Диверсанты - Евгений Андреянович Ивин

* * *

За несколько секунд Филипп успел «просмотреть» всех своих знакомых, но ни один человек, по убеждению Саблина, не мог появиться в этой тюрьме.

Черная фигура охранника зловеще вырисовывалась в проеме двери, убеждая его лишний раз в опасной затее, связанной со свиданием.

– Ты что, оглох? Или рехнулся от счастья? Тебе говорят: Вондрачек, на свидание! – уже зло прикрикнул черный мундир.

Филипп понял, что свидание неизбежно, с кем-то надо сейчас встречаться и о чем-то говорить. Неужели кто-то решился прийти на свидание? Это же безумие, самоубийство, риск огромный появляться в тюрьме, да еще просить с ним свидания. Он шел в волнении по длинным коридорам тюрьмы, сопровождаемый черным мундиром. Дверь распахнулась, и он остолбенел. Он ждал кого угодно, перебирая в памяти всех, кого знал, но то, что в комнате свиданий окажется Ганка – такое не могло вместить его сознание. Филипп даже подумал, что ошибся. Ганка пришла к кому-то другому, но она бросилась ему навстречу. Как она оказалась здесь? После ранения ее отправили в Банску Быстрицу, и до него изредка доходили о ней вести. После той страшной ночи, когда Филипп отстреливался в окруженном доме и прижимал к себе раненую девушку, а потом нес ее в горы, он потерял покой, она снилась ему по ночам, в каждой девушке он видел Ганку и вспоминал ее даже тогда, когда после перенесенных пыток лежал в сырой темной камере. Ее появление было настолько неожиданным, что Филипп даже не сообразил, что свидание ему дали не в специальной комнате для свиданий, где их разделяло бы стекло и надзиратель строго следил за тем, что они говорят друг другу. Здесь же Ганка обвила его шею руками и прижалась губами к его губам. Филипп обнял девушку и почувствовал, как напряглось ее тело.

– Я так тосковала! Думала, не доживу до нашей встречи, – горячо шептала она, не обращая внимания на надзирателя, который сидел в углу и натурально дремал, предоставив им возможность говорить друг другу о любви.

– Кто тебе разрешил сюда прийти? – одними губами спросил Филипп девушку, все больше проникаясь тревогой за нее. Он был достаточно искушен во всякого рода провокациях и подвохах и прекрасно понимал, что визит Ганки в тюрьму – это не подарок ему. За этим что-то стоит, и надо как можно быстрее это разгадать.

– А разве мне нужно разрешение, чтобы тебя любить? – ответила она, и глаза ее смеялись, а взгляд был ласковым и теплым, как майское солнце. – Привет тебе от Кря… – одними губами произнесла она, и Филипп все понял: появление Ганки – это часть какого-го плана, разработанного Кряжем по спасению их всех из этой адской тюрьмы.

– Теперь я буду часто приходить к тебе. Я ведь живу в городе, а это рядом, – сказала она, но Филипп не понял, что было зашифровано в этой фразе. Понял одно, что она предназначалась для его ушей и что-то значит.

– Свидание окончено! – пробасил надзиратель, раскрыв сонные глаза. – Окончено! – повторил он и подошел к ним.

– Я приду завтра, жди меня! – Ганка выскользнула из его объятий и гордая, как Нефертити, понесла свою голову, украшенную копной темных с медным отливом волос. Она скрылась за дверью, а Филипп все стоял и не мог прийти в себя от изумления, волнения и правды, которая, скорее, напоминала фантазию.

– Иди, иди! – подтолкнул его надзиратель. – Увидел бабу и раскис. Придет завтра, господин Грановик распорядился!

«Черт возьми! Как я не понял сразу, что это сети белобрысого! Теперь он ее возьмет и на моих глазах начнет сдавливать обручем голову. Господи! Спаси ты ее! Если он пойдет на такое, я разобью себе голову о стену. Да, я разобью голову, у меня хватит на это сил! Тогда Ганка ему будет не нужна».

Он в волнении мерял шагами камеру, и мысли носились в его голове, скручиваясь в тугой непонятный узел. «Что же он хочет от Ганки?» – стал Саблин анализировать дальше поведение белобрысого. Ему хотелось смоделировать не только тот вариант, который пришел в голову сразу, а просмотреть все, что было возможно в пределах изобретательности этого хитрого иезуита. – «Конечно, хочет связи, подталкивает меня на принятие решения, рисует благополучное будущее, дает возможность оценить то, что я буду иметь, если пойду ему навстречу, и конечно, то, что я потеряю, если не пущу его дальше обещания сообщить о нем в Лондон. Ясно одно: белобрысый хочет напрямую выйти на связь с Лондоном. И если он получит эту связь, он меня уничтожит, чтобы я не достался Дзорде. Надо думать и разрабатывать нужный вариант, но сначала слово за Кряжем.

Даже если это искусная игра Ганки, и она вынуждена притворяться, Филипп с нетерпением ждал ее прихода на свидание.

С наступлением дня он вдруг почувствовал, что никогда еще в жизни не был так счастлив, как в этот день, даже омраченный тюрьмой и неизвестным будущим. Едва звякнул засов и распахнулась дверь камеры, Филипп был уже у порога. Охранник равнодушно поглядел на него и сказал:

– Вондрачек, на свидание!

Пройдя ряд коридоров и дверей, охранник передал его вчерашнему пожилому надзирателю, и, лязгнув металлической дверью, пошел обратно.

Филипп чуть не бежал, а надзиратель ворчал:

– Не спеши! Никуда она от тебя не денется. Господин Грановик разрешил вам обвенчаться.

Если бы грянул гром, Филипп был бы меньше поражен этим явлением, чем словами надзирателя. Он вдруг встал как вкопанный и переспросил шепотом, у него перехватило горло:

– Как обвенчаться?

– Как все, только священник прибудет сюда.

Что-то совсем непонятное и таинственное творилось вокруг Саблина, готовился какой-то грандиозный спектакль, в котором ему предстояло играть ведущую роль, но он не был к ней готов и теперь плыл по течению, подчиняясь его скрытым природным направлениям. Филипп совсем не представлял своего будущего действия, но чувствовал, что его решающий момент запланирован Кряжем.

Ганка стояла посреди комнаты, она излучала свет, тепло, радость, счастье, любовь. Филипп даже подумал на какую-то секунду, что такой прекрасной актрисы, наверно, свет еще не видел и – какая жалость! – не увидит. На ней был голубой шерстяной костюм, волосы перехватывала широкая голубая лента. На него смотрели, сияя голубой радостью, глаза-васильки. Едва Филипп переступил порог комнаты, Ганка бросилась к нему и стала страстно целовать его губы, глаза, щеки. Это было так натурально, что надзиратель отвернулся к окну и стал смотреть сквозь решетку на улицу.

– Начальник разрешил нам обвенчаться здесь, в тюрьме, – прошептала она между