Против зерна: глубинная история древнейших государств - Джеймс С. Скотт

требовали такой мобильности и рассеяния, что об оседлом образе жизни не могло быть речи. Однако он оформился задолго до одомашнивания зерновых и животных и часто наблюдался в районах, где зерновое земледелие отсутствовало или было мало распространено. Совершенно ясно одно: одомашнивание зерновых и животных было известно задолго до того, как появились первые признаки аграрного государства, причем намного раньше, чем казалось прежде. Согласно последним данным, временной разрыв между двумя ключевыми одомашниваниями и первыми аграрными экономиками, на них основанными, составляет не менее 4000 лет[28]. Очевидно, что наши предки не неслись сломя голову в объятия неолитической революции и первых государств.

Те, кто создавал традиционный нарратив, совершили и другую принципиальную ошибку. Взяв за точку отсчета засушливые условия, преобладавшие в долине Тигра и Евфрата в новейшей истории, они вполне разумно предположили, что именно такими эти условия были и на заре сельского хозяйства, т. е., что, будучи ограничено оазисами и речными долинами, растущее население было вынуждено интенсифицировать хозяйственные практики, чтобы извлекать больше пропитания из небольших пахотных земель. Единственной жизнеспособной стратегией интенсификация было орошение, что подтверждают археологические находки. Орошения было достаточно для обеспечения больших урожаев там, где осадков прискорбно не хватало. Такой крупный проект изменения ландшафта потребовал мобилизации рабочих, чтобы рыть и поддерживать каналы, а для этого понадобилась государственная власть, способная организовать и контролировать такую рабочую силу. Предположительно оросительные работы породили централизованную аграрно-скотоводческую экономику, которая нуждалась в государстве как условии своего существования.

РИС. 7. Аллювиальные равнины Месопотамии: места археологических раскопок

Болотистые районы и оседлый образ жизни

Распространенное мнение, будто орошаемое земледелие, «заставившее пустыню цвести», было условием появления первых больших оседлых сообществ, на самом деле ошибочно по всем пунктам. Как мы увидим далее, самые ранние крупные постоянные поселения возникли в болотистых, а не засушливых районах; их выживание зависело, прежде всего, от ресурсов болотистых территорий, а не от зерновых; они не нуждались в орошении в общепринятом смысле этого слова. Если в этих условиях и нужно было какое-то вмешательство человека в природный ландшафт, то это скорее было осушение, а не орошение. Классическая версия истории, согласно которой древний Шумер был чудесным результатом системы орошения, созданной под руководством государства в засушливых условиях, оказалась ошибочной. Я признателен Дженнифер Пурнелл за полный и документально обоснованный пересмотр этой версии истории, который стал новаторским подходом к изучению аллювиальных равнин Южной Месопотамии в период VII–VI тысячелетий до н. э.[29]

Южная Месопотамия того периода не была засушливой – скорее, это был болотистый рай для собирателей. Вследствие повышения уровня моря и равнинного характера дельты Тигра и Евфрата здесь отмечалось широкомасштабное наступление воды на территории, которые сегодня отличаются засушливостью. Пурнелл реконструировала карту этой обширной дельтово-болотистой зоны с помощью данных дистанционного зондирования, аэрофотосъемок, гидрологической истории, сведений о древних осадочных отложениях и руслах рек, климатической истории и археологических находок. Ошибка большинства (но не всех) исследователей состояла не только в проецировании нынешней засушливости региона на ю тысяч лет назад, но и в игнорировании того факта, что аллювиальные равнины в тот период – до ежегодных отложений осадочных пород – располагались на десять метров ниже нынешнего уровня. Соответственно, прежде воды Персидского залива плескались у ворот древнего Ура, который сегодня расположен довольно далеко от залива, а его соленые воды во время приливов достигали на севере Насирии и Амары.

Краткое описание того, как значительные группы населения, зависящие в основном от диких растений и морских ресурсов, смогли сложиться, не располагая преимуществами орошаемого земледелия и основных зерновых культур, поднимает два важных аналитических вопроса. Во-первых, оно подтверждает стабильность и обильность пропитания, основанного на нескольких разнообразных пищевых сетях. Рацион человека в Убейдский период (6500–3800 годы до н. э.; название дано по распространенному керамическому стилю) состоял из рыбы, птиц и черепах, которыми изобиловали болота. Во-вторых, оно показывает, почему позже широкие возможности пропитания – охота, рыбалка и собирательство в разных экологических нишах – стали непреодолимым препятствием для навязывания единой политической власти.

РИС. 8. Аллювиальные равнины Месопотамии: очертания Персидского залива примерно в 6500 году до н. э. Составлено Дж. Пурнелл.

В отличие от нынешнего состояния засушливого междуречья, южные аллювиальные равнины раньше представляли собой замысловато скроенные дельтово-болотистые угодья, испещренные сотнями водных притоков, то сливающихся, то расходящихся в сезон наводнений. Аллювиальные почвы играли роль огромной губки, которая поглощала ежегодные разливы рек, поднимала уровень грунтовых вод, а затем постепенно отдавала воду в засушливые месяцы, начиная с мая. Пойма нижнего Евфрата предельно равнинна: градиент его потока колеблется от 20 до 30 сантиметров на километр на севере и от 2 до 3 сантиметров на километр на юге, что сделало историческое русло реки крайне неустойчивым[30]. В разгар ежегодного наводнения речные потоки регулярно превышали естественные гребни и дамбы, сформированные из их более грубых отложений, и устремлялись вниз по склонам, затапливая прилегающие низины и лощины. Поскольку русла многих притоков располагались выше окружающих территорий, любой прорыв дамбы в период наводнения служил той же цели – можно назвать эту технологию «содействием естественному орошению»[31]. Семена можно было высаживать в естественным образом подготовленную почву. Богатые питательными веществами аллювиальные почвы по мере постепенного высушивания обеспечивали обилие кормов как для диких травоядных, так и для домашних коз, овец и свиней.

Обитатели болот жили на «спинах черепах» – небольших относительных возвышенностях, сопоставимых с береговыми насыпями дельты реки Миссисипи, которые часто не превышали метра над отметкой высокой воды. На этих черепашьих спинах они получали практически все ресурсы болотистых низменностей в пределах досягаемости: тростник и осоку – для строительства и пропитания, огромное разнообразие съедобных растений (камыш лесной и озерный, рогоз, водяную линию), черепах, рыбу, моллюсков, ракообразных, птиц, включая водоплавающих, мелких млекопитающих и мигрирующих газелей – как основной источник белка. Сочетание плодородных аллювиальных почв с устьем двух великих рек, изобиловавших пропитанием (в живом или неживом виде), породило настолько богатую прибрежную жизнь, что она привлекла огромное количество рыбы, черепах, птиц и млекопитающих, не говоря уже о человеке, который охотился на существ ниже себя в пищевой цепи. В теплых и влажных условиях, доминировавших на протяжении VII–VI тысячелетий до н. э., источники пропитания в дикой природе были разнообразны, обильны, стабильны и устойчивы – практически идеальная ситуация для охотника-собирателя-подсечно-огневого земледельца.

Плотность и разнообразие ресурсов, особенно на низших ступенях пищевой цепи, повышают вероятность оседлости. По сравнению, например, с охотниками-собирателями, которые могут следовать за крупной дичью (тюленями, бизонами, северными оленями), те, чей рацион состоит преимущественно