Август – июль - Вера Мусияк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надя вышла на остановке «Голубой огонек». Ей нравилось это название: что-то в нем было такое, из детства. Пешеходная улица была наполнена солнцем и звала гулять. Надя достала телефон: девять двадцать, пришла на сорок минут раньше. На углу была кофейня, туда заходили какие-то бодрые люди. Надя вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего утра, но от мыслей о еде и от запаха кофе замутило. Она прошла немного по пешеходной улице и услышала громкий звук, напоминающий тягомотное подключение старого модема к сети. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что эта жуть происходит у нее в животе. И здесь уже не до метафор – живот урчал самым подлым образом, готовясь выставить ее неэстетичное естество перед Юрой. Охваченная паническим пламенем, Надя забежала под красную вывеску «Продукты».
Это был маленький магазинчик, скорее Исилькульского, а не Омского, типа. Пахло сушеной рыбой, плотно наставленные холодильники с мороженым и пельменями испускали невыносимый жар, душное пространство было наполнено песней: Пусть говорят, что дружбы женской не бывает. Наде не верилось, что здесь можно купить что-нибудь свежее, но она решила рискнуть и попросила питьевой йогурт.
– Вам с каким вкусом? – продавщица, почему-то одетая в шерстяную водолазку, смотрела на Надю с любопытством.
– А какой есть? – вообще-то, Наде было не важно, с каким вкусом она купит йогурт, лишь бы живот перестал урчать.
– Клубника, вишня. А, вообще-то вишни нет.
– Ну давайте клубнику. Он свежий?
– Свежий. Тридцать четыре пятьдесят, – продавщица внимательно смотрела, как Надя достает кошелек и отсчитывает мелочь. – Минералку-то не будете брать?
– Нет, – Надя не поняла, при чем тут минералка. Мелочь почему-то не хотела считаться. – Вот тридцать один, два, так, вот еще два, сейчас еще пятьдесят копеек…
– Да ладно, – продавщица на фоне слов «Что мы с тобою ни на что не променяем Сердечной дружбы, нам подаренной судьбой» казалась королевой милосердия. – Потом занесете.
Напротив памятника казахскому ученому Чокану Валиханову росла большая рябина. Надя сидела на лавочке и пила клубничный йогурт «Чудо». Было вкусно, вот только большие куски ягод в густой массе неприятно напоминали о рвоте. Она посмотрела на памятник и вспомнила, что вопрос про Валиханова был в билетах на Историческом краеведении, последнем экзамене в сессии. Больше думать было не о чем, и она сидела просто так, искала глазами красную кепку, но ее всё не было.
8
Юра опоздал на пять минут. Он был без кепки, в клетчатой рубашке, которую не носил в лагере, и словно казался выше, чем раньше – Надя не сразу его узнала. Ей хотелось спросить у этого аккуратного мальчика, где же Юра, когда он-то придет, но она сдерживалась, пытаясь смириться с подменой.
– Привет, – он легонько приобнял Надю и сел рядом с ее местом.
– Привет, – Надя тоже села. – Спасибо, что пришел. Как дела?
– Нормально.
– И у меня. Хочешь йогурт?
– Нет, – Юра помолчал. – Надя, ты извини, но мне сегодня столько надо успеть! Ты сказала, у тебя что-то срочное?
Надя успела увидеть, что в его глазах не было никакого блеска. Они были матовые и какие-то безжизненные. Говорить ничего не хотелось, но он ведь ждал.
– Да, я так сказала, – Надя не понимала, как начать. – Я так сказала, потому что ты скоро уедешь, и я не смогу с тобой поговорить. Извини, что я всё это на тебя так вываливаю, но по-другому не получается, – она снова посмотрела на Юру, красивого и совершенно непроницаемого. Нужно было просто сказать, и всё. – Ты мне очень нравишься, очень сильно.
Юра все так же смотрел в упор и не выражал эмоций. Надя больше не могла выдерживать этот взгляд и стала смотреть на розовую бутылочку с остатками йогурта. Она продолжала:
– Я сначала не собиралась тебе говорить, но потом не смогла. Меня из-за тебя как будто распирает, понимаешь? Я не могу ни есть, ни спать, – Надя говорила, мучительно подбирая слова, а крошечная часть ее сознания ловила буквы на этикетке: «Состав: молоко нормализованное…» – Я никогда ничего такого не чувствовала раньше, и сейчас мне кажется, что раньше я как будто и не жила, – «…фруктовый наполнитель (клубника, вода…» – Мне кажется, что человек должен знать, если кто-то так много чувствует к нему, по отношению к нему, – «…сахар, глюкозно-фруктозный сироп (G)*, стабилизатор Е1442…» – Понимаешь, я просто хочу, чтобы ты знал, каким я тебя вижу, и я рада, что тебе это сказала.
Она замолчала; сердце стучало во всю голову. «…ароматизаторы (“Клубника”, “Земляника”)…». Юра тоже молчал; Надя не решалась поднять глаза и не знала, куда он сейчас смотрел.
– Надя, скажи честно, – он, наконец, заговорил, – ты какого ответа от меня ждешь?
«…краситель кармин, регуляторы кислотности…» Чего? Какого ответа?
– Юра, я не знаю, – Надя смутилась и посмотрела в его матовые глаза. – Я не думала об этом.
– Мне кажется, это как-то нечестно с твоей стороны, – Юра казался обиженным, – ты мне всё это выкладываешь и идешь жить дальше; а мне-то что со всем этим делать?! Чувствовать вину за то, что не могу ответить взаимностью?
Не может ответить взаимностью. Ну, понятно. Глаза снова опустились вниз: «…(лимонная кислота, цитрат натрия 3-замещенный)…»
– Надя, мне, правда, очень жаль, – продолжал Юра, – но ты сейчас все так усложняешь! Ну, подумай сама, как мне вообще было понять, что я тебе нравлюсь? В лагере ты общалась со мной, как с остальными, даже не пыталась как-то понравиться, что ли. Ну, по крайней мере, я не замечал.
«…антиокислитель сульфит натрия), сахар, закваска». Всё. Это был весь йогурт. И весь разговор. Весь Юра, всё лето, всё заканчивалось сейчас на этой скамейке.
– Ты знаешь, я думаю, – Юра немного смягчился, –
