Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

Среди них был один, который не участвовал в общем приглушённом гомоне. Это был молодой человек с рыжими волосами и отрешённым, почти сонным взглядом. Наконец он повернулся к говорившим и осведомился:

— Ребята, вам действительно нужна эта дурь?

На него посмотрели. Никто его не узнал. Этого типа точно не было в автобусе! Или был?

— Ты кто? — спросил один.

— Ну, таким вы меня не признаете, — ответил чужак. — Но если я нацеплю рабочую шкуру, то, может, и сообразите.

Его одежда и наручники пошли рябью и начали менять цвет и форму. На глазах у всех он окрасился в чёрное с красным, и его моментально узнали.

— Карнаж! Боже, да это Карнаж!

Те, что находились ближе, отшатнулись. Они слишком хорошо знали о смертоносной непредсказуемости Карнажа.

— Не разбегайтесь, братва! — воскликнул Карнаж. — У нас будет праздник!

Серийные убийцы переглянулись. Послышался шёпот:

— Это Карнаж, крутейший чувак! Первый среди мокрушников! Самый знаменитый серийный убийца всех времён!

— Эй, народ, а ну-ка послушайте меня! — крикнул Карнаж. — Вы знаете мой девиз. Ничто не мерзко, если весело. Я прав или я всё равно прав?

Аудитория разразилась бешеными аплодисментами.

— А коли так, — вскричал Карнаж, — устроим полный отрыв! Давайте-ка навестим эту лабораторию и узнаем, что за соблазнительная химия там припасена!

Они хлынули из конференц-зала в коридоры и поспешили вверх по лестнице. Охрана скрылась. Моррисон предупредил её о возможности бунта и велел временно отступить. Охранникам разрешили стрелять на поражение только при возникновении угрозы для их собственной жизни. И честно говоря, они были рады убраться подальше от твари, которая была не совсем человеком.

Карнаж, будучи в полтора раза выше других убийц, возглавил ораву и увлёк её на последний этаж.

Оказавшись на месте, они помедлили, осваиваясь и приходя в себя. Затем увидели табличку «Лаборатория № 1» и бросились к двери. На той значилось: «Посторонним вход воспрещён», и она была заперта.

Карнаж протолкался к ней, подёргал ручку и заявил:

— Если дверь заперта, то это значит, что внутри что-то ценное.

С презрительной лёгкостью он обрушился на неё и сорвал с петель. Потом вошёл в лабораторию, сопровождаемый толпой по пятам. И там остановился.

В дальнем конце комнаты на небольшом возвышении стоял доктор Моррисон в длинном белом халате и с двумя сверкающими пробирками в поднятых руках. За его спиной прятался Рамакришна.

— Моё почтение, док, — произнёс Карнаж. — Очень милый приём. Что это у вас в руках? Наверное, что-нибудь необычное.

— Весьма необычное, — спокойно ответил Моррисон.

Он поднял одну пробирку повыше. Её содержимое было ярко-голубым, кобальтового оттенка.

Карнаж осклабился:

— Уж не восхитительное ли там психотропное вещество, о котором я так много слышал?

— Оно самое, — молвил Моррисон. — Это уникальный образчик умственной функции, известной как суперэго. Мы полагаем, что он усиливает другую, которая называется совестью.

— Совесть в посудине! — воскликнул Карнаж, расплывшись в острозубой улыбке. — Я в восторге!

— В случае успеха, — продолжил Моррисон, — это вещество станет самовоспроизводящимся корректором ваших антисоциальных наклонностей.

— То есть мне больше не захочется убивать? — насмешливо уточнил Карнаж.

— Если выразиться лаконично, то да. Оно дарует вам преображение, по которому, я знаю, вы стосковались в сокровеннейших родниках своей души.

Карнаж гадко расхохотался и этим лучше всяких слов показал, как относится к мнению Моррисона.

Доктор бесстрашно заговорил дальше:

— Я уверен, что любое разумное существо томится по искуплению, добру и приличному месту в обществе.

— Знаете, док, — сказал Карнаж, — вы ничем не лучше ослов из Равенкрофта. По-вашему, я тайно мечтаю быть добрым? Дайте-ка сюда эту дрянь!

— Осторожнее! — предупредил Моррисон. — Это великая редкость! Бесценная!

— Да неужели?

Карнаж схватил пробирку и раздавил её в кулаке. Затем под бешеные рукоплескания убийц приспустил костюм со своей рыжей башки и втёр липкое вещество в кудри.

— Мне всегда хотелось иметь хорошие волосы, — признался Карнаж. — Авось хоть это поможет. А что в другой пробирке?

— Ничего интересного, — ответил Моррисон, прикрывая пробирку с ярко-красной жидкостью.

Карнаж выдернул её из пальцев учёного.

— Говорите, док, и не вздумайте врать. Поверьте, я догадаюсь.

— Мне бы это и в голову не пришло, — сухо произнёс Моррисон. — В красном веществе находится основа, из которой мы выделили субстанцию супер-эго.

— Основа? Что вы имеете в виду?

— Для извлечения супер-эго сначала нужно получить вытяжку эго.

Карнаж присмотрелся к пробирке на свет.

— Эго, вы говорите?

— В чистом виде. Но у вас его и так полно. Подозреваю, что даже с избытком.

— Бросьте! — возразил Карнаж. — Эго слишком много не бывает.

— Подождите! — сказал Моррисон. — Препарат ещё не испытан на людях!

— Ничего не поделаешь! Так или иначе я не совсем человек. Я проведу для вас испытание, док. И если мне не понравится…

Карнаж подмигнул душегубам, и те зааплодировали, когда он поднял пробирку и выпил содержимое до последней капли.

Наступила тишина. Собравшиеся в лаборатории уставились на Карнажа, пытаясь угадать по странным жестам, что происходит у него в голове.

Рамакришна, следивший за этой сценой, предположил, что конечности не могут выразить всего, что творится в сознании Карнажа. Никакой жест не в состоянии передать внезапного наплыва чувства, которое, должно быть, испытывает Карнаж: чувства самости — абсолютной карнажности!

Самоощущение Карнажа расширилось, как будто взмыл занавес, обнаживший его подлинное «я». То, что Карнаж почитал за данность, предстало во всей ослепительной непосредственности — насколько он драгоценен, какой он особенный, неповторимый, уникальный, незаменимый,