Дневная битва - Питер Бретт

– Благослови тебя Эверам, достопочтенная мать, – произнес мальчик, когда Инэвера вошла в шатер. – Что-нибудь ищете? Чем могу услужить?

Инэвера взглянула на него, и у нее защемило сердце. Он носил одежду бурого цвета, еще не созрел для Ханну Паш, но ей почудилось, что перед ней стоит Соли – или мальчик, которым он некогда был. Она машинально встрепала ему волосы, как делал ей брат. Жест получился чересчур фамильярный, и мальчик опешил.

– Прости, – улыбнулась она. – Ты напомнил мне брата, которого давно забрала ночь.

В ответ на непонимающий взгляд она еще раз взъерошила шевелюру мальчика.

– Я сперва присмотрюсь, но кликну тебя, когда что-нибудь выберу.

Мальчик кивнул, рад-радешенек убежать.

– У Касаада все дети похожи, и не важно, от какой они жены, – послышался голос. Инэвера обернулась и увидела мать. В черных одеждах или нет, они всегда узнавали друг дружку. – И я задумываюсь, не отослал ли назад Эверам в своей мудрости душу моего первенца, которого отнял слишком рано.

– Твоя семья благословлена множеством красивых детей.

– Ты продаешь глину? – осведомилась Манвах.

Инэвера кивнула, и она продолжила:

– Я уже говорила твоему посыльному, что цена завышена.

– Может, обсудим это наедине? – предложила Инэвера с поклоном.

Манвах кивнула и проводила ее через шатер к каменной двери. За шатром стояло большое здание, в котором жило семейство и хранились самые ценные товары. Манвах вошла в кабинет со столом, заваленным счетными книгами и письменными принадлежностями. Еще там были два стула земледельческой работы и уголок для плетения.

Манвах повернулась, распахнула объятия, и Инэвера с радостью в них упала.

– Ты уже годы не заходила, – пожурила ее Манвах. – Я начала думать, что Дамаджах забыла родную мать.

– Ни за что, – откликнулась Инэвера. – Если бы ты хоть словом…

Манвах остановила ее жестом.

– Двору Избавителя незачем знать, что отец Дамаджах – хаффит, а меня не волнуют интриги и дегустаторы ядов. Мои сестры-жены принесли мне детей и внуков, и я достаточно часто вижу свою дочь и ее сыновей, пусть и смотрю на них из толпы.

Манвах высунулась за полог, хлопнула в ладоши, и юная девушка внесла серебряный сервиз с дымящимся чайником. Не тронув стульев, они перешли на разложенные в ткацком углу подушки и опустили поднос на пол. Манвах разлила чай, и обе, оставшись с глазу на глаз, убрали капюшоны и покрывала, чтобы взглянуть друг на дружку. У Манвах прибавилось морщин, а в длинных, перехваченных золоченой тесьмой волосах появились седые пряди. Она все еще была красива и излучала силу. Инэвера расслабилась. Здесь – единственное место на свете, где она могла быть собой.

Манвах указала носиком чайника на горку гибких ивовых прутьев:

– Не совсем пальма, но мы приспосабливаемся к новому пути Избавителя.

Инэвера кивнула и чуть помедлила, глядя, как Манвах берет прутья и начинает плести. Через секунду она принялась за собственную корзину, и пальцы становились все увереннее от знакомого мирного труда.

– Есть вещи, к которым не так-то легко приспособиться.

Манвах издала смешок:

– А как поживает дражайшая Кадживах?

Обломок прута впился Инэвере в палец, и она зашипела:

– Моя достопочтенная свекровь в добром здравии. Уныла, как угасающая свеча, и по-прежнему донимает всех бестолковой болтовней.

– Мужа ей так и не нашли?

Инэвера покачала головой:

– Она не хочет, чтобы между нею и Ахманом вклинился мужчина, да и Ахман все равно считает, что ее не достоин никто.

– А твои кости молчат? – спросила Манвах.

«У меня нет костей», – подумала Инэвера и подавила желание вздохнуть и успокоиться.

– Однажды я посоветовалась с костями. Они сообщила, что Ахман возьмет в тести дама Хевата, а Каваджах не откажет, если тот попросит ее руки у Ахмана. К несчастью, Хеват ответил, что лучше женится на ослице.

Манвах загоготала, и Инэвера рассмеялась. Смеяться – здорово. Она не помнила, когда делала это в последний раз.

– Если не найдешь ей мужа, приспособь к делу как обычную дживах сен, – предложила Манвах.

– Она мать Избавителя. Ее не заставишь носить воду, а любое задание посложнее – выше ее сил.

– Тогда поручи ненужное. – Манвах продолжила работать пальцами, но сжала губы и на секунду уставилась в стену. – Попроси заняться ежемесячными Праздниками Растущей Луны для шар’дама ка.

– Их нет… – начала Инэвера.

– Назначь, – перебила Манвах. – Убеди Кадживах, что это великая честь, сын будет доволен и сохранит благоволение Эверама. Дай ей десяток помощников, чтобы составить список гостей и организовать стол, декорации, музыку, церемонии. Больше ты ее не увидишь.

– За этим-то я и пришла, мама, – улыбнулась Инэвера.

Манвах закончила дно корзины и принялась за каркас для стенок.

– Деяния моих внуков известны в городе всем, но о внучках – молчок. Как они поживают? Хорошо ли учатся?

– С твоими внучками все в порядке, и скоро они станут дама’тинг, – кивнула Инэвера. – Аманвах уже получила покрывало и вышла замуж.

– И кто же этот счастливец?

– Чин из племени Лощины. Посмотреть не на что – маленький, хилый, а одет пестрее, чем дальтоник-хаффит, но с ним говорит Эверам.

– Мальчик, который пленяет музыкой алагай? – спросила Манвах.

Инэвера вскинула брови, но мать отмахнулась:

– О чинах при дворе Избавителя судачит весь город. Мальчик-великан и женщина-воин. – Она многозначительно взглянула на Инэверу. – И принцесса из землепашцев.

Инэвера отвернулась и плюнула на пол.

Манвах поцокала языком.

– Все так плохо?

– Я запретила ему жениться на ней, – ответила Инэвера, уже не скрывая злобы.

– Это твоя первая ошибка. Никогда не запрещай мужчине. Даже Касаад, покладистый после того, как ты сорвала с него черное, бывает упрямее мула, если ему что-нибудь запретить, а твой муж – шар’дама ка.

Инэвера кивнула:

– В Эведжах’тинг написано: «Запрети мужчине – и он возжелает десятикратно». Но мое сердце опередило рассудок.

– И как отнесся к этому Избавитель?

Рот Инэверы снова наполнился слюной, но она проглотила ее, задышала глубоко.

– Заявил, что я не имею права. Сказал, что сделает ее дживах ка от землепашцев, госпожой жен-северянок.

Манвах перестала плести и посмотрела Инэвере в глаза:

– А ты думала, он сдержит свои брачные клятвы, тогда как ты нарушила?

Слова ужалили Инэверу. Она даже пожалела, что рассказала матери об измене с андрахом, но Инэвера глубоко вздохнула и позволила этому чувству пролететь мимо.