Дневник горожанки. Петербург в отражениях - Алла Борисова-Линецкая

Когда-то в Териоки отдыхала вся интеллигенция Петербурга — Валентин Серов, Александр Блок, Максим Горький… Финны до сих пор хранят память об утерянном городке и наведываются сюда целыми автобусами. И что они видят? Совсем недавно в этих местах, вблизи от Зеленогорска, располагалась старинная финская усадьба, переделанная в детский сад, где проводил когда-то лето мой сын. Однажды у покосившегося ободранного деревянного здания (а как еще могли выглядеть летние детские садики в 90-х?) остановился автомобиль, и оттуда вышел финский гражданин. Он пришел посмотреть на родовое гнездо и разбитый вокруг парк. Говорят, воспитатели плакали с ним вместе. С тех пор мало что изменилось.

Стыдно. Я бывала на финском, эстонском, латвийском побережьях. Я видела там ухоженные парки и пляжи. Или, может, Финляндия, Эстония, Латвия богаче России? Видимо, да. В чем-то явно богаче.

2011

Все — в сад!

В конце жаркого лета я была потрясена до глубины души. Выйдя в магазин, я увидела, как между нашими хрущевскими пятиэтажками — там, где сохранилась пара рядов старых деревьев (а вокруг — помойка, разруха, мусорные завалы) — вдруг начали разбивать сад.

Нет, конечно, я видела, как трудятся, например, над ландшафтами Летнего сада. С радостью наблюдала когда-то работу над Александровским парком у метро «Горьковская». И вообще, многое в городе меняется, хотя нам всегда хочется, чтобы все было лучше и краше и желательно без существенных потерь. Но никогда я не видела, чтобы в спальном районе у метро «Гражданский проспект», во дворах старых хрущевских домиков, кто-то решил украсить наш быт. Вот изуродовать этот быт страшного вида торговыми центрами и новостройками на каждом шагу — это пожалуйста.

Поймите меня правильно: я не собираюсь петь панегирики городской власти. Только что то тут, то там сограждане воевали ни на жизнь, а на смерть против точечной застройки, выстраивались в пикеты, пытались отстоять зеленые островки у домов. Вот и у нас совсем недавно стройка кипела вовсю — рядом с магазином в глубине двора взлетела вверх новая высотка. И эту стройку, шум механизмов, пыль и грязь все воспринимали как должное. Боялись, не было бы хуже, не застроили бы и небольшой зеленый островок с деревьями, на которых поселились громкоголосые вороны, которые хоть и пугали прохожих, но заставляли задрать голову вверх и полюбоваться кронами старых берез и осин.

И вдруг… случилось невероятное. Во двор пришли добры молодцы приезжего вида, а с ними дядька Черномор, то есть бригадир. Жители хрущевок напряглись — а не начало ли это очередного строительства? Но нет. Ребята начали прокладывать дорожки, застилать газоны дерном, сажать цветы, ставить вдоль дорожек вазоны, выкладывать плиткой красивые площадки, на которых появились новенькие деревянные скамейки. Публика недоумевала.

— Это кто ж так раскошелился? — вопрошала соседская бабушка, привыкшая выносить стул из дома, чтобы погреться на солнышке — скамейки у наших домов к тому времени были истреблены как класс. Дворникам надоело вытаскивать из-под них горы бутылок и прочего мусора.

— Наверно, застройщики постарались, — выдвинула свою версию мамаша с коляской, — вон там дом строят и парк заодно, чтобы, значит, была инфраструктура…

— Неправда, — крикнул им бригадир, отвлекшись от своих бригадирских обязанностей. — Муниципалы нам заказали сад, вот и делаем.

Народ уважительно притих.

Несколько дней подряд я радостно наблюдала за ходом работ. Траву обильно поливали из шланга, и она послушно зеленела. Скамейки были покрашены благородной морилкой. На дорожках появился рыжий гравий, а у входа в садик возникла табличка «Выгул собак запрещен».

— Они бы лучше написали «Алкоголикам вход заказан!», — вздохнула соседка. — Замусорят ведь, разрушат всю эту красоту. Вандалы! …А может, все-таки не захотят портить? — с надеждой спросила у меня. И я покивала, хотя сама с тоской подумала, что вряд ли.

Ребята между тем закончили свою работу в саду, свернули свои шланги, собрали инструменты, погрузились в микроавтобус и отбыли. А мы, жители соседских домов, остались. В выходные прятались здесь в тени деревьев от жары. И казалось, что ты за городом, сидишь себе на даче — тишина, запах цветов, шелест листьев… Поскольку путь в магазин пролегает как раз через садик, я стала наблюдать за происходящим. Не надеялась, честно говоря, на лучшее, а готовилась к худшему.

Так вот, рапортую: наступила осень, и пока все спокойно. Алкоголики бросают бутылки в урны (благо урн тут много). Молодежь не гогочет на спинках скамеек, а садится и пьет свое пиво в цивилизованной обстановке. Бабушки устроили здесь клуб по интересам — вяжут и обсуждают детей, внуков и проходящих мимо соседей. Заходя в садик, все улыбаются, потому что на входе сидят два льва, странного вида заяц и черепаха. Художественной ценностью эти образцы садово-парковой скульптуры не обладают, но поднимают настроение. В общем, благодать.

Все это показалось мне весьма символичным. Оказывается, многое можно изменить, если исчезнет разруха в головах. Менталитет самого что ни на есть опустившегося бомжа, алкоголика и хулигана — не константа. И этим существам ничто человеческое не чуждо. Не говоря уж об остальных жителях, которые несут окурок в урну, не желая портить «красоту». А всего-то потребовались — вазоны с цветами, красивые скамейки, чистые дорожки и ухоженный газон.

Отдельно взятый садик привел меня к мысли о судьбе отдельно взятого города, отдельно взятой страны и нас — граждан советского разлива, попавших в зазор между прошлым и будущим. Это будущее может быть прекрасным, вот только разруху в головах бы осилить. На всех уровнях.

2011

Фото Галины Зерниной

Алкогольный дворик

Почти каждый день я прохожу этот дворик, срезая путь по дороге на работу — или посещаю его днем, направляясь на обед. Каждый день дворик заполнен мужчинами вполне трудоспособного возраста. Человек восемь-десять оккупируют лавочки, не давая детям спокойно поиграть. Здесь у местных мужиков тусовка, маевка, клуб по интересам. Интерес впрочем, один — водка.

Все они, как я поняла из долетающих до меня обрывочных бесед, жители близлежащих домов. Вроде не бомжи пока, хотя по внешнему виду не скажешь, что они вышли сегодня из дверей городской квартиры, а не вылезли из канавы, проведя в ней не одну ночь. Они живо обсуждают поведение Машки из 47-й квартиры и политическую ситуацию в мире. Попутно ловят знакомых на предмет «дай сто рублей» и прикидывают, кто пойдет в магазин. На какие деньги они живут, я не знаю, хотя догадываюсь. За спиной каждого маячат жены, мамы, бабушки.

А невдалеке на лавочке сидят опрятно одетые старушки и толкуют о чем-то своем, домашнем. Судя по всему, одинокие такие старушки — дети разлетелись, а мужья… ну, что мужья. Как известно до 65– мало кто из них доживает. Поэтому наш город, как многие другие российские города — город старушек. Тусовка в садике этих соседок не удивляет и не возмущает, они привыкли к этому, как к промозглой питерской весне. «Ты, главное, Ваське денег не давай, — слышу предостережение бабушки в аккуратном питерском беретике. — Все одно — не отдаст». «А я дала недавно… — вздыхает визави в платочке». «Ну, с концами…» — сочувствует «беретик».

В этом дворике я часто вспоминаю своих подруг. У одной муж — нарколог и психотерапевт. Несколько лет назад Борис погиб от передозировки. Он то пил, то переходил на наркотики и при этом лечил людей. «Спасибо вам доктор», говорили ему пациенты, а он из-за стола встать не мог, потому что со вчерашнего дня еще не очухался. Погиб рано, не дожив до пятидесяти. Когда-то я брала у него интервью — он был в моде, лечил известных людей.

«Если я тебе фамилии начну называть — весь наш истеблишмент рухнет, понимаешь?».

У другой моей подруги недавно появился гражданский муж. «Я так его всем представляю, потому что, какая там свадьба… Жить же с ним невозможно. Он когда пьет, уходит в свою квартиру недели на две. А потом возвращается… Хороший человек, вот только…»

Вот только не может ни работать нормально, ни семьи создать. В общем, жить он не в состоянии, чего уж там. Паралич воли, болезнь. И все задает бессмысленный вопрос: «А что, я в свой законный выходной уже и выпить не могу?». Не можешь, друг мой — ни глотка, ни капли. Это болезнь, вот в чем дело-то.

Третья — одинокая красавица лет тридцати пяти. «Скажи, что со мной не так, — говорит она мне в кафе. У меня что, на лбу написано, что я люблю алкоголиков? Почему они летят ко мне, как пчелы на мед?» Я бы рада оказать психотерапевтическую помощь, провести сеанс психоанализа и найти причину в моей дорогой подруге. Но трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно, если ее там нет. Причина в другом — трезвых и адекватных мужчин на душу женского населения гораздо меньше одного. Все дело в повальном пьянстве, в эпидемии, которая посильнее птичьего гриппа. Она косит мужчин, лишая их возможности создавать семью и заниматься инновационной экономикой. Она и до женщин доходит, потому что, цепляясь за своих мужчин, пытаясь вытащить их или составить им компанию, они увязают в том же болоте. А потом рожают детей и надо ли говорить, какими вырастут эти дети?