К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

Опускались руки, не хотелось приниматься за дела, и Ор­лов долго не выходил из своей избушки, глубоко задумав­шись и ничего не предпринимая.

Геннадий Иванович в самом деле был не удовлетворен общим положением вещей и тут же своей ближайшей зада­чей поставил найти во что бы то ни стало такое место, с ко­торого действительно можно было бы наблюдать за Амуром и раз навсегда отвадить от его устья мореходов каких бы то ни было государств. Кроме того, точно обследовать, нет ли где-нибудь у самого Амура, поближе к устью, подходящего места для устройства порта.

Через нескончаемые три недели после бессонной ночи на 20 июля, еле дождавшись рассвета, Орлов дрожащими, не­терпеливыми руками вскрыл мучивший его секретный пакет.

Наскоро написанная короткая записка на клочке бумаги встревожила его еще больше: она ничего не раскрывала, но требовала к 1 августа прислать «горою», то есть сухим пу­тем, за 70 верст, на мыс Куегда, топографа с двумя матроса­ми, а после 10 августа, в случае отсутствия Невельского на мысе, предписывала принять энергичные меры к розыску и сообщить об исчезновении генерал-губернатору.

«Значит, – рассуждал Орлов, – там, на Куегде, нужна какая-то съемка, это понятно, а где же та опасность, на кото­рую намекает записка, и где он сам? Не бросить ли дело в Петровском, забрать человек, ну, хоть десятка полтора и спешить туда? Что затеяла эта горячая, отчаянная и упря­мая голова?» Тотчас оставить пост Орлов, однако, не решил­ся, выслал топографа, а сам с двумя бесшабашными матро­сами и переводчиками выехал позже на лошадях и точно 1 августа, смиренно опустив голову, молча выслушивал на берегу широкой и глубокой протоки Пальво бранную речь рассвирепевшего начальника.

– Что вы наделали? Кто вас просил? Я вам поручил строить, строить и строить, а шпионить за мной не ваше де­ло – пусть делают это другие... Поняли?

Орлов молчал.

Через час, однако, конь о конь, впрочем не разговаривая друг с другом, рысили по берегам протоки и озер, причем Геннадий Иванович временами не мог скрыть своего бурного восторга, вскидывал руку, резал ладонью воздух вдоль и поперек водных пространств и громко кричал:

– Восемь! А у самого берега десять! Поняли? А здесь семь кругом! Вот, голубчик, – он тыкал рукой на протоку Пальво, – где порт, а? Плохая зимовка для флота?.. Про­били канал во льду, и с ледоходом пожалуйте русские ко­раблики в море, а? Ведь это что значит? Это значит, что мы будем выходить в море не в конце июня, а в начале мая, – вот что это значит! Это лишних полтора месяца навигации!

Орлова давно уже подмывало спросить, зачем во времен­ном лагере из палаток на мысе поставлена зимняя бревенча­тая избушка, но он не решался. Вызывали вопрос и десятки увешанных шкурами гиляков, сидевших без дела на траве, как бы в ожидании чего-то, в то время как десятка два дру­гих тащили с матросами из лесу бревна и длинную, гладко оструганную мачту.

С праздными гиляками тем временем оживленно беседо­вали, жестикулируя не только руками, но и ногами, оба пе­реводчика: гиляк Позвейн и тунгус Афанасий. Время от вре­мени оттуда доносились дружные взрывы смеха. Веселым, жизнерадостным тунгусам чего-то, по-видимому, не терпе­лось – они то и дело вскакивали с места и, подпевая себе под нос, ритмично покачивались и приплясывали.

Невельской пригласил к себе в палатку Орлова, вызвал матросского старшину, распорядился приготовить к походу шлюпку с запасом на неделю и выстроиться у мачты.

Когда они затем вышли наружу, мачта с пропущенным через блок у вершины шнуром была глубоко врыта в землю, а у подножья лежало свернутым большое полотнище.

«Флаг, – подумал Орлов. – Что же Невельской соби­рается делать?»

Невельской в то время шел по фронту. Он поздоровался с командой, затем пальцем подозвал переводчика и сказал:

– Мои слова запоминайте и тотчас переводите гилякам и тунгусам, – и взмахнул рукой.

По мачте резво побежал кверху, щелкая и развеваясь на ветру, большой государственный флаг. Звонкий салют из фальконетов при криках «ура!» разорвал тишину утра.

– Именем государя императора всероссийского я откры­ваю здесь, – торжественно произнес Невельской, обращаясь к толпе, – русский военный пост Николаевский для защиты вас от притеснений со стороны маньчжур; государь импера­тор принимает вас под свое покровительство, и впредь мы никому не позволим вас обижать. За защитой спешите, когда понадобится, сюда: здесь будет наше с вами войско, наши пушки, наша крепость. С вашей помощью мы сюда никого пускать больше не будем! Солдаты! Старайтесь во всем по­мочь этому миролюбивому населению. На их обиды смотрите как на свои собственные, и пусть гиляки, тунгусы, мангуны станут для вас как ваши родные братья и сестры!

Угощение, танцы, песни; шумная торговля по неслыханно дешевым ценам как с той, так и с другой стороны шла до самого вечера и продолжалась еще и на следующий день, когда шлюпка с Невельским и Орловым, гонимая попутным верховым ветром, быстро двигалась вдоль тихих и привет­ливых берегов.

И еще целых двое суток, до самого Петровского, Орлов терзался неизвестностью: что же еще делал во время своего отсутствия довольный, но по-прежнему неразговорчивый Невельской?

Переводчики объяснили Орлову: Невельской объявил здешним жителям мангунских и гиляцких племен, что вся земля от Хинганского хребта до моря и весь остров Сахалин принадлежат России, а сами они отныне находятся под рус­ской опекой. Вместе с тем он потребовал от гиляков объяв­лять об этом всем иностранным кораблям.

Возвращаясь обратно, путники увидели впереди, за Пет­ровской кошкой, верхушки мачт и поспешили к берегу, думая, что пришли корабли из Охотска. Орлов волновался – не жена ли?

– Парадную форму! – скомандовал Невельской. – И марш со мной!

В сопровождении Орлова и трех матросов, взобравшись на борт сначала американского, а потом гамбургского кито­боев, Невельской объявил капитанам, что они находятся во владениях России, простирающихся к югу до границ Кореи, и что плавание и промысел в Охотском море могут быть разрешены только им, Невельским, и начальниками портов Аяна и Охотска. Китобои просили разрешить им салютовать Петровскому порту и обязались уйти в море на следующий же день, прося дать им лоцмана для проводки судов через протоки лимана.

– Лоцмана я вам дать, к сожалению, не могу, – серьез­но сказал Невельской, – поскольку вы забрались сюда без разрешения. Выкарабкивайтесь, как знаете, на свой риск и страх. Предупредите о моем объявлении вам все встречные суда.

– Со стороны туземцев как с материка, так и из Саха­лина ко мне поступило очень много жалоб на причиняемые командами китоловных судов обиды, – добавил Невель­ской, – впредь мы этого не потерпим, и нами отдано соот­ветствующее распоряжение нашим крейсерам преследовать и арестовывать такие суда.