Без названия - Пархомов

- Дальше нельзя, - сказал солдат. Он отобрал у деда вожжи, велел ему и Нечаеву сойти с повозки и уселся на их место. Повозка тронулась.

Дорога... То была дорога на Большую Дофиновку. Слева стояли деревья, а лиман был справа - от него тянуло прохладой. Забывшись, Нечаев расстегнул ворот сатиновой косоворотки. И вдруг почуствовал, как винтовка уперлась ему в грудь.

- Матрос?

Выручил его дед. Тот объяснил солдату, что его внук никакой не матрос, а рыбак. У них в селе все промышляют. Лиман близко...

И солдат опустил винтовку.

Тогда, пожав плечами, Нечаев равнодушно отвернулся. Батарея его не интересует. Скорее бы вернулась повозка. Им пора...

Теперь он знал, где стоит вражеская батарея. Дайте ему карту, и он вам точно покажет... Скорее бы только вернуться к своим. Он все время подхлестывал клячу: давай, давай...

Когда стемнело, они простилмсь с дедом. Рядом с Нечаевым вышагивал Костя Арабаджи. Он весел - на боку у него висела полная фляга. А Нечаев смотрел в землю. Дед... Увидит ли он его еще когда-нибудь?

Ночь была ветренной. Нечаев не догадывался, что именно в эту ночь судьба вражеской батареи, на которую румыны возлагали столько надежд, была решена. Откуда было знать ему это? Он и его друзья выполнили задание, только и всего...

Не мог он знать и того, что, спустя три недели, данными разведки, в тылу у румын высадился крупный морской десант и, овладев с хода Чебанкой, Старой и Новой Дофиновками, соединится возле Вапнярки с краснофлотцами того полка, в котором он сам служил, и что тогда же, 23 сентября, вражеская батарея будет захвачена. Но все произошло именно так. Орудия удалось захватить целехонькими. Их стволы все еще были задраны вверх и смотрели на город. Тут же валялись брошенные румынами котелки, шинели, винтовки... И тогда какой-то лихой морячок-десантник в заломленной бескозырке взобрался на длинный ствол и написал на нем: "Она стреляла по Одессе. Но больше не будет!.."

Однако Нечаеву не довелось это увидеть. В ночь высадки десанта он был уже далеко.

5

Ночью Гасовский растолкал Костю Арабаджи, велев ему поднять ребят.

- Только без шума, - сказал он.

Левая рука Гасовский висела на перевязи - шальная пуля задела его, когда они возвращались из разведки, и Гасовский, говоря по правде, этим даже бравировал. Пустяковая царапина, а все-таки...

Судорожно зевая, Костя Арабаджи напялил бушлат. Сеню-Сенечку, который сладко причмокивал во сне, он нежно пощекотал веткой, Нечаеву шепнул: "Подъем!..", а над Белкиным застыл в нерешительности: с этим свяжись только!

Яков Белкин трубно храпел во всю мощь своих необъятных легких. Они у него были мощнее кузнечных мехов. Еше в Севастополе, когда все проходили медосмотр, Белкин на глазах у Кости с такой силой дунул в спирометр, что быстроглазая сестрица испуганно замахала на него ручками. Испугалась, что он ей аппарат испортит.

С Белкиным надо было быть осторожным. Этот чертов одессит не понимал шуток. И Костя, постояв над ним в нерешительности, легонько толкнул его в бок.

Проснувшись, Белкин вылупил на Костю глаза.

- Ты чего?

- Тише, всех румынов разбудишь, - ответил Костя.

Ночь медленно светлела. Взвод за взводом снимался с передовой. Собрались возле штаба полка. Там перед груженой полуторкой расхаживал тучный интендант. "Сколько человек?" - спросил он у Гасовского и, когда тот ответил, что в роте семьдесят шесть штыков, отозвал Гасовского в сторону. Поступил приказ: моряков переобмундировать. Что? Гасовский, кажется возрожает? Но приказы не обсуждают.

- Ребята бузу поднимут, - сказал Гасовский, качая головой. Уж он-то знал своих ребят, знал все до одного. Когда-то он сам внушал первогодкам, пришедшим на флот, что морская форма это такая же святыня, как судовое знамя. Умри, но форму свою не опозорь. Так как же ему теперь сказать другое?.. Не может он произнести такие слова. Что, военная необходимость?.. Это он сам понимает, в защитной гимнастерке на суше воевать сподручнее. Но сердце, как известно, не всегда в ладах с разумом.

- Ну, это уже не моя забота, - сказал интендант. - Не мне вас учить. Что доложить командиру полка?

Гасовский и сам знал, что приказы не обсуждают. Но ему было обидно, что напомнил ему об этом интендант из штатских, который сам носит форму без году неделя. Гасовский надвинул козырек на глаза. Голос у негостал хриплым, наждачным. В тпкие минуты он всегда становился изысканно вежлив.

- Четыре человека... - произнес он, остановившись перед строем и стараясь не глядеть на своих ребят. - Пожалуйста... Два шага вперед! Смелее, мальчики.

Яков Белкин и еще двое гренадеров, стоявших на правом фланге, шагнули одновременно.

- Разгрузить машину. В момент.

- Есть разгрузить машину...

Тяжелые тюки полетели на землю. Не прошло и пяти минут, как все было кончено.

- Осторожнее, - сказал Гасовский, не оборачиваясь. Заложив здоровую руку за спину, он медленно прошелся перед строем и приказал, отчеканивая каждое слово:

- Р-раз-де-вайсь!.. Смелее! Не замерзнете!..

- Купаться будем? - ехидно спросил Костя Арабаджи. - Так моря чтой-то не видать. Да и баньку не привезли.

- Оставить р-раз-говор-рчики... - жестко сказал Гасовский и как бы провел своим наждачным голосом по коже тех, кто уже успел раздеться. Р-разо-бр-рать армейское обмундир-рование!..

Он глядел себе под ноги.

- Я ужасно извиняюсь. Это еще зачем? - счел своим долгом осведомиться Костя Арабаджи.

- Начинается бал-маскар-рад, - ответил Гасовский. - Сейчас музыка сыграет туш. - Он усмехнулся недоброй усмешкой. - Что вас еще интересует, мой юный друг?..

Отойдя в сторону, он принялся наблюдать за тем, как ребята надевают гимнастерки, примеряют штаны. Они поеживались от утренней свежести. Кто стоял пританцовывая, а кто уже сидел на земле... Только Яков Белкин прыгал на одной ноге, стараясь натянуть на себя штанину.

- Братцы, обратите внимание. У Якова корма не влезает, - сказал Костя со смехом.

- Что, малы? - спросил Гасовский участливо. - Так ты другие возьми...

- Пробовал. Не налезают... - растерянно ответил Яков.

- А гимнастерка?

Натянув гимнастерку, Яков развел руки, и она тут же треснула. Гимнастерка была ему до пупа.

- Отставить, - сказал Гасовский, сдерживая смех. - Все обмундирование перепортишь. Скажу интенданту, чтобы завтра тебе привезли другое. Верно, товарищ интендант?..

- Не знаю, найдется ли... Придется, видимо, по специальному заказу...

- Фортуна!.. - Костя вздохнул, глядя на Белкина, который уже снова надел свою мягкую фланелевку. - И в кого я уродился такой?..

Он не скрывал зависти: Яков Белкин еще по крайней мере хоть сутки пробудет в матросской робе. А может, и больше. Как же, станут ему шить по специальному заказу! А там... Интендант уедет и - поминай как звали. Косте было страшно даже подумать, что его дружки, которые остались на "коробке", могут увидеть его в этой хлопчатобумажной одежонке. Первым делом спросят: что, списали тебя, браток? Или, может, разжаловали в инфантерию?.. Засмеют хлопцы. Как пить дать. В такой гимнастерке лучше не появляться на Примбуле.

- А это что за штуковины? - растерянно спросил Сеня-Сенечка.

- Обмотки, - ответил интендант. - Не видите, что ли?

- А для чего?

- Чюдак, это же роскошная вещь, - сказал Костя Арабаджи. - Я о таких всю жизнь мечтал.

Он держался за живот. На Сеню-Сенечку нельзя было смотреть без смеха.

- Лейтенант, где вы?

Близоруко вглядываясь в лица моряков, интендант искал Гасовского.

- Что там еще? - Гасовский появился из-за автомашины.

- А тельняшки? Распорядитесь, чтобы они их сняли. Мы выдадим новое белье.

- Ну, это ты, дорогой товарищ брось, - тихо ответил Гасовский. Тельняшек они тебе не отдадут, понял? Я их лучше знаю. Не отдадут, и все.

Он рассек ребром ладони воздух. Ничего не выйдет!.. Да знает ли этот интендант, что для моряка полосатая тельняшка? Ребята лягут костьми... Глаза Гасовского стали яростными, злыми. Он редко выходил из себя, а тут возвысил голос:

- Будем считать, что этого разговора не было...

Костя Арабаджи, стоявший поблизости, сразу смекнул в чем дело. Как на воспользоваться? Быстро оглянувшись, Костя сунул в карман свою бескозырку.

- Смир-рна!..

Гасовский критически осмотрел свое воинство. Ну и вид! Пираты... Воротники гимнастерок были умышленно расстегнуты, а каски сдвинуты на затылок. К Гасовскому вернулось хорошее настроение. Пройдясь перед строем, он притворился, будто не видит, что никто из ребят не пожелал расстаться с широким флотским ремнем и заменить его зеленым, брезентовым. Гасовский даже подмигнул Белкину: дескать, держись... Белкин стоял на правом фланге в необъятном черном клеше, в фланелевке и бушлате. По мнению Кости, он один выглядел человеком.

Снова пройдясь перед строем, Гасовский громко произнес:

- Выше голову, орлы!..

Сам он, разумеется, все еще был во флотском кителе и надеялся, что ему это сойдет с рук. В крайнем случае придется сменить ботинки на сапоги, и только. Командир он или нет? А командирам должны дать поблажку. И потом у него есть оправдание. Ему несподручно снять китель. Рука-то у него на перевязи.