А жизнь продолжается - Кнут Гамсун

И он тотчас же преобразился в практичного человека, который знает, что надо делать: искать и искать перекупщиков, рассылать во все города телеграммы, запасать соль и бочки, немедленно снарядить на север шхуну «Сориа».

— Если вам угодно! — прибавил он.

Хозяин пристально на него взглянул. Ни звука о том, что он заслуживает вознаграждения, ни одного своекорыстного пожелания. Старик был захвачен чудом, игрой и риском как таковыми и посетовал:

— Жаль, я этого не увидел!

И больше — ни слова.

Гордон Тидеманн был отнюдь не сквалыгой и понимал, скольким он обязан своему Подручному. Он решил вознаградить его и устроить в его честь празднество, но тот воспротивился. До сего времени пристанищем старику служила каморка во флигеле для прислуги, теперь же хозяин предложил ему комнату в главном здании, где были позолоченное, в человеческий рост зеркало, ковер на полу, кровать красного дерева, украшенная золочеными ангелами, и каминные часы. Однако Подручный покачал головой и с набожным смирением отвечал «нет».

Необычный человек во всех отношениях. Подумать только, он по-прежнему усердно и бескорыстно трудился в усадьбе, не щадя своих сил, не чураясь никакой работы, и ни словом не заикался о прибавке к жалованью. Хозяин сказал, что с удовольствием даст ему приличную надбавку.

— Мне она ни к чему, — заявил Подручный.

Но разве ему не пригодились бы средства? Он мог бы начать свое дело или что-то приобрести.

— А как же! Но с вашего позволения, больше мы об этом не будем!

Тогда хозяин вручил ему на обзаведение изрядную сумму, с того времени прошло уже несколько недель, а старик все так же исполнял должность подручного и ничего не менял в своем повседневном обиходе. Единственно, кто-то видел его на почте, он посылал за границу денежные переводы.

В горах бурят и взрывают скальную породу, с песнями, настроение почти праздничное. На участке работает несколько бригад сразу, одни производят взрывы, другие кладут стенку, третьи выгребают щебень, четвертые увозят его на тачках. И за всем следит Подручный, башковитый десятник и человек с понятием. Однажды он сказал:

— Взорвите-ка этот камень. Хватит ему лежать поперек дороги.

Рабочие заартачились. Камень весил с полтонны, но они были ребята крепкие и решили увезти его как есть, целиком. Чего, мол, расходовать взрывчатку по пустякам! Подручный глянул на них, видно было, что они выпивши и водка им ударила в голову. Когда они взваливали камень на тачку, колесо треснуло и тачка вышла из строя.

— Взорвите камень! — повторил Подручный.

Нет, они и теперь его не послушались, они разозлились на камень и не желали его взрывать. Какого черта, сказали они, этот камень нарочно прикидывается тяжелым, неужто мы его не осилим!

Впятером они сумели-таки погрузить камень на тачку и отвезли к насыпи. И, пошатываясь, вернулись назад, с торжествующими лицами. Один, правда, повредил себе руку. Подручный подозвал рабочего из другой бригады и сказал:

— Иди взорви этот камень!

— Как? — вскричали те пятеро. — Мы ж его убрали!

Камень не буравили, а взорвали с помощью сикрита.

Но рабочие были не намерены спускать своему десятнику, они бурчали на него за то, что он с ними так поступил, и прямо спросили, а не мается ли он дурью. Он промолчал. Тогда они обозвали его старым болваном и начали на него надвигаться. Подручный попятился к скале, чтобы никто не мог зайти ему за спину, но два самых отъявленных крикуна не отставали. Они требовали объяснений, чего это он стоит перед ними и дерет нос и отмалчивается, они пригрозили, что перекинут его через стенку, стали уже показывать ему кулаки…

Неожиданно Подручный выхватывает из заднего кармана револьвер и стреляет. Крикуны, ошарашенные выстрелом, на миг замерли, но тут же завопили:

— Так вот ты как!

Однако, бросив взгляд на старого Подручного, они, надо думать, почуяли опасность: он был бледен как полотно и скрежетал от ярости искусственными зубами.

— Ну стоило ли так кипятиться, — сказали они, опомнившись. — Мы ж ничего плохого не хотели.

— Кончай трепаться! — предостерегающе крикнули им товарищи.

В обеденный перерыв, когда хмель у них повыветрился, Подручный принялся им объяснять:

— Вы здесь работаете, а значит, должны подчиняться приказам. Ни один из вас не способен взять на себя ответственность за невыполнение приказов, на это у вас кишка тонка. Вот вы сломали тачку и покалечили человека, и что вы собираетесь с этим делать? Тачка не рассчитана на груз весом в полтонны, а человек с раздробленным пальцем не в состоянии работать.

Молчание.

— Да, но взять и взорвать камень опосля всего! — сказали они.

— Так нас учили уму-разуму в море.

А они все бухтят:

— Но сейчас-то мы не в море… А когда ты выстрелил… ты же мог в нас попасть!

— Запросто! — ответил Подручный.

И, глядя на него, они снова убедились, что он не шутит.

Спустя недолгое время на линии опять воцарился мир.

Были и другие происшествия. Однажды к ним наверх по готовому уже отрезку дороги забрел из усадьбы громадный бык. Вид у него был прегрозный, он рыл копытом землю, бодал сваленный в кучи щебень и издавал ужасающий рев.

— Иди-ка прогони эту козявку! — сказал кто-то парню из Трённелага. Тот был небольшого роста, крепко сбитый, широкоплечий. Его звали Франсис.

— Попробую! — сказал Франсис и с ломом в руке пошел на быка.

Подручный как раз спускался к их участку, он крикнул: «Стой!» — и о чем только этот парень думает! Бык заревел так, словно у него были с Франсисом личные счеты, и ни один из них не хотел уступать. Подручный снова закричал: «Стой!», но Франсис не обратил на это никакого внимания, он подобрал камень и запустил в быка — и попал, а тому хоть бы хны. Внезапно бык срывается с места, хвост торчком, земля и камни так из-под копыт и летят, мгновенье спустя Франсис оказывается в воздухе, перелетает на глазах у своих товарищей через высокую стенку и падает в пропасть. Кончено.

Бык, казалось, и сам этому удивился, с минуту он праздно стоит на месте, но тут же снова принимается бить копытом и громко ревет.

Подручный отдает приказ: «Принесите цепи!» Выше на линии у них лежали толстые цепи, которыми они перевязывали фашины, когда укрепляли насыпь возле летнего дома. Несколько человек побежали наверх, рады-радехоньки убраться подальше. Оставшиеся попрятались за валунами и скалами.

Принесли цепи, соединили их стальной проволокой и начали окружать быка. Участие в этом принимали все. Некоторые считали, что лучше было бы перегородить цепью узкий проход и отрезать быку дорогу. «Не пойдет, — сказал Подручный, — бык через нее перепрыгнет, нам нужно его поймать!» Они взяли быка в кольцо, которое становилось все уже и уже, людей было много, они громко между собой перекрикивались, бык пришел в замешательство, он фыркал, однако с места не двигался. Когда же он наконец решился перейти в нападение, на переднюю ногу ему накинули цепь, и ему ничего не оставалось, как покориться. Двое рабочих тихо-мирно повели его обратно в усадьбу.

Тут неожиданно показывается парень из Трённелага: маленький крепыш Франсис выкарабкался из пропасти и просит, чтобы ему помогли перелезть через стенку.

— Ты что, перепрыгнуть не можешь? — говорят ему в шутку.

— Не могу, ушибся, — отвечает он.

Чертову парню таки досталось, он расшиб до крови голову и выглядел скверно, зато уцелел, хотя и сам не понимал, каким чудом. Он был бедовый и весело поминал случившееся: у него такое чувство, будто его взяли и опрокинули вверх тормашками!

— Меня перемешали с щебенкой, во, глядите, я даже плююсь щебенкой. Ребята, дайте попить.

— У тебя в голове страшенная дыра, — сказали ему, — ты наверняка попортил ландшафт.

— Об этом мы поговорим после. Дайте же попить!

Он начал хватать ртом воздух и чуть было не потерял сознание. Нет, парню таки досталось, в кабинете у доктора Лунда выяснилось, что он сломал два ребра и сильно поранил голову.

На дорожные работы приходили посмотреть господа из Сегельфосской усадьбы. Гордон Тидеманн и фру Юлия, а иногда и фрекен Марна, та, что гостила до этого в Хельгеланне у своей сестры, вышедшей замуж за Ромео Кноффа. Фрекен Марна была светловолосой, как и ее мать, старая хозяйка усадьбы, и постарше Гордона, ей было уже под тридцать, приятная дама, с ровным, спокойным голосом, слишком уж спокойная, даже слегка апатичная.

Приходили и кое-кто из городских, аптекарь Хольм, начальник телеграфа с супругой, почтмейстер Хаген с супругой. Появление дам неизменно раззадоривало рабочих, те, кто бурили скважины, принимались насвистывать и распевать, а те, кто вели кладку, ворочали и подымали камни, помогая себе громкими криками. Особенно на них действовало присутствие фрекен Марны, похоже, все они были по уши в нее влюблены.