Против зерна: глубинная история древнейших государств - Джеймс С. Скотт

Джеймс Скотт

ПРОТИВ ЗЕРНА

Глубинная история древнейших государств

Посвящяется моим внукам, углубившимся в антропоцен

Лилиане Луизе

Грему Оруэллу

Анье Джульет

Эзре Давиду

Уинифрен Дэйзи

Клод Леви-Стросс писал: «Письменность, видимо, необходима централизованному стратифицированному государству, чтобы воспроизводить себя… Письменность – странная вещь. Один феномен, который неизменно ее сопровождает, – формирование городов и империй: интеграция политической системы, т. е. включение значительного числа индивидов в иерархию каст и рабов. Такое впечатление, что письменность способствует скорее эксплуатации, чем просвещению человечества».

Предисловие

Перед вами отчет правонарушителя, решившего разведать обстановку. Сейчас поясню. Мне предложили прочесть две лекции в рамках программы Таннера в Гарвардском университете в 2011 году. Просьба была лестной, но я только что закончил работу над сложной книгой и наслаждался приятным предвкушением «свободного чтения» без какой бы то ни было конкретной цели. Что интересного я мог придумать за четыре месяца? Размышляя о подходящей теме, я вспомнил о тех двух открытых лекциях по аграрным обществам, что обычно читаю в аспирантуре на протяжении двух последних десятилетий. В них я делаю обзор истории одомашнивания и аграрной структуры первых государств. Хотя содержание лекций менялось, я понимал, что они безнадежно устарели. Я решил, что могу сосредоточиться на изучении последних работ об одомашнивании и первых государствах, чтобы подготовить две лекции, содержащие новейшие научные данные и достойные моих проницательных студентов.

Я был удивлен как никогда прежде! В ходе подготовки к лекциям выяснилось, что многое из того, что, как мне казалось, я хорошо знал, теперь оспаривалось. Ознакомившись со множеством дискуссий и новых данных, я осознал, что для должного освещения выбранной проблематики мне нужно серьезно пополнить свой научный арсенал. В результате прочитанные мною лекции служили скорее констатацией моего изумления относительно того, сколь много теоретических положений следует пересмотреть, чем представляли собой попытку подобный пересмотр провести. Пригласивший меня Хоми Баба выбрал трех прекрасных комментаторов – Артура Клейнмана, Партху Чаттерджи и Вину Дас, которые на последовавшем после лекций семинаре убедили меня, что моя аргументация еще не готова для предъявления широкой публике. Лишь пять лет спустя я смог закончить книгу, которую счел достаточно обоснованной и провокационной.

Итак, эта книга отражает мои попытки «копнуть поглубже», и она все еще слишком похожа на работу дилетанта. Хотя я имею полное право называться политологом и антропологом, а также любезно предоставленным мне званием эколога, книга заставила меня работать на стыке предыстории человечества, археологии, древней истории и антропологии. Поскольку я не имею опыта работы ни в одной из названных областей, меня можно справедливо обвинить в гордыне. Меня извиняет, но вряд ли оправдывает, то, что мое вторжение в эти области имеет тройственный характер. Во-первых, посмотрите, каким преимуществом наивности обладает мое вторжение! В отличие от специалиста, погруженного в тесно взаимосвязанные дискуссии в каждой из названных областей, я вторгся в них практически с теми же неисследованными предположениями об одомашнивании растений и животных, оседлом образе жизни, самых ранних формах поселений и первых государствах, что и любой из нас, кто не особенно интересовался новыми данными, полученными за последние двадцать лет, и склонен принимать их как данность. В этом смысле мое невежество и последующее шокирующее открытие, что многое из того, что я, казалось бы, хорошо знал, совершенно неверно, можно считать преимуществом для автора книги, рассчитанной на аудиторию, которая пребывает в плену тех же заблуждений. Во-вторых, я добросовестно прилагал усилия, чтобы изучить последние открытия и споры в биологии, эпидемиологии, археологии, древней истории, демографии и экологической истории, которые имеют отношение к интересующим меня вопросам. И, наконец, в-третьих, на протяжении двух десятилетий я пытался понять логику современной государственной власти (в книге «Благими намерениями государства. Почему и как проваливались проекты улучшения условий человеческой жизни»[1]) и жизненные практики безгосударственных народов, особенно в Юго-Восточной Азии, которые до недавнего времени избегали поглощения государством (в книге «Искусство быть неподвластным. Анархическая история высокогорий Юго-Восточной Азии»[2]).

Иными словами, перед вами вторичный проект смущенного автора. Как таковой он не порождает нового знания, его цель, в самом амбициозном ее выражении, – соединить имеющиеся данные таким образом, чтобы прочерченные связующие их линии помогли что-то лучше понять или навели на размышления. Достигнутые в последние десятилетия поразительные успехи в нашем познании позволили радикально пересмотреть или полностью отказаться от того, что мы считали достоверным знанием о первых «цивилизациях» на аллювиальных равнинах Месопотамии и в других регионах. Мы полагали (в той или иной мере, но большинство из нас), что одомашнивание растений и животных прямо вело к оседлому образу жизни и земледелию. Однако оседлый образ жизни возник задолго до первых случаев одомашнивания животных и растений: оседлость и одомашнивание появились по крайней мере за четыре тысячелетия до того, как оформилось нечто похожее на деревни. Оседлый образ жизни и первые государства считались следствием развития систем орошения и появления городов. Однако на самом деле все было наоборот: как правило, города и системы орошения были результатом избытка болотистых территорий. Мы считали, что оседлость и земледелие мгновенно положили начало государственному строительству, но оказывается, что города неожиданно появились намного позже оседлого земледелия. Мы полагали, что земледелие было великим шагом к обеспечению благосостояния, пропитания и отдыха, но, оказывается, все было ровно наоборот. Государства и первые цивилизации считались центрами притяжения, привлекавшими людей своей роскошью, культурой и возможностями. В действительности же первые государства были вынуждены захватывать большую часть своего населения и удерживать его с помощью разных форм рабства, а также страдали от эпидемий по причине своей перенаселенности. Первые государства были хрупки и склонны к разрушению, а следовавшие за их распадом «темные века» часто означали реальное улучшение условий жизни людей. И, наконец, появились веские аргументы в пользу того, что жизнь за пределами государств, т. е. «варварство», часто была намного проще, свободнее и полезнее для здоровья, чем жизнь по крайней мере неэлитных групп внутри цивилизаций.

Я не питаю иллюзий, что написанное мною станет последним словом в истории одомашнивания, становления первых государств или их взаимоотношений с населением в центральных районах. Я преследую две цели: первая и более скромная состоит в кратком изложении наиболее достоверных данных по перечисленным вопросам и в оценке того, что это изложение дает нам для понимания становления государств и их влияния на человека и экологию. Это чрезвычайно амбициозная задача, и я пытался