Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

Из чащи метнулась громадная бурая тень, и раздался отчаянный крик Конь-Головы: «Спасите!» Две-три казачки, находившиеся рядом, да Матвей видели, как громадный «медведь» подхватил в охапку, словно пушинку, эту тяжелую женщину и скрылся со своей добычей.

– И он сгубил ее? – испуганно предположила Матрена, не удержавшись от несвоевременного вопроса.

– Обожди, дай досказать-то. – Недовольно поморщившись, Гурьян прервал свой рассказ, который отвлекал женщину от мрачных мыслей и притуплял чувство голода. Повозившись, он принял более удобное положение, после чего, прикрыв глаза, продолжил:

– Казачки затем решили: в лес ни на шаг. Казаки и те ходили и ездили через чащу только по два-три человека с ружьями наперевес. Только Матвей не страшился случившегося и продолжал в одиночку искать логово страшного зверя. Спустя две недели, пробираясь по глубокой впадине сквозь чащу, он услышал слабый голос, моливший о помощи. Голос был рядом, но раздавался глубоко из-под земли. Долго он искал, и наконец ему удалось определить место, откуда доносилась мольба. В скалистом берегу оврага, видимо, была пещера, но вход в нее был прикрыт громадной глыбой.

Охотничьим тесаком Матвей расширил трещину между входом и валуном. Крикнул внутрь пещеры, и оттуда теперь уже громче раздался женский голос. Вне всякого сомнения, он принадлежал тетке Марфе. Подобравшись поближе к отверстию, она рассказала Матвею о своем приключении. С поляны ее украл «медведь» и принес в свое логово – эту пещеру. Каждый день он приносит ей еду: зайцев, куропаток, диких уток, гусей, косуль. Но она не может кушать сырое мясо и питается только ягодами да сырыми птичьими яйцами. Приносит «медведь» и воду из ручья в большом листе лопуха, свернутом ковшиком. А однажды приволок полное ведро коровьего молока – видно, у кого-то в городке стащил.

Конь-Голова умоляла охотника быстрее освободить ее из этого плена. Ей было страшно сидеть в темной пещере, она боялась мышей и устала от «медведя», который вовсю использовал ее как женщину. Рассказала она и о том, что, уходя в лес, «медведь» закрывает всякий раз вход в пещеру громадным камнем и убежать у нее нет никакой возможности. После этого бедная пленница посоветовала Матвею быстрее убираться отсюда, ибо скоро должен вернуться хозяин пещеры.

На второй день Матвей с большим трудом собрал ватагу смельчаков, вооруженных ружьями и рогатинами. Команда двинулась в путь. Матвей сквозь ветви увидел, что глыба была сдвинута в сторону – значит, «хозяин» дома. Охотник не собирался убивать «медведя», только хотел освободить из плена Конь-Голову – тетку Марфу.

Но осторожный и чуткий зверь, видимо, почуял непрошеных гостей. Раздался рык пострашнее медвежьего. Замешкайся Матвей с выстрелом хоть на секунду, неизвестно, кто из казаков вернулся бы живым в Яицк. Пригоршня крупно рубленого свинца, выпущенного из кованого ружья, начисто срезала зверю голову. Обезглавленное чудище пробежало еще с десяток метров, своим весом ломая на пути не только кустарник, но и деревья, и грохнулось на землю в сажени от ног Матвея.

Десять сильных мужиков с трудом подняли зверя с земли, чтобы донести до повозки. Домой в Яицк возвращались пешком, так как на одной бричке восседала пленница, а в другой лежал труп обезглавленного «медведя». Целиком в повозку он не поместился, и его ноги волоклись по дороге. В городке с «медведя» сняли шкуру, и все присутствующие с суеверным страхом увидели, что «медведь» без шкуры очень похож на голого мужчину. Такие же руки, ноги, туловище и все остальное, только в несколько раз крупнее. Хотя и любили в Яицке отведать медвежатинки, но от этого зверя отказались все. Крупную тушу на волах выволокли в степь за опушку, а к утру от нее ничего не осталось – начисто растерзали волки, лисы и другое зверье. Только крупные кости еще несколько лет валялись на том самом месте. С тех пор ни охотник, ни кто другой не встречали больше такого зверя. Видимо, этот был последним.

– И ты што, взаправду думаш, што энтот зверюка тебе сродни был? – прошептала находящаяся под огромным впечатлением от услышанного Матрена.

– Отцом он мне был, а Конь-Голова матерью, – убежденно ответил Гурьян.

– Што-о-о?! – Голос женщины даже сорвался от волнения.

– Сама вот похляди, – зашептал казак, – в нашей семье все девки нарождались. Аж восемь штук цельных! Матушка с отцом едва мне до поясу доходят. И силы не те. И ешо…

Гурьян озабоченно почесал затылок и, видимо, пытаясь доказать что-то Матрене, продолжил свой рассказ, который женщина посчитала уже оконченным.

Тетка Марфа скоро оправилась после плена, где она потеряла более двух пудов веса, стала ходить по Яицку и на чем свет стоит ругать своих освободителей. Мол, заставь дураков Богу молиться – они и лоб зараз расшибут. Я ведь просила только освободить меня из пещеры, а для чего убивать-то «медведя» было? Ведь каким он ласковым был и сильным в любовных утехах, не чета нашим казачкам-недоноскам. Потом через несколько месяцев Конь-Голова по большому секрету рассказала своей близкой подруге, что забрюхатела от «медведя». А та подруга, тоже по секрету, шепнула на ушко одной, второй, третьей… И дошел этот слух до киржаков-кулугуров, что недалеко от Яицка в деревеньке жили. Они и порешили на совете изничтожить сатанинское отродье. Выследили, когда Конь-Голова пойдет мыться в баню, покрались, подперли дверь бревном и подожгли. Но одного не учли кулугуры, что тетка Марфа уже от беременности свободна была!

– И ты думашь… – Матрена осеклась и, не находя слов, замолчала.

– Да, тетка Марфа – мать моя, – закончил ее мысль Гурьян. – И, родив меня, отдала сестре своей на воспитание. Не хотела, видать, сердешная, штоб ей вслед завсегда плевались и пальцем тыкали.

Наступившая пауза длилась долго. На небе уже появилась бледная заря, когда Матрена спросила:

– Гурьян, а ты сам-то зрил тово «медведя» аль токо понаслышке про нево ведашь?

– Как знать, – неопределенно ответил казак и против своего же желания продолжил рассказ:

– В ту пору он уже большим был и сильным, хотя и годами мал. И полюбилось ему ходить за ягодами и грибами. Бывалочи уходил за много верст от Яицка до самых болот.

Но однажды он оступился – не допрыгнул до следующей кочки – и провалился сквозь тонкий слой зыбкой поверхности болота. Погрузившись по пояс, Гурьян не успел опомниться, как липкая холодная масса цепко схватила его. Сколько он ни бился, ни пытался вырваться из смертельных объятий трясины, но его затягивало все глубже и глубже.

Жижа уже коснулась подбородка Гурьяна, когда сквозь густые болотные испарения он различил размытый силуэт огромной тени, двигавшейся в его сторону. Когда тень приблизилась, утопающий с ужасом