абсолютно зависимы от огня. В полном смысле этого слова он одомашнил нас. Вот частное, но убедительное тому подтверждение: сыроеды, принципиально отказавшиеся готовить пищу, неизбежно худеют[26].

Концентрация и оседлость: гипотеза о заболоченных районах

Наметившаяся благодаря теплым и влажным условиям тенденция роста населения и числа поселений в Плодородном полумесяце резко оборвалась примерно в 10800 году до н. э. По мнению ряда авторов, продлившийся тысячелетие холодный период был обусловлен мощным таянием ледников Северной Америки (озеро Агассис) и внезапным оттоком этих вод на восток в Атлантический океан через систему, которую мы сегодня называем рекой Святого Лаврентия[27]. Население сократилось, оставшаяся его часть покинула малонаселенные нагорья и укрылась в зонах, где климат и, соответственно, флора и фауна были более благоприятны для жизни. Примерно в 9600 году до н. э. период похолодания закончился, климат стал более теплым и влажным, причем очень быстро. Вероятно, средние температуры поднялись не менее чем на 7 градусов по Цельсию всего за десятилетие. Деревья, млекопитающие и птицы вырвались из убежищ и мгновенно заселили гостеприимный пейзаж, а с ними вместе и их вид-компаньон Homo sapiens.

К этому времени относятся разрозненные свидетельства существования круглогодичных стойбищ, которые археологи находят во многих регионах – на юге Леванта (натуфийская культура), в неолитических деревнях Сирии («докерамический» период), Центральной Турции и Западном Иране. Обычно это были поселения в богатых водой районах, жившие преимущественно охотой и собирательством, хотя обнаружены и свидетельства (оспариваемые) выращивания зерна и содержания животных. Впрочем, ни у кого нет сомнений, что между VIII и VI тысячелетиями до н. э. все «культуры-прародители» – зерновые и бобовые (чечевица, горох, нут, вика чечевицевидная и лен для изготовления тканей) – уже высаживались, хотя, как правило, в очень скромных масштабах. В те же два тысячелетия, пусть по сравнению с зерновыми датировка менее точна, появились домашние козы, овцы, свиньи и крупный рогатый скот. С этим списком одомашненных животных сложился тот полный «неолитический набор», что ознаменовал важнейшую аграрную революцию – начало цивилизации, включая первые небольшие городские агломерации.

Постоянные протогородские поселения появились в болотистых районах аллювиальных равнин вблизи Персидского залива примерно в 6500 году до н. э. Южные аллювиальные равнины – не первый случай создания круглогодичных поселений и не место обнаружения первых свидетельств одомашнивания зерновых, по этим критериям их можно считать, скорее, опоздавшими. Я фокусирую внимание на этих исторически поздних примерах по двум важным причинам. Во-первых, городские агломерации в устье Евфрата, например Эриду, Ур, Умма и Урук, бурно развивались и позже стали первыми в мире «маленькими независимыми государствами». Во-вторых, хотя другие древние общества – Египет, Левант, долины Инда и Желтой реки, а также майя в Новом Свете – пережили собственные версии неолитической революции, южная Месопотамия не только стала местом формирования первой государственной системы, но и напрямую повлияла на государственное строительство повсеместно на Ближнем Востоке, включая Египет и Индию.

Даже весьма грубая хронология, по поводу которой до сих пор ведутся споры, однозначно отвергает то, что я называю стандартным цивилизационным нарративом. Он выстроен на утверждении, что одомашнивание зерновых – главное условие постоянной оседлости, т. е. больших и малых городов и самой человеческой цивилизации. Все еще сохраняется убеждение, что охота и собирательство