Идущая - Мария Капшина

Через месяц после возвращения в Торен он тосковал по делу, с нетерпением ждал коронации, трепался с Ликтом, спорил с Занотой и принципиально не понимал намёков на то, что Лаолию понадобится наследник, и надо бы Раиру присматриваться к девицам. Девицы все были на одно лицо — обильно напудренное, круглое и глупое, — одинаково хихикали невпопад, краснели и размахивали ресницами. Даже Ликт, вначале испытавший феерический восторг при мысли, что сможет флиртовать с благородными дамами, быстро разочаровался в этом утомительном и бесполезном занятии. Имелись ещё дамы, которые на людях вели себя так же, как и девицы, но в отсутствие строгих свидетелей забывавшие не только о стыдливом румянце и очах долу, но и о некоторых других установлениях истинной веры. Дамы эти вполне устраивали Ликта, который, в процессе обучения этикету оттачивал на них свои таланты светского человека, и нагоняли тоску на Раира, который из всех столичных обитательниц по-настоящему общался только со своей кузиной, своевольной и умной вдовой лет примерно двадцати семи.

Так или иначе, времени у Раира оставалась уйма, и тратилось оно по большей части на размышления. Наверное, у каждого бывают в жизни периоды, когда одолевают философские раздумья. Причем такие, что сложно отыскать не только ответ, но порой и вопрос. Первый месяц весны выдался таким для Раира. Он вспоминал и обдумывал события то недавние, то случившиеся много лет назад, искал вопросы к бессмысленным на первый взгляд ответам… И боялся доводить мысль до логического завершения, потому что выводы иногда оказывались не то кощунственными и богохульными, не то просто безумными…

__________________________________________

Эрлони, турнир в честь юной Веимелле, дочери и наследницы Тиоты ол Эртой, короля Арны. Официальная версия гласила, что рука Веимелле достанется победителю турнира, но неофициальные источники, пожимая плечами, говорили, что, конечно, действительным кандидатом в мужья является Хонадж Кадарский, второй сын императора Тэдагжаа нок Эдол. Тэдагжаа опасался (и небезосновательно), что нетерпеливый принц не откажется равнодушно от кадарского престола, а примется расчищать путь к нему всеми подручными средствами. В силу этой же нетерпеливости Хонадж и ухватится обеими руками за корону Арны, от которой его, при условии женитьбы, будет отделять разве что немощный старик-король. Раир принц Лаолиец, тогда максималист и мальчишка, подумывал было составить Хонаджу конкуренцию по идейным соображениям, но вовремя сообразил, что победитель рискует попасться в руки Илру [бог брака], и решил, что политику пристала обдуманность, а не слепая убежденность, более приличная для рыцаря.

Турнир протекал вяло. Рыцари выезжали на ристалище покрасоваться, а не биться, и некоторые зрители больше внимания уделяли драке, начавшейся в толпе зрителей победнее. Инициатором её был тощий мужичонка в красной куртке, который быстро привлек к своей персоне внимание значительной части соседей. Внимание это было самым пристальным и проявлялось в непечатных воплях и размахивании кулаками.

На жёлтом песке ристалища тоже наметилось оживление. Будущий счастливый жених от души рубился с неким бароном, имя которого в памяти неблагодарных потомков не сохранилось. Барон сражался воодушевленно, не гнушаясь возможностью попижонить. Тем не менее (а вернее, как раз благодаря этому), победы он не добился. Обиженно бросил меч в ножны, вскочил на коня, всё ещё держа зачем-то в левой руке обломок копья.

Шум в беспокойном углу тем временем усилился: мужичонка в красной куртке проигрывал в затяжной драке и, в конце концов, был выбит прямо на ристалище, как раз под ноги коню раздосадованного барона. Конь фыркнул и, сочтя ниже своего достоинства связываться, перешагнул упавшего с аристократическим презрением в каждом движении. Но барон не последовал примеру мудрого животного, дёрнул поводья, заставив его недовольно развернуться на месте, и нашёл применение обломку копья: не поленившись наклониться, вогнал его в песок. Сквозь упавшего. После чего брезгливо встряхнул рукой, вытер её о шею коня и уехал.

Поступок барона вызвал в рядах зрителей неоднозначную, но живую реакцию. Большинство сочли верхом неучтивости уехать так, не простившись и не удостоив даже поклоном дам. (Дамы томно закатывали глазки и затаенно вздыхали о страстном мужчине). Некоторые добавляли, что выходить из себя не пристало дворянину, да и пачкать благородное оружие, пусть даже и сломанное, о какого-то… Фи!

— Это!… Это бесчестно! — возмущался Раир на скамье для почетных гостей. Рядом с ним сидел Шегдар, наследник кадарского престола, высокий бледный юноша с холодным лбом и циничными губами. Его глаза, в отличие от пылающих взоров Лаолийца, холодно мерцали, оживляясь лишь любопытством и насмешкой.

— Неосмотрительно и глупо — да. Но бесчестно? Ты слишком суров, лорд принц.

— Нет! Дворянин не станет так поступать! Он не достоин звания благородного!

Места под навесом было достаточно для куда большего числа людей. Там вполне могли бы разместиться пятеро. Но третий гость готовился к очередному выходу на поединок, а Тэдагжаа Кадарский и Осканен, король Лаолия, удалились куда-то для переговоров о торговле напрямую, без посредничества Занги или Арны.

— Благородство дается древностью рода и славными предками, лорд принц. Сам же барон — отличный солдат, хотя политиком ему не быть, так как он слушает кровь, а не разум.

— Он убил человека! Нам не для того вверены их судьбы! Долг дворянина — защищать их и им сочувствовать, но не убивать!

— "Разумный пастух оберегает стадо своё от волка, и стрижёт овец разумный пастух, но не режет их, и не оскудеет рука его", — процитировал Шегдар "Поучения" Кшарега Мудрого [император, философ; жил в XIX веке].

— Только отеческая любовь короля к народу скрепляет и освящает единение государства! — воодушевлённо подхватил Раир.

— Едва ли, — усмехнулся Шегдар. Раир воткнул в него возмущённый взгляд. — Какой резон любить овец? — спросил Шегдар. — Овцы не способны заметить любви. Любить народ столь же нелепо, как пылать страстью к плодородному дереву, что питает нас, или к одежде, что защищает нас от непогоды и пыли. Есть люди, поступающие так, но "разумный муж не сделается рабом вещей, и разумный пастух не пожелает стать рабом своего стада".

— Правитель не может быть свободен от народа! Власть — это ответственность, Вечные ставят лучших из людей над всеми прочими дабы мы вели их, заботливо оберегая, подобно любящим родителям!

— Не мне судить, чего хотели Вечные, ставя меня над простолюдинами. Но власть — это власть. Ничего больше. И этого достаточно.