Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила

А что осталось? Айвар порой задавал себе этот вопрос, когда коротал остаток вечера в своем убогом домишке и с отвращением глядел в зеркало. Как за столь короткий срок он, молодой, цветущий, образованный и полный энтузиазма человек, мог превратиться в опустившегося сельского африканца с отекшим лицом и мутными недобрыми глазами, выглядящего лет на десять старше своего возраста и неотличимого от множества таких же на улицах Семеры? Порой Айвару уже начинало казаться, что вся его жизнь была сплошной ошибкой. Чем же еще можно было объяснить такой страшный поворот?

Даже брак с Налией... Трагедия случилась из-за того, что супруги не пришли к компромиссу, но всегда ли они понимали и слушали друг друга до этого? Сейчас он порой даже сердился на жену за упрямство, с которым она запретила навещать ее и вообще спрашивать о месте ее пребывания. По какому, собственно, праву он не может знать о состоянии родного человека? Раньше ему как-то не приходило в голову, что он за годы их совместной жизни отвык от слова «нет» и слова «но», потому что его все устраивало — быть ее тылом, отдушиной, источником вдохновения и хранителем гармонии в семье. В конце концов Налия этого заслуживала: не зря же ее имя с таким уважением и теплотой произносилось в комитете и в его госпитале. Налия верила, что все люди рождаются с достоинством, и если растолкать в них это знание, они уже никому не позволят его отнять. Друзья и коллеги родителей всегда говорили, что Налия выросла образцом чиновничьей чести и мудрости в серьезном, высоком смысле этих слов.

А простые медики, в том числе мужики старше ее, делились с Айваром бесцеремонными, но очень душевными соображениями: «Хоть Налия и девчонка, но у нее есть редкий дар — она из тех лидеров, которых хочется слушаться. Впрочем, Айви, кто это знает лучше тебя...» — и многозначительно улыбались.

Но сейчас мягкость и покорность казалась ему неуместной, и в конце концов Айвар долгими и трудными путями выведал, где находилась Налия. Она работала учительницей и нянькой в дальнем округе, одном из самых бедных в стране, где школы еще были редкостью и пребывали в совсем убогом состоянии. Решив не ставить жену в известность и просто посмотреть на нее издалека, Айвар взял два дня отгула и отправился туда на поезде, через Дыре-Дауа. С собой у него, помимо таблеток, воды и символической закуски, был большой мешок с альбомами для рисования, карандашами и детскими книгами.

За время поездки в душном вагоне, пропахшем потом, едой, домашней скотиной, Айвар больше всего запомнил детей, бегущих за поездом в надежде на милостыню, — местами дорога даже была ограждена проволокой, чтобы не подпускать их к рельсам. Они мчались так быстро, что Айвар усмехнулся, вспомнив о прославленных на весь мир скоростных качествах африканцев.

Наконец он прибыл к месту назначения и нашел поселок, где находилась школа. Айвар отдал директору посылку для школьников и расспросил его о противомалярийной вакцинации, а потом смог украдкой взглянуть на урок под открытым небом, который вела Налия. Толком рассмотреть ее не удалось, но она по крайней мере была цела и невредима, и впервые за это время у него немного полегчало на сердце.

А через несколько дней после возвращения случилась необычная история. Айвар тогда ехал от родителей Налии к себе в деревню, и день уже клонился к сумеркам, но красноватое небо все еще казалось таким же раскаленным, как каменистая почва. Ненадолго свернув на обочину, чтобы попить воды, Айвар вдруг почувствовал какое-то странное беспокойство, которое иногда посещало его при резкой перемене погоды — он знал, что для некоторых больных она была чревата осложнениями.

Но сейчас оно обострилось больше чем всегда: руководствуясь одним неведомым инстинктом, Айвар развернул машину и доехал до одного из ближайших поворотов. Там на узкой тропе стоял массивный внедорожник, который он не заметил сразу. Этот простой в безлюдной местности насторожил Айвара и он заглянул в окно автомобиля. В салоне было двое хорошо одетых белых людей — мужчина средних лет за рулем и девочка-подросток на заднем сиденье. Оба находились без сознания, и через тонированное стекло Айвар заметил зловещее покраснение кожи и другие признаки теплового удара. Думать было некогда, так как сотовая связь здесь ловила крайне плохо, он высадил одно из боковых стекол гаечным ключом, разблокировал дверь и вытащил обоих пострадавших. У себя в машине он постарался уложить их и обернул мокрыми полотенцами, а потом быстро поехал в больницу. Уже оттуда он позвонил в город и попросил эвакуировать оставленный внедорожник.

Довольно скоро необычные пациенты стали приходить в себя и оказалось, что у машины перегрелся аккумулятор в самые опасные часы, когда солнце палило беспощадно. Неопытные путешественники понадеялись, что в салоне будет прохладнее, но он быстро раскалился и мужчина отключился первым, а вскоре потеряла сознание и его дочь. Врач сказал Айвару, что еще немного времени могло стоить им жизни.

От него же Айвар узнал, что они были из Италии и приехали сюда исследовать памятники периода оккупации (мужчина был журналистом), а заодно решили испробовать и экстремальные маршруты. Сам он, конечно, тоже присматривал за больными, но не обсуждал их спасение, да и вообще неохотно вступал в разговоры. Однако журналист обратил внимание на необычного африканца, явно образованного и культурного, хоть и с угрюмым нравом, и расспросил персонал о нем. Те охотно рассказали об Айваре, а кое-кто из сведущих проговорился и о том, как он сюда попал.

Уже перед выпиской итальянец зашел в сестринскую к Айвару и нерешительно заговорил по-английски:

— Здравствуйте! Простите за беспокойство, но это ведь вы нас вытащили?

— Ну и? — спросил Айвар, продолжая просматривать рабочие бумаги.

— Я просто хотел поблагодарить, за себя и за дочку. Уже супруге домой сообщил, она обещала за вас помолиться!

— Ну спасибо, — отрывисто сказал старший медбрат. Эта неприветливость не удивила приезжего: его успели посвятить во все беды Айвара. Осмелев, он подошел к его столу и произнес:

— Послушайте, я узнал, что вы сюда приехали служить после того, как вас сняли с должности в столице. Вас и вашу жену (только теперь Айвар поднял на него глаза). Но я верю, что вы ни в чем не виноваты: такие люди не могут быть ни казнокрадами, ни предателями. Вы позволите мне написать о вас в европейском издании? Я обещаю связаться с вашими товарищами в Аддис-Абебе и опираться только на подтвержденные сведения. Не волнуйтесь, никакого скандала и агитации не будет! Я просто хочу помочь восстановить справедливость.

— Ну напишите, — ответил Айвар после небольшой паузы, но все так же бесцветно, и вскоре уже не вспоминал об этом разговоре. На прощание итальянец подарил ему образ Черной Мадонны и брошь из муранского стекла в виде цветочного венка. Ее Айвар отдал теще: та, несмотря на возраст и болезни, все еще радовалась приятным неожиданностям.

У Айвара были свои заботы — приближалось время освобождения Налии и он временами думал: как их обоих изменили эти два страшных года, выдержат ли такое испытание их былые чувства, знавшие только счастье и надежды? Да, Налия любила его с юности, но до чувств ли, когда нет будущего, а только лямка фактического существования, жуткая проверка на то, кто первым не сможет тянуть дальше?

Однако наконец Айвар получил извещение, которого так ждал. Письмо от жены с точной датой ее приезда в Афар пришло по почте, которая здесь работала ни шатко ни валко, но к счастью, доставила его вовремя.

В указанный день Айвар освободился на работе пораньше и прибыл в торговый город Аваш, через который пролегала железная дорога. На местной станции Налия попросила ее встретить. Припарковав машину, он вышел, чтобы покурить, и почувствовал, как дрожат руки, но почему-то ему показалось, что это не от таблеток, а от давно забытого чувства, похожего на воодушевление. Айвар знал, что супруга не поехала бы к нему только из-за безысходности, привычки или желания сохранить видимость брака, а значит, он все еще нужен ей так же, как она ему. Ради этого, право слово, стоило выжить...