Софии русский уголок - Виктор Косик

В стенах Софийского университета звучали не только лекции, но и веселые студенческие песни их отцов. Приведу одну из них.

В гареме тешится султан,Ему счастливый жребий дан:Он может женщин всех ласкать.Ах! Как бы мне султаном стать!

Но он несчастный человек,Вина не пьет он целый век.Так запретил ему Коран —Тогда я больше не султан.

Жить папе в Риме хорошо,Он пьет роскошное вино.И денег много есть в казне.Ах! Как бы быть и папой мне.

Но он несчастный человек,Любви не знает целый век,Не может женщин всех ласкать.Тогда мне папой не бывать.

В одной руке держу стакан,Другой обнявши девы стан,Вот я и папа и султан,И мне счастливый жребий дан111.

И конечно, надо думать, особенно весело, шумно, разгульно отмечался студенческий праздник – знаменитый Татьянин день. О нем так написал в 1814 г. Пушкин в стихотворении «Пирующие студенты»:

Друзья! Досужий час настал;Все тихо, все в покое;Скорее скатерть и бокал!Сюда, вино златое!Шипи, шампанское, в стекле.Друзья, почто же с КантомСенека, Тацит на столе,Фольянт над фолиантом?Под стол холодных мудрецов,Мы полем овладеем;Под стол ученых дураков!Без них мы пить умеем.

Ужели трезвого найдемЗа скатертью студента?На всякий случай изберемСкорее президента.В награду пьяным – он нальетИ пунш и грог душистый,А вам, спартанцы, поднесетВоды в стакане чистой!

Но что?., я вижу все вдвоем:Двоится штоф с араком;Вся комната пошла кругом;Покрылись очи мраком…Где вы, товарищи? Где я?Скажите, Вакха ради…Вы дремлете, мои друзья,Склонившись на тетради…

Только вместо грога, пунша и араки, полагаю, стояли бутылки с ракией, водкой и прочими горячительными напитками, столь любимыми молодежью! Но потом из-под стола вытаскивались учебники «ученых дураков», и опять шли лекции, например, на филологическом факультете. Его выпускники-русисты, особенно с болгарскими паспортами, не имели особых проблем с трудоустройством, преподавая в школах русский язык..

Окончив университет, русская молодежь стремилась применять полученные знания на практике, в жизни, и поэтому было мало тех, кто продолжал учебу, защищал диссертации и удостаивался ученых степеней. Одним из тех немногих стал химик по специальности Мстислав Сергеевич Курчатов, брат советского академика-атомщика И. В. Курчатова112.

Еще одно имя – славист Николай Михайлович Дылевский (23. XI. 1904, Чугуев —2001, София), выпускник Крестовоздвиженской гимназии в г. Пещера. С 1928 г. он стал одним из двух русских правительственных стипендиатов, которые должны были в будущем трудиться над развитием болгаро-русских связей. После окончания Софийского университета он учительствовал три года в Неврокопе (Гоце Делчев), где преподавал болгарский язык и литературу. В 1934 г. начался отсчет его преподавательской и научной деятельности в alma mater. В 1946 г. Дылевский стал одним из инициаторов создания специальности «русская филология» и, соответственно, кафедры по русскому языку. С 1951 г. по 1972 г. он возглавил кафедру русского языка. В 1955 г. был избран профессором по исторической грамматике русского языка. С 1934 г. по 1984 г. преподавал русский язык на богословском факультете в Университете, а также в Духовной академии. Его студенты стали основателями кафедр русского языка во многих высших учебных заведениях Народной Республики Болгарии – Пловдиве, Велико Тырнове, Шумене, Благоевграде. Он был дуайен не только болгаристики, русистики, славистики, но и всей русской эмиграции в Болгарии113.

Да, были те, кто врос в Болгарию, породнился с ней, стал ей служить. И сейчас в Софии еще есть русские, не забывшие, кто они и откуда их род. И случалось, что после отъезда из Софии на родину, казалось навсегда, следовало возвращение…

Возвращение туда, где все связано с молодостью, где любимы и привычны закоулки города-волшебника, и можно без устали бродить по таким очаровательным улицам, как Шипка и Обориште, а можно подставить свое лицо молодому солнцу в Докторском саде или пройтись по Витоше – этой болгарской Тверской, выпить на углу свой стаканчик кофе или болгарской бозы или договориться о встрече и говорить, говорить, говорить о том, что было и что будет…

Ученых – тьма

Вначале пойдет речь о Софийском университете. С 1920 г. по 1948 г. в нем читали лекции 36 русских преподавателей, половина из них – на созданном в 1918 г. медицинском факультете114.

Здесь надо подчеркнуть, что уже в ходе развернувшейся 22 мая 1920 г. в стенах Народного собрания дискуссии по вопросу о приеме в университет русских преподавателей академик С. С. Бобчев заявил, что медицинский факультет не может работать без русских коллег. В 1920-х гг. на медфаке особенно много было русских из Новороссийского университета: А. Ф. Маньковский, А. К. Медведев, В. В. Завьялов, Д. Д. Крылов, Н. М. Попов. Русские профессора стали авторами первых болгарских учебников для будущих врачей115.

Замечу, что читавшие лекции на разных факультетах, преподаватели из России нередко привлекались к чтению лекций по контракту, заключавшемуся на 2 года, потом на 3, с 1929 года – на 4-летний срок, что «не давало никакой обеспеченности русским преподавателям, т[ак] к[ак] их зависимость от количества собранных голосов на Советах факультета и Академического совета у[ниверситет]а каждые 2–3—4 года была всем очевидной. Эта непривычная и оскорбительная для большинства из них зависимость от личных отношений с профессорской средой ф[акультет]а была иногда трудно выносимой»116.

Но не русские определяли условия, тем более что атмосфера все же была в целом благоприятной. Братушки-профессора работали на четырех из семи факультетов в межвоенный период: на историко-филологическом – 10, на юридическом – 6, на медицинском – 16, на Богословском – 4. Квалификационная структура была такова: 24 – ординарных профессора, 2 – экстраординарных, 3 доцента, 5 ассистентов, 2 преподавателя. Судя по некоторым неполным данным, 12 человек из общего количества прибыли из Одессы, 3 – из Харькова, 2 – из Киева, 1 – из Севастополя, 10 – из Петрограда, 3 – из Москвы, 1 – из Варшавы. Детально исследовавшая эту тему М. Велева пишет, что почти половина работали в вузах от 1 года до 4 лет, девять человек – от 5 до 10 лет, шесть – свыше 10 лет и еще столько же – больше двадцати лет117.

Кто же они были и как их встретила Болгария?

Государственный деятель Александр Цанков через посольства Болгарии в Германии и Чехословакии разослал десятки приглашений русским деятелям науки и культуры приезжать в его страну для работы на «довольно выгодных для тех лет условиях»118.

Глава правительства Александр Стамболийский, как вспоминал русский профессор В. Ренненкампф, приезжал на софийский вокзал приветствовать русских. Болгарский премьер-министр заинтересованный в их привлечении в Болгарию, стремился перехватить русских направлявшихся в Сербию, отношения с которой были давно испорчены. В болгарском обществе сербов не иначе как мерзавцами и др. эпитетами не называли, что было вызвано давней борьбой за Македонию, в которой воинственные болгары проигрывали. Этот фактор может служить дополнительным объяснением к быстрому приему того же Ренненкампфа на должность профессора социологии Софийского университета. И конечно, здесь немалую роль сыграл известный в славянском мире профессор Стефан Савов Бобчев, который, по словам Ренненкампфа, был «живым отрицанием афоризма “человек человеку волк”». В своих воспоминаниях русский профессор, которого вначале поселили в военном училище, писал: «Не могу не отметить самого сочувственного к моей семье и ко мне, а также к семейству другого русского профессора, прибывшего раньше нас, со стороны болгарских офицеров и преподавателей училища. И те и другие окружили нас особенным вниманием, приглашая нас на свои вечеринки, концерты и даже на одну свадьбу, и всегда, будучи гостеприимными хозяевами, щедро нас потчевали»119.

И еще обширная выдержка из статьи уважаемого профессора о русско-болгарском братстве. «В Татьянин день, 12 января (25 января по новому стилю), праздник Московского университета, который по традиции объединяет всех учившихся в России болгар… я был приглашен живущими в Софии болгарами, бывшими воспитанниками русской науки, на товарищеский ужин.