Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

— А как вы охарактеризуете эту последнюю стадию, доктор Рамакришна? — спросили из зала.

— Как абсолютный нарциссизм — состояние, отличающееся пассивностью и непрерывным самосозерцанием. Субъект пребывает в нём постоянно, пока находится в зеркальной комнате, которую принимает за убежище, однако на самом деле это тюрьма. Вот что должно было случиться и почти случилось.

Помедлив, Рамакришна добавил:

— Именно поэтому я назвал метод доктора Моррисона успешным, несмотря на провал. Всё было бы хорошо, если бы он обуздал своё желание задать ещё несколько вопросов. Если бы он сразу оттуда ушёл. Если бы Карнаж не увидел кровь доктора на зеркалах.

Кто-то спросил:

— Вы думаете, что этот метод можно испытать ещё раз?

— Не вижу причин считать эксперимент проваленным, — ответил Рамакришна. — Но сомневаюсь, что его удастся повторить. Для обычного человека он не подходит. А Карнаж теперь знает о нём и больше не позволит себя обмануть. Эксперимент был успешным, леди и джентльмены, но пациент не излечился.

Эрикс

The Eryx — Lord of the Fantastic: Stories in Honor of Roger Zelazny 1998/09; перевод: Елена Георгиевна Голубева

Я проснулся и огляделся. Всё оставалось примерно таким же, как обычно.

— Привет, Джули, — сказал я. — Уже встала?

Джули не ответила. И не могла ответить. Она была просто моим воображаемым партнёром по играм. Возможно, я сошёл с ума, но по крайней мере я знал, что Джули — это кто-то, кого я сотворил сам.

Я вылез из кровати, принял душ, оделся. Всё было как обычно. И всё же меня не покидало чувство, будто что-то изменилось.

Я не знал, что меня больше всего раздражает в окружающих меня декорациях. Я запретил себе раздражаться. У меня была одна комната и ванная. Снаружи была веранда, окружённая стеклянной загородкой. Я мог там гулять и загорать. Похоже, они заставляли солнце сиять целый день, без выходных. Я часто задавался вопросом, что случилось с дождливыми днями, которые я помнил с юности. Возможно, дождливые дни и были, просто я не видел их. Я давно уже подозревал, что моя комната со своим стеклянным дополнением находилась внутри какого-то другого здания, по-настоящему огромного, где кто-то строго контролировал свет и климат, делая их такими, какими было задумано. Очевидно, они хотели, чтобы целый день сияло чуть приглушённое лёгкой дымкой солнце. Кстати, самого солнца я здесь никогда не видел. Только белое небо и исходящий от него свет. Он мог исходить и от прожекторов, как я понимал. Они не позволяли мне видеть слишком много.

Впрочем, я заметил их камеры. Это были миниатюрные устройства, «Сони», насколько я мог определить, их крошечные матово-чёрные головки всё время крутились, удерживая меня в поле зрения. В моей единственной комнате тоже были камеры, во всех четырёх углах, они прятались за стальными сетками, чтобы я не мог вырвать их из стены, даже если бы захотел. Камеры были и в ванной. Меня это бесило. В первые дни моего пребывания здесь я орал на эти стены: «Эй, что это с вами, ребята, у вас что, нет никакого понятия о частной жизни? Мужик что, уже и отлить не может без вашего наблюдения?» Но никто мне не отвечал. Никто не разговаривал со мной. Я находился здесь уже семьдесят три дня, об этом говорили отметины, которые я делал на пластиковом столе, чтобы не сбиться со счёта. Правда, иногда я забывал процарапывать столешницу, так что не удивился, если бы выяснил, что моё заключение длится намного дольше. И разрешили мне делать записи, но не дали компьютера. Неужели они боялись, что я мог что-то проделать с компьютером? Я не представлял что. Дали они мне и кое-какое чтиво. Одно старьё. «Моль Фландерс». «Королевская идиллия». «Илиада» и «Одиссея». Всё в этом роде. Хорошие книги, но не вполне уместные. И ещё они никогда не показывались сами.

Что бы это значило? Я не мог догадаться. Я даже не знал, как они выглядели. Они сграбастали меня семьдесят три дня назад. Уже тогда начали происходить странные вещи. Я был дома. Получил срочный факс. Президентский офис. «Вы срочно нужны нам». Я отправился туда. Вообще-то они прислали за мной людей. Людей, которые не отвечали на мои вопросы. Я пытался что-то выяснить. Что бы это значило? Вам всё объяснят на месте — вот единственное, что они мне говорили.

А потом я оказался здесь. Мне дали номер, сказали, чтобы я отдохнул, совещание скоро начнётся. В ту первую ночь я заснул и был разбужен звуком стрельбы. Я бросился к двери. Она была заперта. До меня доносились крики людей, звуки борьбы в коридоре. А затем наступила тишина. Она длилась и длилась.

Сначала я обрадовался, что оказался жив. Других, как я подозревал, поубивали. Тех людей с постными лицами, которые привели меня сюда. Все мертвы, я был в этом уверен. Я единственный, кто выжил. Но зачем? Что от меня хотели?

За дверьми своего номера я стал различать какие-то звуки. Было похоже, будто некто что-то строит. Они занимались не чем иным, как ограничением моей мобильности. Обрезали мой трёхкомнатный номер до размеров комнаты, ванной и застеклённой веранды. Зачем они это делали? Что бы это значило?

Вся чертовщина заключалась в том, что я догадывался, что всё это значило. По крайней мере мне так казалось. Но я не хотел признаваться в этом самому себе.

Потом пришло время тестов. Это случилось несколько недель назад. Они просовывали инструменты через дырку в потолке. Какие-то твари рассматривали меня, твари на другом конце кабеля записывали все мои данные. Я слегка обезумел во время этих процедур. Я знал, что они пару раз усыпляли меня. Когда я приходил в себя, то обнаруживал на теле порезы и следы уколов. Синяки. Они ставили на мне опыты. Пытались что-то выяснить. Использовали меня, как морскую свинку. Но для чего? Просто потому, что я заварил всю эту кашу? Это было несправедливо. Они не имели права этого делать. Это была не моя